Оставив Рарога дожидаться в беспокойстве и нетерпении, Гроза прошла по широкому бережку к краю воды — и лед, еще лежащий зеленовато-белыми кусками на поверхности озера, вздохнул как будто, заколыхался.
— Жалости пришла просить? — холодный голос уперся в спину глиняным осколком. Не пришлось долго ждать. Закаменело все как будто от лопаток до пояса от стылости этой сердитой. — Дитя вот принесла.
— Я не прошу жалости, — на сей раз Гроза повернулась к матери смело.
Та опустила взгляд на ребенка в ее руках. Недавно накормленная и перепеленутая дочь спала спокойно — на счастье. Да только жаль, что матушка и подойти не захотела, чтобы взглянуть на внучку. Чего от нее еще ожидать можно было? Радости? Тепла — вряд ли. Для нее дитя — только помеха.
— Чего же ты хочешь? — вила подплыла неспешно, не замарав подола о влажную, в землистых брызгах, траву.
— Я хочу, чтобы ты оставила меня дома.
— Твой дом не в Кременье.
— Мой дом там, где я решу, — упрямо возразил Гроза. — Я всего лишь наполовину вила. Я много думала о том, и… У меня есть выбор. Только прошу — не мешай.
Качнулась сырая прохлада над землей, как вила вздохнула протяжно. Колыхнулась ее рубаха, словно туман.
— Я и без того вижу крепкую связь, что держит тебя среди людей. Что никто не хочет остаться, так как ты этого хочешь. И я вижу отметины на теле — добровольно связала себя с ним накрепко. Душу свою отдала.
Гроза невольно сделала несколько шагов навстречу виле, ощутив, как подернулись легким покалыванием знаки, что нанес ей Веглас на предплечье, тем отдав ее под защиту Велеса и связав с Рарогом накрепко. Она зацепилась ступней за кочку — покачнулась чуть — и дочь недовольно завозилась в теплом одеяле.
Вила все же опустила взор на ребенка. И все разглядела, как бы ни пыталась Гроза прикрыть личико дочери краем покрывала. Может, и незачем ей знать, видеть? Чтобы не запомнила, не успела протянуться нить, что после исковеркает еще одну жизнь.
"Отпусти ее, вила, — вдруг явственно донес уверенный голос ветер, проскользнувший вдоль берега. — Она с моим волхвом связана. И воля ее крови для него не опасна. Он — сила ее. Желание ее остаться. И ты не в праве заставлять".
Гроза сразу голос тот узнала: узнала и вила, потому как замерла, прислушиваясь.
— Ты не имеешь надо мной власти.
"Иногда и моей воли достаточно. Ни к чему глубины чертогов Макоши тревожить. К ее ответу взывать".
Мать задумалась крепко. И показалось — застыла, будто осколок ледяной глыбы — только рубаха ее все покачивалась от ветра. Но она вдруг вновь подняла взор на Грозу. Приблизилась неспешно вплотную и, коснувшись холодной ладонью ее щеки, легонько поцеловала в лоб.
— Я надеяться буду, что люди не причинят тебе боли больше, чем ты уже пережила. Что тот, кого ты выбрала, всегда будет оберегать тебя и твою дочь. Но не забывай тоже: когда-то время придет, и ей доведется встретиться со мной. И встать на самый край той дороги, с которой ты сумела свернуть.
— Кровь не водица… — усмехнулась Гроза горько. — Так говорят.
— Вода — всегда наша кровь, — вздохнула мать. — Ты — дочь реки. А она — внучка.
И знала Гроза, что дочери ее придется однажды хлебнуть забот. И мыслей тягостных: также, как ей. Но теперь она знала тоже, что сумеет ее к тому подготовить. И сумеет придумать, как уберечь.
Прощаться не стали. Гроза вернулась к Рарогу, который ждал ее вдали от заветного берега, усевшись на войлоке под березой. И лицо его было бледным, взгляд — замерзшим. Но оттаял тут же, как увидел он вернувшуюся жену — все так же с ребенком на руках.
— Что сказала твоя мать? — спросил встревоженно, тут же подскакивая с места.
— Живите пока, как жили, сказала, — уклончиво ответила Гроза. — А там видно будет.
И ответ этот не слишком понравился Рарогу. Да как дальше быть, ни вместе решать будут. И решат верно: сильный волхв, только входящий в самую пору, а у мудрости только еще стоящий на краю подола. И дочь реки, которая против воли собственной воли пошла. И сумела выскользнуть из смыкающихся вокруг нее оков. Вместе они преодолели многое. Многое вынесли на пути друг к другу. И даже река
— многомудрая мать и хранительница всего живого на ее берегах, не смогла бросить между ними свои широкие воды, качающе глыбы льда, что таяли и растворялись в них без следа.
Так и Гроза растворилась однажды в муже своем. Они нашли общее для них течение, которым следовали теперь — думается, до тех времен, которые и обозреть нельзя.
Да и не хочется.
Конец
