Он боролся.
Всеми возможными средствами, уже сам, без лекарств. Стал болтливым и шутником. Потому что, когда он говорил, ТЕ притихали... Но не будешь же все время нести чушь, - вон и Нэля стала посматривать на него с боязливым интересом.
Тоска и тревога, побесившись и разрушив его устоявшийся было мир, как налетали внезапно, так внезапно и исчезали, а он оставался, опустошенный, мокрый от пота, без сил и мыслей. Но все равно группировался для следующего их удара, - сжимался, гнал этих гостий внутренним с ними пренебрежительным монологом, уверяя, что силен и ему нечего и некого бояться. Боялся он только
воспоминаний...
Митя похудел и стал похож на себя прежнего, только глаза его выдавали: странно опустошенные, как бы покрытые пеленой тягучей тоски.
Он заказал себе притемненные очки и стал ходить в очках. Так было легче.
Нэля переполошилась: что с тобой? Ты, что? Слепнешь?
- Да нет, - смеялся он, - интересничаю. Применяюсь к новой обстановке. Как тут говорят - меняю имидж.
Нэля успокоилась, а В.В., увидев его в очках, одобрительно отметил: очень верно. Вам идут очки.
Так шли дни, недели, месяцы, - в постоянной тревоге и борьбе. И когда однажды Митя, встав утром, подумал, что больше не выдер
жит, - совершит что-то безумное, понял, что ИХ нет. Они, - и
черная тоска, и сумасшедшая тревога, - ушли и кажется, навсегда.
Он победил их.
А днем позвонил В.В. и сообщил, что из Москвы прилетает "важная птица" и Митя во второй половине дня завтра должен придти на прием к той "птице".
До этого может заниматься, чем хочет, - хоть бежать на свидание, засмеялся В.В. и уже серьезно добавил: отдохните, подумайте, как будете говорить с ним... Удачи. Я буду поблизости, так что - не волнуйтесь, Митя...
Митя вдруг ощутил силу и радость. Все закончилось. Заканчивался этап его жизни, и тоска и тревога вполне объяснимы и естественны. И ничуть не поздно!
Он почувствовал себя победителем, свободным ото всего и от всех.
Нэля была уже значительно беременна и очень тяжело на этот раз носила, - это говорило о том, что будет девочка.
О дочери Митя думал с восторгом.
Счастливый день перемен выпал на буйную сказочную весеннюю погоду.
Небо было голубым как глаза незнакомки, ветерки, ласковые и шаловливые, перелетали с малого листка на листок, - все в мире было гармоничным и прекрасным.
Митя поднялся с настроением поющим и танцующим и только Нэля со своими заботами несколько омрачила его: надо было забрать из холодильника две ее шубы и обязательно купить всяческих химикатов для домашней чистки. Нэля не успевала.
Митя рассчитал, что как раз после этих походов прямиком попадает к "важной птице", где и решится одномоментно поворот в его судьбе. Чтобы мотаться по нэлиным делам, не надо было официоза в одежде, - Митя накинул ветровку и джинсы и отправился.
Когда он вышел, как говорят у нас в России, - за порог, то даже остановился, - так прямо и откровенно било в глаза солнце и воздух казался напоенным ароматами райских садов, хотя это был всего-навсего Нью-Йорк.
Митя решил пройтись, - наверное, - в последний раз!
Защемило сердце, сжалось, нашла какая-то неведомая туча и все померкло вокруг в предчувствии беды. Но он отогнал это ощущение,
- уже умел.
Первым делом он направился в бывшую лавку грека, - того нет, но может племянник напоит кофием и это как-то сгладит грусть.
Лавка была закрыта и унылый краснорожий племянник подметал плитчатый тротуар перед ней. Видимо узнав Митю, племянник поднес руку к старой полисменской фуражке без эмблем, Митя ответил молчаливым поклоном и вдруг почувствовал свою загадочность, раздвоенность и, появившуюся внезапно, рысью настороженную повадку.
Ветровку он скинул и повесил на плечо - жарить стало заметно.
В заднем кармане джинсов ощутил какую-то тяжесть... - оказалось, нож-наваха. Когда он засунул сюда нож?.. Не упомнить.
Однако присутствие навахи возбудило его и взбодрило.
Еще вкрадчивее стала его походка, бледнело и юнело лицо с высокими скулами и раскосыми глазами, трепетали тонкие ноздри, будто предвосхищали добычу. А улицы вели его и кружили, и он отдался их хитросплетениям и тайным замыслам.
Дома становились старее, беднее, вот промелькнуло варьете, где когда-то, - тысячелетие назад! - выступала стриптизерка Анна Шимон...
Дальше пошло незнакомое. Митя шел, не торопясь, - у него была уйма времени до встречи с "птицей"
А Нэля подождет, - он вполне может взять ее шубы завтра.
Из подъезда, зазвенев стекляннометаллической дверью, вышла девочка лет пятнадцати. Та девочка из театра абсурдистов! - ка
кой должна быть его дочь, которую он назовет - вопреки всем недовольным родственным шорохам - Джоан, или на русский манер,- Джанной.
Прошло много лет, а девочка находилась все в том же возрасте
- но это не удивило Митю, - девочка была та самая! Та же курчавая, будто резиновая толстая косичка на спине, то же белое крахмальное платье, шелестящее о смуглые тоненькие ножки.
Она бесстрашно и открыто посмотрела на Митю круглыми черными глазами со стрельчатыми ресницами. На мочках ее ушей топорщились и цвели крахмальные хризантемы, а белые туфли как пленка обливали узкие ступни. Очаровательная крахмальная девочка-цветок с пружинистой косой на прямой узкой спинке. Митина дочь. Джоан.
Митя пошел за ней, непроизвольно улыбаясь, а она изредка оборачивалась и строила смешные гримаски. Они как будто затеяли какую-то игру между собой...
Девочка неожиданно исчезла за углом.
Митя пропустил этот момент.
Он помчался за угол, но там никого не было. Ему стало невыносимо грустно и он поклялся себе, что найдет эту девочку и спросит, как ее зовут. Это имя и станет именем его дочки, решил он.
Эта улица оказалась тупиком. В конце его Митя увидел вывеску
- "БАР" - и ступеньки, ведущие в подвал. Сюда она и зашла!
Митя незамедлительно спустился по битым ступеням и очутился в подвальном кафе, чистом, пустом и обычном, даже обыденном, и
ничуть не загадочном.
За стойкой бара появился высокий худой человек, похожий скорее на пастора, чем на владельца увеселительного заведения.
- Что будет угодно, сэр? - Спросил бармен постно.
Митя заказал яичницу с беконом, - он уже проголодался, шастая по улицам, и портвейна. Хозяин принес все и вблизи совсем не казался таинственным переодевахой, а просто был, видно, унылым неудачником.
Митя поел, выпил портвейна и почувствовал себя великолепно. Он снова подозвал хозяина, заказал еще портвейна и спросил,
не его ли дочка прелестная юная чернушка, забежавшая сюда? Хозяин помрачнел и отрицательно покачал головой: у него нет
