Саримы, добившиеся во второй половине XVI в. ведущей роли в управлении, к концу столетия начали образовывать «партии», названные по сторонам света (Западная, Восточная, Северная, Южная). Борьба за власть между различными группировками и «партиями» часто была связана с борьбой внутри королевского дома, обострившейся в середине века. Вместо малолетнего вана Мёнджона (1546–1567) правила его мать, последовательница буддизма. Часть саримов осудила ее действия, направленные на восстановление позиций этой религии, и была вынуждена уйти в оппозицию, другая же относилась к буддизму и даосизму вполне терпимо. Во время правления вана Сонджо (1567–1608) саримы окончательно заняли лидирующую позицию. Но усиливались идейные противоречия между ними самими, отразившиеся в разных системах жизненных ценностей. Саримы, происходившие из относительно отдаленных, не очень богатых провинций, мало связанных с окружающим миром, выступали за необходимость сосредоточиться на совершенствовании моральных ценностей. В то же время ученые чиновники из провинций, близких к столице и портовым городам, отстаивали важность развития сельского хозяйства и торговли, которые могут принести богатство.
Стремление к обогащению отражало дух времени. Государство постепенно теряло контроль над земельным фондом страны, росли крупные частные земельные владения. Законными и незаконными способами члены семьи вана, представители знати, группировки чиновников, богатые торговцы и ростовщики захватывали различные виды земель и угодий, иногда даже целые уезды. Крестьяне в этих условиях часто уходили со своих наделов, так как не могли выплачивать налоги и исполнять повинности; продавали участки крупным собственникам и оказывались арендаторами своей же земли или становились наемными рабочими; бродяжничали, шли в буддийские монастыри. Эти же процессы вели и к увеличению числа ноби. Налоговые недоимки с покинувших свою землю или неплатежеспособных крестьян чиновники пытались получить с их соседей. Кризис в сельском хозяйстве усугублялся постепенным разрушением ирригационной системы, на ремонт которой не хватало казенных денег. Недовольство крестьян выражалось в коллективных жалобах и протестах, бегстве в глухие места, волнениях и восстаниях. Наиболее крупное восстание, длившееся два года (1559–1560), началось в Хванхэ под руководством Лима Ккокчона. Корейский «Робин Гуд» захватывал богатства чиновников и открывал государственные зернохранилища, раздавая их запасы бедным. Движение затронуло и соседние провинции, отряды восставших доходили до столицы, где они нападали на правительственные учреждения и дома богачей, освобождали из тюрем заключенных. Возможно, именно эти события послужили основой для известного корейского романа конца XVI — начала XVII в. «Сказание о Хон Гильдоне».
Процесс перехода земель к крупным частным землевладельцам затронул и военные поселения, благодаря которым должны были снабжаться органы управления армией и флотом, гарнизоны крепостей и военных портов. Их земли расхищались местными властями, что значительно ослабляло обороноспособность страны. Корейская армия была оснащена устаревшими видами вооружения. Во многом положение корейских войск было связано с приходом к власти саримов, выступавших за «нравственную политику» и не видевших необходимости в наращивании военной мощи. Север Кореи продолжал подвергаться нападениям чжурчжэней. Предпринятая в 1540 г. операция, в ходе которой корейские войска вытеснили обосновавшихся у Амноккана кочевников и, перейдя Туманган, нанесли удар по жившим там племенам, на определенное время обеспечила спокойствие на северных границах. С 80-х годов XVI в. нападения чжурчженей возобновились. Однако главные внешнеполитические трудности были связаны с Японией. Для японских купцов были открыты три корейских порта, но жившие в них японские поселенцы отказывались подчиняться местным властям. Кроме того, южное побережье Кореи на протяжении нескольких веков служило местом для пиратских набегов японцев. Корейское правительство несколько раз в течение XVI в. разрывало отношения с Японией. Связи с Китаем продолжали поддерживаться в форме обмена посольствами с подарками, формально представлявшими собой дань от вассального государства. «Варвары»-чжурчжэни рассматривались Чосоном как вассалы, обязанные данью уже ему.
Пагода храма Вонгакса. 1467 г. Сеул
Несмотря на политические и экономические трудности, с которыми сталкивался Чосон в конце XV–XVI в., в этот период продолжалось развитие корейской культуры. Во время правления вана Седжо по всей Корее появились крепости и военные укрепления; членами королевской семьи был возведен ряд храмов, в числе которых пагода буддийского храма Вонгакса в Сеуле (1467). Но дальнейшее развитие архитектуры было связано со строительством по всей стране скромных по форме комплексов «храмов славы». Совоны окружались красивейшими парками с бамбуковыми рощами, ручьями и беседками. В живописи продолжалось развитие традиций пейзажа. Виды природы сочетались с изображением людей и «жанровыми сценками», иллюстрирующими жизнь Чосона.
Среди многочисленных литературных произведений этой эпохи до нас дошли сочинения отпрысков знатных родов, саримов и других чиновников, лиц более низкого происхождения, в том числе выходцев из ноби. Многие из них критиковали правительство Чосона, высмеивали его политическую систему и чиновников. Бросивший карьеру чиновника и ставший отшельником поэт Лим Чже перед смертью сказал: «Среди четырех морей нет государства, не провозгласившего себя империей. Только наша страна не смогла этого сделать. Поэтому стоит ли горевать, что родился и умираешь в таком государстве?» Эти слова отразили политическую реальность XVI в. В то время, как различные части мира оказывались все более связанными друг с другом, Чосон проявлял мало заинтересованности в налаживании внешних контактов, развитии морской, да и сухопутной внутренней торговли. Вопрос о том, насколько был нужен Корее другой путь развития, активная внешняя политика и включение в систему международной торговли, обсуждался в самом корейском обществе XVI в. Считалось, что не корейцы заимствовали что-то у соседей, а соседи перенимали у них, не корейцы хотели что-то продать, а у них хотели купить. Но «наслаждаться» самодостаточностью и не замечать происходившие в экономике перемены Чосон мог позволить себе лишь на протяжении относительно мирных XV и XVI столетий. Вторжение японцев в конце XVI в. резко изменило всю жизнь государства.
Япония в период сэнгоку дзидай
В японской и западной историографии нет единого мнения по вопросу о хронологических рамках периода «воюющих провинций» (сэнгоку дзидай). В данном разделе в качестве начала этого периода будет рассматриваться 1467 г., когда началась смута годов Онин-Буммэй, в качестве окончания — 1590 г., когда Тоётоми Хидэёси уничтожил княжество Ходзё (Гоходзё) в Восточной Японии и подчинил северные районы страны, тем самым завершив объединение Японии.
Эпоху сэнгоку нередко сводят к политическому хаосу и междоусобным войнам, которые отрицательно отразились на социально-экономическом развитии страны. Характеризуя этот период, многие историки используют встречающееся в источниках выражение гэкокудзё («низы ниспровергают верхи»). В самом деле в Японии в конце XV–XVI в. происходили острые социальные и политические конфликты: крестьянские восстания, выступления за отмену долгов, жестокие войны между удельными правителями, против которых поднимали мятежи вассалы. Враждующие буддийские школы вели друг с другом не только диспуты, но и настоящие сражения. Однако этот же «бунташный» период японской истории характеризовался прогрессом в экономике, развитием городов (многие из них вырастали из поселений вокруг замков даймё и монастырей), распространением начал самоуправления в самых разных общественных группах, расширением внешних контактов, блестящим расцветом культуры как в центре, так и на периферии.
Эпоха «воюющих провинций» характеризовалась упадком сёгуната Асикага и нарастанием политической децентрализации. Раздоры внутри дома Асикага и кланов могущественных военных наместников (сюго) привели к кровопролитным междоусобным войнам годов Онин-Буммэй (1466–1477). После того как в 1493 г. сёгун Асикага Ёситанэ был отстранен от власти в результате дворцового переворота, инспирированного канрэй (своего рода «первым министром») Хосокава Масамото, произошло дальнейшее ослабление авторитета бакуфу (административного аппарата сёгуната). Все сёгуны, начиная с Ёситанэ и заканчивая последним властителем из династии Асикага — Ёсиаки (1568–1573), вынуждены были подолгу скитаться в провинциях, укрываясь от врагов. Все они умерли вдали от Киото, кроме Асикага Ёситэру (1546–1565), который покончил с собой, после того как почти все его воины пали в ожесточенной схватке с силами мятежных вассалов. Сёгуны после смуты годов Онин превратились в марионеток могущественных сановников и вассалов, которые в реальности определяли политику сёгуната Асикага (представители различных ветвей дома Хосокава, а затем клан Миёси). Военное правительство бакуфу в это время в полной мере не контролировало даже ближайшие к Киото провинции.
