с его четырехметровым древком и пятью квадратными метрами тяжелого многослойного шелка – ведь Рудольф готовился к этому испытанию и тренировался, а она нет, и совершить это надо было наперекор свалившемуся на нее горю и боли, видя перед глазами образ только что сраженного рядом с ней мужа…
Граф, вынув револьвер, напряженно оглядывался по сторонам. Карл фон Гайсберг, подойдя поближе к Бекки, негромко спросил:
– Где же Джим?
– Его пытались арестовать во дворце. Не знаю, удалось ли ему выбраться.
Карл присвистнул:
– Ну и дела! Но он справится?
– Или – или. Он будет пытаться до последнего: прорвется или умрет.
– Будем надеяться.
Он снова занял свое место в голове фаланги, а Бекки прибавила шагу и нагнала Аделаиду. Та заметила ее и бросила на нее отчаянный взгляд.
– Как Руди? – спросила она с мучительной надеждой в голосе.
В ответ Бекки смогла лишь угрюмо покачать головой.
– Я не справлюсь, – пробормотала Аделаида. – Не донесу.
– Спокойно, – отвечала Бекки. – Ты справишься. Не торопись. Отдыхай сколько хочешь. Но ты донесешь его, донесешь!
Аделаида остановилась, но лишь для того, чтобы, снова уперев основание древка в бедро, переместить центр его тяжести на другую сторону. Тысячи взволнованных глаз с восторгом и надеждой смотрели ей в лицо. И вдруг из чьей-то глотки вырвался крик:
– Айн хох дем кенигин! Да здравствует королева!
– Хох! Хох фюр Аделаида! – подхватили новые голоса, и, укрепленная этими криками, она уверенней ухватила флаг и смелее двинулась дальше.
Джим достиг площади, когда процессия уже вышла из дверей собора, он успел услышать фанфары и внезапный роковой выстрел, увидеть, как упал король. Горький комок подкатил к его горлу: Рудольф не думал о короне, никогда к ней не стремился, он просто сделал все, что мог, подставил свое плечо под свалившуюся на него ношу. Промелькнула мысль: если бы он знал наперед, что случится, он все равно исполнил бы свой долг и сделал то же самое. Недаром Аделаида что-то видела в нем, несчастном простофиле. Джим всегда испытывал глубочайшее восхищение людьми, которые, не будучи храбрыми от природы, умеют встретить опасность и не сдрейфить перед ней.
Он видел, как Аделаида подхватила флаг; профессиональный теннисист не сделал бы лучше, невольно отметил он. И тут ему пришла в голову одна мысль. Он представил, какие могут возникнуть споры, если дело не будет сделано по правилам до конца. Протолкавшись к ступеням храма, он шепнул несколько слов архиепископу и подобрал упавшую с головы убитого короля корону – никто не обратил внимания на нее, откатившуюся в сторону и лежавшую в дождевом желобе.
Пробиваться с архиепископом через узкий мост, запруженный народом, было бесполезно, и Джим подозвал к себе капитана гусарского отряда. Тот сперва не понял и, подозрительно прищурившись, схватился за саблю, но потом раскумекал и присоединился к ним. Вместе с Джимом они помогли архиепископу спуститься со ступенек, обошли вокруг собора и стали спускаться к стоянке парома на берегу реки.
Это была протекающая плоскодонная баржа, перевозившая людей с одного берега на другой с помощью укрепленного над водой каната. Джим десятки раз видел, как это делал старый паромщик, и был уверен, что легко справится, но, сколько они ни наваливались вместе с капитаном, сколько ни подбодрял их молитвой архиепископ, паром, неуклюже раскачиваясь с борта на борт, едва-едва двигался вперед.
Глядя вверх по течению, Джим видел суматоху за парапетом моста и мрачно раздумывал, есть ли у них шанс успеть.
– Навались! – командовал он сам себе и гусару. – Сильней! Еще сильней!
Над головами толпы Бекки видела ряд статуй, украшавших парапет моста с обеих сторон. Все они были облеплены мальчишками, кричащими и размахивающими шапками. Дорога через мост, так же как и площадь, была мощеной, и она с тревогой смотрела, как ноги Аделаиды в атласных туфельках ищут опоры на неровных каменных плитах.
Шаг за шагом они продвигались к середине моста, и толпа вокруг стеснилась еще гуще, некоторые стояли на самом краешке парапета, и Бекки боялась, что стоит им оступиться, и они вверх тормашками полетят в воду с десятиметровой высоты. Аделаида беззвучно плакала. Зубы ее были судорожно сцеплены, щеки впали и побледнели.
– Осталось полпути, – подбодрила Бекки. – Просто иди вперед, и все.
– Дальше переться в гору, так, что ли? – пробормотала Аделаида сквозь слезы, но не остановилась.
Они приближались к другому концу моста, где дорога проходила под готической аркой с квадратной башней, все окошки которой были заполнены любопытными лицами. Здесь дорога сужалась, и было еще трудней протискиваться сквозь толпу. Карлу то и дело приходилось кричать: «В сторону! В сторону! Дорогу королеве!»
Граф снова вытащил револьвер и переместился поближе к Аделаиде, готовый поддержать ее, если она пошатнется. На его лице читались тревога и гордость.
Руки Аделаиды уже так дрожали, что Бекки в какое-то мгновение подумала: «Вот сейчас она выронит флаг, и что тогда? Что тогда?» Но Аделаида не выронила флага, она лишь остановилась передохнуть, оперев его древко о собственное бедро, и на секунду оперлась на руку графа. И снова двинулась вперед, под арку и дальше на другой берег; и толпа рассыпалась перед ней, пропуская ее к ступеням, ведущим на вершину скалы.
– Навались, капитан, навались!
Как же старый паромщик управлялся с этой проклятой баржей? Джима всегда поражало, как какой-нибудь трясущийся старый хрыч, которому, казалось, и ложку с кашей не поднять, мог вырыть яму или срубить дерево вчетверо быстрей, чем здоровый юноша с тугими мышцами; и вот он еще раз убеждался в том же. Они с гусаром мучились и потели, а паром неуклюже рыскал по сторонам, и они все никак не могли достичь берега.
– Ja, hau ruck! Hau ruck![22]
«К чему все это? – подумал Джим. – Какого черта я стараюсь?» Конечно, не только ради Аделаиды. Но и ради Рудольфа, и графа, и Бекки, и Карла фон Гайсберга, ради всей этой хрупкой, маленькой страны с ее историей, гордостью и честью. Он вдруг почувствовал себя не меньше рацкавийцем, чем этот бравый капитан, и принялся с удвоенной энергией налегать на канат, так что вскоре паром пересек самую быструю, среднюю часть реки и стал быстро приближаться к деревянной пристани на том берегу.
И вот уже их борт грохотнул о причал.
– Куда теперь? На фуникулер? – спросил капитан.
– Это единственный путь. Пошли!
Они подхватили архиепископа, торопясь, провели его по дорожке, ведущей вокруг скалы, к тому месту, где находилась фуникулерная станция, и постучали в дверь маленькой сторожки. На стук высунулся мастер-смотритель.
– Сюда нельзя, фуникулер не работает, – начал было он, но, увидев архиерея с короной в руках, поперхнулся и сразу все понял.
Тотчас же он начал двигать рычагами и отворачивать краны, потому что фуникулер двигался за счет веса воды. Большой бак наверху (наполняемый из того самого родника, который использовали
