этого элемента принуждения. Более важным фактором стало изменение характера протестантского возрождения. Начавшись как экуменическое движение, протестантское возрождение примерно с 1830 года стало приобретать более резкую конфессиональную направленность. В частности, лютеранство пережило большой расцвет, отчасти вызванный празднованием 300-летия Аугсбургского исповедания 1530 года, ключевого доктринального текста лютеранства. Под давлением этого лютеранского конфессионального возрождения сформировалось старолютеранское движение, потребовавшее права на отделение от церкви Прусского союза.
Эмоциональным стержнем движения была глубокая привязанность к традиционной лютеранской литургии, которая была изменена под эгидой Прусского союза. В разгар старолютеранской агитации в Королевстве Пруссия полицейским властям было известно о примерно 10 000 активных сепаратистов, большинство из которых было сосредоточено в Силезии, где влияние соседней Саксонии, центра лютеранства, было особенно сильным. Король был разгневан и искренне озадачен таким сопротивлением. Он задумывал свой церковный союз как широкую церковь, в которой все протестантские христиане могли бы найти уютный дом - как кто-то мог возражать против этого? Подстрекаемые своим монархом, прусские власти совершили все обычные ошибки. Прежде всего, они предположили, что старолютеране - всего лишь незадачливые дуры злобных агитаторов. В отчете за июнь 1836 года 600 сепаратистов в округе Цюллихау описывались как люди "с ограниченными умственными способностями", которым "нечего терять в материальном плане", и поэтому они были уязвимы перед "усилиями фанатичного проповедника".64
Убежденные в том, что старолютеранское движение утихнет, как только будут нейтрализованы его главари, прусские власти обрушились на сепаратистских проповедников, вводя драконовские штрафы и сроки тюремного заключения и размещая войска в тех районах, где общины отказывались видеть в этом смысл. Эти меры оказались предсказуемо безрезультатными. Силезский сепаратизм был движением, имевшим глубокие корни в религиозности населения. Петиции, поданные в начале и середине 1830-х годов группами лютеран, испещренные неровными подписями крестьян и поденщиков, свидетельствуют о глубокой привязанности к словам и духу местной лютеранской традиции: "В том, чего мы добиваемся, нет ничего нового; мы твердо придерживаемся учения наших отцов".65 Репрессии лишь стимулировали симпатии к осажденным лютеранам, так что в 1830-х годах движение неуклонно распространялось из Силезии в соседние провинции Позен, Саксонию и Бранденбург. По мере усиления давления старолютеране уходили в подполье, проводя тайные синоды, на которых разрабатывались правила и процедуры для нелегального церковного управления. В 1838 году уволенный пастор-сепаратист Сенкель все еще разъезжал по Силезии в разных обличьях, совершая незаконные таинства для своих последователей. В июне 1838 года газета Neue Würzburger Zeitung сообщила, что Сенкель недавно был в Ратиборе, переодетый в женщину , чтобы причастить нескольких лютеран в подвале.66
Помимо трудностей с правоприменением, правительство столкнулось с гораздо более серьезным препятствием: неопределенностью в отношении правовой основы для антисепаратистских мер. В конце XVIII века прусские администраторы, как правило, заботились о сохранении автономии существующих конфессиональных общин. Религиозный эдикт Вёльнера от 9 июля 1788 года подтвердил право "трех основных конфессий христианской религии" на защиту монарха. В Общем кодексе 1794 года не было прямого положения об инициативе государства в религиозных делах. Неприкосновенность совести и свобода вероисповедания определялись как фундаментальные и неотъемлемые права; государство отказывалось от какой-либо роли в оказании влияния на религиозные убеждения индивида. Терпимые "религиозные партии", как они назывались в Общем кодексе, в равной степени находились под защитой государства, которое, по крайней мере теоретически, было беспристрастным к конфессиям. Из этого следовало, что государство не имело права "навязывать символические книги в качестве обязательной доктрины" или проявлять инициативу в увольнении проповедников по причине несостоятельности доктрины. Как объяснял будущему Фридриху Вильгельму III в 1791-2 гг. юрист Карл Готлиб Сварез, право на такие действия принадлежало не государству, а отдельной религиозной общине. Таким образом, кодифицированное прусское законодательство не давало никаких оснований для действий, предпринятых прусским государством против лютеранских сепаратистов в 1830-х годах.
Основание новых сект требовало официального разрешения по прусским законам, но лютеран вряд ли можно было обвинить в основании новой секты. С точки зрения сепаратистов, именно государство, а не лютеранские раскольники, создало в Пруссии новую конфессию. Лютеранство было признанным и публично терпимым вероисповеданием в немецких землях со времен Аугсбургского мира. Право лютеран на веротерпимость в провинции Силезия было гарантировано Фридрихом Великим в 1740 году и подтверждено Фридрихом Вильгельмом III в 1798 году. Сепаратисты прекрасно понимали, что законность правительственных репрессий вызывает сомнения. В петициях сепаратистов часто цитировались ключевые фрагменты Общего кодекса, определяющие права и юридическую автономию религиозных организаций, терпимых к общественному мнению. Они представляли свою оппозиционную позицию как основанную на велениях совести (Gewissen), тем самым претендуя на фундаментальные гарантии, предусмотренные кодексом.
По всем этим причинам усилия министра внутренних дел фон Рохова и его коллег покончить со старолютеранским движением оказались неудачными, хотя и заставили несколько тысяч сепаратистов искать свою судьбу в Северной Америке и Австралии. Пруссаки, жившие на берегах реки Одер, стали свидетелями удивительного зрелища: баржи, полные законопослушных, поющих гимны лютеран, направлялись в Гамбург для переправки в Лондон, а оттуда в Южную Австралию, спасаясь от религиозных преследований прусских властей. Словно великая драма зальцбургских протестантов (тоже лютеран!) разыгрывалась в обратном порядке. Исход широко освещался в немецкой прессе. Все это вызывало глубокое смущение. Конфликт удалось разрядить только в 1845 году, когда Фридрих Вильгельм IV объявил всеобщую амнистию и предоставил лютеранам право обосноваться в Пруссии в качестве автономного церковного объединения.
38. Старое лютеранское поселение в Клемзиге, Южная Австралия, Джордж Френч Ангас, 1845 г.
Обострение конфессиональной идентичности также нарушило отношения между государством и его католическими подданными, число которых значительно увеличилось в результате территориального урегулирования 1815 года. Католицизм, как и протестантизм, претерпел изменения в результате возрождения. Рационализм эпохи Просвещения уступил место повышенному вниманию к эмоциям, тайнам и откровениям. Возросло число популярных паломничеств - самое известное произошло в 1844 году, когда полмиллиона католиков съехались в город Трир в Рейнской области, чтобы посмотреть на одежду, которая, как считается, была одеянием Христа по пути на распятие. С католическим возрождением был тесно связан подъем "ультрамонтанизма" - этот термин обозначал тот факт, что Рим лежит за Альпами. Ультрамонтаны воспринимали церковь как строго централизованную и транснациональную структуру, ориентированную на власть Рима. Строгое подчинение церкви папской власти представлялось им самым надежным способом защиты от вмешательства государства. Это было в новинку для Рейнской области, епископства которой традиционно гордились своей независимостью и скептически относились к притязаниям Рима. Ультрамонтаны стремились привести разнообразные религиозные культуры католических регионов в более тесное соответствие с римскими нормами. Так, древние литургии рейнских епископальных городов, таких как Трир, с их переходами на местный диалект, были постепенно отменены и заменены стандартизированными заменителями на римской латыни.
Потенциал конфликта в этом новом "романизированном" католицизме стал
