Владимиру Петровичу принадлежит разработка основных теоретических положений и организационных принципов отечественной судебной психиатрии. Он боролся за постановку и клиническое ведение су-дебно-психиатрической экспертизы. По его утверждению, эксперт не может ограничивать свою задачу лишь установлением наличия или отсутствия психической болезни при совершении преступления (медицинский критерий), он должен определить и степень ее, так как преступник не потому становится невменяемым, что он болен, а потому, что болезнь лишает его способности свободы суждения и свободы выбора того или другого образа действия (юридический критерий). Исходя из необходимости двух указанных критериев, Сербский принципиально отрицал возможность так называемой «уменьшенной вменяемости», допускать которую склонны были многие врачи и юристы, как отечественные, так и особенно иностранные.
Профессор Сербский оставался верен лучшим традициям и заветам медицинской этики. В 1906 году он выгнал из своей клиники полицейских, разыскивающих революционеров. В августе в его клинику явился пристав 1-го участка Хамовнической части и заявил, что он имеет предписание осмотреть больных с целью выявления среди них скрывающихся преступников. Он предъявил предписание, подписанное всесильным градоначальником Рейнботом. В те времена такие предписания полагалось исполнять немедленно и беспрекословно. Однако доктор Сербский категорически отказался его исполнять. При этом он объяснил, что осмотр психических больных посторонними лицами, а полицейским тем более, может повредить психике больных, многие из которых страдают манией преследования. Пристав, встретивший решительный отпор, после переговоров по телефону со своим начальством заявил, что московский градоначальник решительно требует произвести проверку и дает полчаса на размышление, после чего к осмотру приступят насильственно. На что Сербский ответил: «Мои научные убеждения не могут измениться ни через полчаса, ни через более продолжительное время; возложенная на меня по закону как на директора клиники забота о здоровье душевнобольных не позволяет мне ни при каких условиях дать согласие на меры, от которых может пострадать здоровье пациентов». Полиция, видя непреклонность Сербского, отступила. Мало того, Сербский подал жалобу на полицию, требовал привлечь пристава и градоначальника к судебной ответственности. Доктор Сербский был человеком непреклонным, прямолинейным, без тени чинопочитания, он был борцом не по темпераменту, а исключительно по чувству долга. Образ его действий можно было всегда предсказать, поскольку он не выносил ложь и лицемерие, они ему были противны органически. Это был честный, принципиальный, не поступавшийся принципами гражданин и врач. Об этом красноречиво свидетельствуют приведенные ниже два случая. В начале 1907 года в Московской тюремной больнице был найден мертвым в своей камере некто Шмидт, обвинявшийся в участии и организации Декабрьского вооруженного восстания в Москве. Судебные власти видели в Шмидте опасного преступника и одного из вдохновителей Московского вооруженного восстания. Шмидт страдал психической болезнью. Факт его заболевания был установлен экспертизой, в которой принимал участие и Сербский. Судебные власти из конъюнктурных соображений говорили, что врачи, наблюдавшие Шмидта, ошиблись, считая его психически здоровым. В результате Шмидт, оставшись без надзора, разбил стекло в окне своей камеры и осколком перерезал себе сонную артерию. Случай этот вызвал в обществе бурю справедливого негодования в адрес лиц, которые не признавали его больным. Профессор Сербский выступил на страницах «Русских Ведомостей» и развернул резкую полемику с юристами.
В том же 1907 году бывший член Государственной думы Недоносков совершил убийство. Несколькими экспертизами, в которых участвовал Сербский, было выяснено, что он душевнобольной. Несмотря на это, судебные власти, будучи пристрастными к ненавистным правительству политическим деятелям (Недоносков был в оппозиции к правительству), отвергли диагноз «душевное заболевание» и приговорили Недоноскова к 4-летнему заключению. По поводу этого приговора Сербский также выступил с целым рядом докладов и статей как в общей, так и в специализированной прессе. Он не мог молчать, обличая явную несправедливость. «За почти 30 лет моего служения психиатрии, — говорил Сербский, — я всегда считал своим нравственным долгом отстаивать всеми доступными мне средствами права и интересы душевнобольных. Все равно, нарушались ли они невежеством служителей, считающих необходимым наказать больного, или недостатком образования тех, кто устраивает охоту на уже и без того наказанных самой болезнью людей». По воспоминаниям доктора Ганнушкина, восемь лет проработавшего с Сербским и хорошо его знавшего, вырисовывается многомерный портрет этого человека. Владимир Петрович был простой, прямой, даже несколько грубоватый человек; он казался суровым, даже жестким, на самом деле за этим скрывалась детская доверчивость, подчас даже наивность, он был крайне добрым человеком. Серьезный на вид, медлительный и несловоохотливый, он скрывал под своей суровой внешностью большую доброту и душевную мягкость, которые раскрывались в полной мере прежде всего в отношении к больным.
Владимир Петрович был скромным человеком, отнюдь не честолюбивым, не стремившимся быть заметным и останавливать на себе внимание других, никогда не искавший популярности. Однако это не мешало ему исповедовать принцип единоначалия в управлении. В соответствии с революционным духом тех лет на съездах русских психиатров постоянно пропагандировали автономно-коллегиальный стиль руководства. Вопреки этим настроениям Сербский отказался вводить коллегиальное управление в своей клинике. Это усилило начавшееся раньше из-за игнорирования им учения Крепелина противоречия между ним и врачами. В октябре 1906 года Сербский запретил ассистентам и ординаторам распределять больных в его отсутствие, что явилось последним поводом для принципиального конфликта, быстро получившего широкую огласку в печати. Сербский пожаловался декану Д. Н. Зернову на медицинский персонал, требовавший ввести коллегиальное управление, после чего две недели не посещал клинику. В декабре 1906 года третейский суд вынес решение: «Устав клиники, как живого дела, требует обновления, и такой коррекцией должно служить коллективное ведение управления». Сербский с этим решением не согласился и начал увольнять служащих, которые его не поддержали. Протестуя против этого, ушли и врачи, среди них был П. Б. Ганнушкин.
Профессор Сербский вскоре осознал свою ошибку и мучительно нравственно страдал. В 1911 году резко усилилась борьба за университетскую автономию, приверженцем которой был и Сербский Когда же по автономии был нанесен удар рукой министра просвещения Л.А. Кассо, Сербский с группой левого крыла профессорской коллегии, к которой он принадлежал и пользовался большим авторитетом, покинул стены родного дома. В таком шаге отчаяния он видел единственный способ борьбы и единственное средство сохранить свое достоинство и корпоративную честь. Уход из университета оставил в душе Сербского незаживающую рану, которая, постоянно кровоточа, в конце концов дала себя знать…
Малообщительный Сербский, несмотря на нелюбовь и даже боязнь всяких публичных выступлений, был общественным деятелем, выступлений которого часто боялись. На знаменитом II съезде психиатров, проходившем в августе 1905 года в Киеве, где он был избран его председателем, Сербский выступил как сторонник революционного протеста против самодержавия В 1906 году, вскоре после Декабрьского вооруженного восстания в Москве, на дверях его квартиры была вывешена надпись: «Жандармы и полицейские не принимаются в качестве пациентов».
В 1911 году одной из причин закрытия властями съезда Русского союза психиатров и невропатологов, созванного в память С.С. Корсакова, была речь Сербского, направленная против политической системы. Фраза, которую он построил на созвучии фамилии Кассо с французскими словами des cas sots («глупые случаи»), стала крылатой среди прогрессивной части врачей России Сербский был активным участником всех психиатрических съездов. Он принимал самое живое участие в работах Московского общества невропатологов и психиатров, где был председателем. Он организовал Московский психиатрический кружок «Малые пятницы», который проводил интересные заседания, а также много работал в Московском психологическом обществе и, наконец, был одним из основателей и редакторов журнала этого общества («Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова»).
24 года своей жизни, почти четверть века, отдал Сербский созданию и развитию Московской психиатрической клиники. Последние годы жизни выдающегося психиатра прошли в тяжелых моральных и материальных условиях. Сербский был бессребреник, до самой смерти он оставался необеспеченным, несмотря на самые скромные привычки. И это в Москве, где население с давних пор развращало врачей, а врачи, в свою очередь, население.
