За ночь они действительно здорово продвинулись по пути исцеления. И Макс не так вымучился. Поэтому рано утром он пришел домой терпимым и в меру покладистым. Пока "молодожены" пробуждались, он успел разукомплектовать велосипед и достать драгоценное колье. Затем, вспомнив, что давно не ел, позавтракал по- семейному. Решили, что взрослые всё- таки сегодня съедут. Он переночует один, вон на той раскладушке. Все документы здесь. Вот деньги. В общем, дерзай! И Макс вновь завалился спать, но на этот раз с более светлыми чувствами.
Проснулся он вечером с сознанием какой- то гулкой пустоты. Он лежал на своей кровати среди пустой комнаты. Рядом, на старинной армейской табуретке лежала записка.
" Сынок, мы решили тебя не тревожить. Всё обговорено. Ты, выходя, только захлопни дверь, всё оставшееся, кому надо, заберут. Не забудь документы и деньги. До встречи. Отец".
Вот так. " Уходя, только захлопни дверь…" Максим включил везде свет и прошелся по действительно гулкой квартире. Ввернутые в патроны лампы светили холодно и неуютно. " Только захлопни" А пятнадцать лет куда? Куда, папа? Вот здесь, за этими батареями, ты по дедовой традиции прятал от нас домашнюю колбасу, чтобы высохла. А вот здесь, в это углу…В этом, да? Вы с мамой поставили меня и заболтались. А я стоял- стоял и уснул. А вот здесь… А здесь… И теперь "только захлопни"? Неужели всё это ты так спешишь вычеркнуть, папа? Или уже вычеркнул? Максим прикоснулся к выглядывавшему куску старинных обоев - тех, которые должны были помнить еще тепло маминых рук. Мама… А ведь я даже…- остановился вдруг он.
Максим закончил своё лечение с рассветом. Даже раньше, но до первых утренних зарниц, уже по традиции, одарил девушку своими золотыми лучами.
– Всё. Вставай, - предложил он. - Вот так, сама. Смелее. И распрямись. Нет уже боли. И не будет. И нога, как у всех. Даже лучше, чем у многих. Давай, пройдись. Потренируйся.
Девушка послушно, с напряженным лицом распрямилась, прислушалась к новым ощущениям. Сделала шаг, с непривычки оперлась за стену. Сделала другой. Заулыбалась. Затем порывисто, всё- еще смешно передвигая ногами, бросилась к Максу.
– Что, что, что я могу для тебя? Что? Ты хоть сам понимаешь что ты для меня сделал? А это надолго? - вдруг спохватилась она.
– Думаю, навсегда. Пойду я. Знаешь, что я попрошу? Ты, вы все… помните. Не надо, как старую квартиру. Захлопнул - и всё.
– Я, наверное, тебя понимаю. Макс, Максимчик, разве такое можно забыть? Но ты куда? После такого - и уходишь?
– Есть ещё одно дельце. Должок. Мусор выгрести.
– Как знаешь. Ни просить, ни, тем более, приказывать не могу. Тогда… тогда… - девушка метнулась к постели, сорвала со стены распятие и протянула своему спасителю. - Вот, самое дорогое, что у меня есть. Не хочу сейчас рассказывать. Возьми. Когда тяжело будет, прикоснешься - вспомнишь.
Юноша прошел по знакомой с детства аллее. Парк сдавал - старел и дурнел на глазах. Вековые деревья - свидетели знаменитого прошлого этого края - величественно угасали, постепенно теряя листву, ветви и кору. Новая дикая неухоженная поросль вылазила где попало. И если центральные аллейки ещё хоть как- то поддерживались в порядке, то в глубине парка царило какое то мрачное запустение. Не вызывал больших симпатий и парковый ресторан. Со времени встречи с Прохором он, конечно, мало изменился. Но тогда была поздняя весна. Или раннее лето? Сейчас, в жару, среди деревьев с пожухлой листвой, здание казалось бы неказистым и вообще заброшенным. Если бы не тусовка всевозможных авто. Несколько, наиболее престижных, стояли у входа. Другие, многофункциональные внедорожники умастились и на центральной примыкающей к ресторану аллее и на боковых аллейках.
Пара громил в излюбленном прикиде - коже, очках и при жвачке, не пустила Макса даже к двери с табличкой "Спецобслуживание", посоветовав юноше "быстро уносить отсюда свою задницу". Макс почти послушался - присел на дальней скамейке, в пределах видимости здания. На этой же скамье он ожидал тогда Прохора. Как давно это было! Давно? Он вспомнил ту первую разборку, своё первое убийство. Всё - таки тем двоим сердца он оборвал сам. Ну и что? - мысленно продолжил он спор с Татьяной. - Вон, стоят две гориллы. Нет. Противней. Павианы. Убьют, не поморщившись. Или те, кто собрался там, внутри. Заматерелые. Какое там раскаяние или исправление. Смешно! Ты в другом права, Танюша. Сейчас ослеплю я их или покалечу, и что? Ещё больше обозлятся. Ещё безжалостнее, ещё подлее. Нет! Выжигать! Как жгу метастазы раковой опухоли! Но как конкретно? Устраивать мелодраму, как у Ржавого незачем. Нечего выяснять. А на расстоянии… Он вдруг вспомнил, как прихватил сердце у Прохорового подручного, когда тот сидел в машине. Сам Макс тогда был в гараже, а Прохор с этим…Бодей что ли? уже выехали на своем джипе. Да. Тогда смог. Но знал, видел этого человека, представлял его. А сейчас? И не одного. Ну, это не главное. Если полем можно лечить сразу нескольких, то убить - подавно. Полем. Электричеством? Он вспомнил рассказ Холеры про короля биллиарда и вздрогнул. Это же надо - такой шик. В ванной - и с телефоном. И даже не с сотовым. Нет, здесь так не пойдет. Не дотянусь. Или дотянусь, но на таком расстоянии рассеется. Это как свет. Или звук. Звук? А что если? Он вспомнил публикации об инфразвуковых волнах - убийцах. Типа органных, только еще ниже. Если попробовать?
Максим представил себе длинный тоскливый звук органной трубы. Ниже. Еще ниже. Теперь она не слышна и не видима, но она есть, эта волна. Он закрыл глаза и почувствовал рождение в себе этой новой силы. Как тогда, перед прыжком на спор, эта волна поднималась откуда-то из глубины, словно лава вулкана бурлила и закипала в нём, приливала и опускалась, словно ждала сигнала вырваться наружу. Не хватало зла, того самого гнева, который помог проявиться его первым убойным качествам. И в этом ему помогли стоявшие на крыльце павианы. Связавшись с кем- то внутри и, видимо, получив инструкции, они оба вразвалку направились к нагло развалившемуся на скамейке юнцу.
– Слушай, урод, тебе каким языком сказано убираться? Ты не понимаешь, или помочь? - протянул один из них лапу к Максу. Созерцание этой наглой откормленной морды очередного "хозяина жизни" явилось катализатором. Макс почувствовал, как вырвалась из него невидимая смерть и рванулась в здание, к собравшимся там вражинам.
Видимо, инфразвук лишь слегка зацепила находившихся рядом с Максом часовых. Они остались живы, лишь одинаково схватившись за головы, рванулись прочь - каждый в свою сторону.
– Вот и всё, - прошептал Максим. Он понял, почувствовал, что там действительно "всё". Мститель встал и медленно побрёл по аллейке, а затем - по полуприметной тропке к выходу. Возле тех самых зубцов вросшей в землю башни Максим остановился, собираясь с мыслями. Хома с друзьями всё- таки пробрались туда? И он вытащил этот мой крест оттуда? Мой? И за это его растерзали? Эти, которых я сейчас…? Ну, тогда, мой странный товарищ, ты отомщен. Хотя, нет. Не те. Да. За этот крест, но не те. Кто - то пострашнее, - вновь почувствовал юноша, но бояться не было сил. Он был сейчас опустошён этим массовым убийством. Вот так, скопом, не видя, не чувствуя… Правильно ли это? Можно ли? Макс плюхнулся на заброшенную скамейку в глухой части парка и тяжело задумался. Он вспомнил рассказ отца про рассказ деда. Да- да рассказ про рассказ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
