Через какое-то время Джон откинулся и закурил сигарету. «Мне пора», – неожиданно объявил он. Накинув на себя одежду, он подошел к двери и, открыв ее, сказал: «Ни о чем не волнуйся. Завтра я тебе позвоню».
Мэй отнесла свой флакон в лавку, торговавшую волшебными фигурками и амулетами. Владелец магазина понюхал содержимое и объяснил, что это была смесь серы, арроурута и молотого перца чили. «Тот, кто дал вам эту штуку, – предупредил он, – должен здорово вас ненавидеть».
Мэй Пэн так и не узнала подлинной причины столь резкой перемены в поведении Джона Леннона. Еще вчера он казался полностью довольным своей жизнью с Мэй и собирался связать себя с ней еще более крепкими узами, купив для обоих дорогой дом. И вдруг, ни с того ни с сего, он перечеркнул все, чего добился за последние полтора года, и вернулся в исходную точку, где его ждала Иоко. Даже если допустить, что рано или поздно ему было суждено вернуться к Иоко, этому должны были бы предшествовать какие-то события: глубокая депрессия или внезапный приступ неконтролируемого беспокойства, как следствие очевидной и явной опасности. Ввиду отсутствия таковых логично предположить наличие иной причины.
Возможно, ключ к разгадке того, что произошло, заключен в описании самого Леннона. «Меня все время выворачивало, – рассказал он Мэй. – Я постоянно засыпал, а когда просыпался, они снова делали со мной то же самое». Кем были «они» и что «то же самое» они делали?
Эссенциальные масла, содержавшиеся во флаконах, указывают на то, что в этом деле были замешаны Джон Грин и его учитель Джоуи Лукаш. Джоуи считался большим специалистом по волшебным зельям и гипнозу. Еще в 1973 году он хвастал одной из своих учениц, Дороти Декристофер, что вхож в дом Йоко. Кроме того, он поддерживал приятельские отношения с владельцем одной лавочки, схожей с той, куда Мэй обратилась по поводу содержимого своего флакона.
Что касается Джона Грина, то он письменно засвидетельствовал, что познакомился с Джоном Ленноном именно в тот уик-энд. По его словам, ему позвонила Йоко и срывающимся голосом сообщила: «Джон дома! Кажется, он чем-то отравлен!»
Когда полчаса спустя Джон Грин приехал в Дакоту, он был представлен Джону Леннону, у которого не обнаружилось никаких признаков отравления. По словам Грина, Джон жаловался на некие прошлые проблемы, например, на то, что у него украли деньги или что он «утратил вдохновение».
В конечном счете неважно, кто сыграл роль специалиста по борьбе с табакокурением – Джон Грин, Джоуи Лукаш или Джон Доу. Главное было заставить Джона уяснить между двумя приступами рвоты, что пришло время сменить адрес и сказать самому себе: «Йоко разрешила мне вернуться домой».
Глава 58
Роды
«Мы беременны!» – проворковала Иоко, проскользнув однажды мартовским днем в «черную комнату», где Джон в это время обсуждал запись своего будущего альбома с Бобом Мерсером из компании «И-Эм-Ай». Иоко только что вернулась от гинеколога и не могла не сообщить Джону важную новость. Лицо Леннона озарилось. Приняв поздравления Мерсера, он огорошил его следующим заявлением: «Значит так, Боб, сам видишь, работа на какое-то время откладывается. Следующие девять месяцев я должен посвятить тому, чтобы Иоко смогла родить этого ребенка».
Если разобраться, его решение не было неожиданным. Джон прекрасно понимал, насколько опасной была эта беременность. В прошлом у Иоко было много выкидышей, и Джон вовсе не был уверен, что, после того как уляжется первый всплеск энтузиазма, она согласится пожертвовать девятью месяцами своей жизни и провести их в больничной палате. "Когда я была беременна Шоном, я хотела сделать аборт, – призналась она много лет спустя. – Но Джон сказал: «Мы не будем этого делать». И тогда я ответила: «Хорошо, я рожу ребенка, но после этого всю ответственность за него возьмешь на себя ты». Джон знал также, что она ни за что не позволила бы ему купаться в славе, будучи сама отягченной ролью матери. Таким образом, его решение было вполне разумным: отложить на время мысли об успехе и сосредоточиться на ребенке.
Может быть, Леннон и не отказался бы с такой легкостью от музыкальной деятельности, если бы в тот момент не переживал период спада творческой активности. Полтора месяца назад, когда он оставил Мэй Пэн, он ощущал себя на гребне рок-н-ролла, как в молодые годы: буквально за неделю до того, как покинуть Саттон-плейс, он сочинил две новые песни – «Попкорн» и «Теннесси» (эта вещь была посвящена не американскому штату, а знаменитому драматургу; названия его произведений были умело вплетены в текст песни). Однако стоило Джону перебраться в Дакоту, как он потерял способность сочинять. По многу раз в день он подскакивал к пианино и начинал перебирать аккорды, но муза явно покинула его. К апрелю музицирование свелось к тому, что он целыми днями сидел на кухне у окна и наигрывал на акустической гитаре старые песни «Битлз». Иоко находила это занятие «жалким» и беспокоилась о том, что подумают соседи. Так что эта беременность была очень кстати: она обозначила новую цель в жизни Джона именно в тот момент, когда профессиональные цели казались недостижимыми.
В отличие от Джулиана, которого Джон всегда считал результатом субботней ночи, проведенной в компании с бутылкой виски, второй ребенок был для отца плодом любви, зачатым в момент примирения, которому богатые, мудрые и многоопытные родители прочили великое будущее. Иоко назвала сына Таро – в японских семьях такое имя обычно давали перворожденному ребенку. Шон означает по-ирландски Джон. Было ясно, что в Шоне Оно Таро Джон Леннон усматривал последнюю возможность исполнить свою заветную мечту – все начать сначала. Он собирался предоставить сыну все то, чего так не хватало в детстве ему самому, – удобства, удовольствия, защиту и те возможности, в которых было когда-то отказано ему самому.
Первым делом Джон решил вдохнуть новую жизнь в собственный брак, женившись на Иоко во второй раз. Глядя на жену, которая постоянно хвастала тем, что принадлежит к древнему роду, существовавшему на земле более девятисот лет, Джон захотел построить собственное генеалогическое древо, которое уходило бы корнями в старину. Поэтому он пожелал устроить брачную церемонию друидов, которая символизировала бы его древнекельтское происхождение. Джон Грин, который нередко посещал с компанией своих учеников разные экзотические фестивали, устраиваемые по поводу религиозных праздников самых разных культов, немедленно взялся организовать настоящую друидскую свадьбу.
Он возвел в «белой комнате» алтарь и послал Джона в бакалейную лавку купить свечей, чашу и статую святой Маргарет. В торжественный день Джон и Иоко обменялись кольцами из зеленого нефрита, которые предстояло позже освятить, погрузив в морскую воду. Но очень скоро Джон стал жаловаться на то, что кольцо ему мало.
Во время церемонии Джон и Йоко снова стали похожи на детей, играющих во взрослых, которые создали фильм «Imagine», полный торжественно-скучных ритуалов. Однако радость Джона отнюдь не ограничивалась возвращением любимой подружки по играм. Он испытывал огромное облегчение от того, что мог наконец спрятаться за стенами Дакоты. Мэй Пэн, радовавшаяся шумным компаниям знаменитых рокеров, не подозревала, каким тяжелым испытанием оказывались эти вечера для Джона, который воспринимал гостей не только как вторжение в свою частную жизнь, но и как искушение, побуждающее скатиться к саморазрушительному образу жизни, от которого ему только что удалось спастись путем бегства из Калифорнии. Сопротивление этому искушению давалось Джону с таким трудом, что ему было необходимо, чтобы кто-нибудь встал между ним и этим миром, кто-нибудь сказал за него «нет» и взял на себя вину за то, что послал к чертям всех этих милых приятелей. Мэй Пэн в каком-то смысле была таким экраном, но рядом с гранитной монолитностью Йоко Оно она, пожалуй, напоминала лист рисовой бумаги.
Основная причина того, что Джон Леннон покинул рок-сцену, заключалась в его страхе перед жизнью вообще. Он любил работать и развлекаться, умел любить и получал удовольствие от секса, но главным для него всегда была безопасность. Он никогда не оставался в одиночестве и не стремился к тому, чтобы быть себе хозяином. Он постоянно искал защиту за спинами других людей – Мими или Йоко, Эпстайна или Кляйна, кого-нибудь, кто мог бы подсказать ему, что делать. Он мог взбунтоваться против своих ангелов-хранителей и даже бросить их, но та дверь, через которую он уходил, неизменно вела его к аналогичным отношениям с другими людьми. И только один-единственный раз Джон Леннон попытался ступить на пугающую terra incognita ( Незнакомая земля (лат.).), где рядом с ним не оказалось никого, кто мог бы сыграть роль матери-защитницы, – это случилось во время «неудавшегося уик-энда». И именно ужас, который испытывал Джон Леннон перед свободой и независимостью – качествами, столь безрассудно воспетыми в рок-песнях, – вернул его обратно к Йоко, если, конечно, можно сказать, что он вообще ее когда-либо покидал. Позволив Джону вернуться домой, Иоко поставила ряд условий. Вместо того чтобы сразу проскользнуть в супружескую постель, он был отправлен на испытательный срок в «черную комнату». Здесь он проводил большую часть времени, валяясь на матрасе, брошенном на пол, читая книги по магии, сочиняя «Skywriting by Word of Mouth» («Воздушная реклама на словах») (которая оказалась слабее предыдущих юмористических книг Джона, поскольку здесь за гладкими каламбурами не было серьезных тем), смотря телевизор и слушая пластинки. Время от времени он присаживался к своему отделанному черным деревом пианино, предпринимая тщетные попытки сочинить новую песню. Несмотря на то, что Джон давно стремился к покою и тишине монашеской жизни, зрелый мужчина не мог мириться с полным отсутствием сексуальных отношений, на которое добровольно обрекают себя монахи. В этой связи не вызывает удивления тот факт, что уже в мае, спустя всего три месяца после возвращения домой, Джон принял приглашение провести уик-энд в Филадельфии, где ему предложили выступить по радио. «Здорово! Нам с Иоко как раз необходимо побыть врозь!» – воскликнул он, поскольку к этому моменту Йоко отказалась от своего обещания разрешить Джону встречаться с Мэй Пэн.
