— Ну что тут у нас? — скрывая смущение, деловито откашливаюсь.
— Кто цел остался — побросали свои сабли и сдались. — согласно субординации, снова вступившей в силу одновременно с возвращением командира в разум, докладывает Валентин, — Киерены в полном составе поддались на агитацию и пропаганду и резво ускакали в родные прерии. К нам — ни один даже не полез. Твой Таксан — просто орел степной. Как по нотам разыграл. Все грамотно сделал. Ворота открыты. Наши входят в город.
От души приложившись к возвращенной мной фляге — Валя громко отрыгивает и неэстетично утирает губы рукавом.
— Прошу прощения, Екатерина… Хотя ваше: «фи» здесь не совсем уместно. «Кто воевал — имеет право у тихой речки посидеть»… А ведь все получилось, Егор! Как мы их! Это все твой фарт! Только чего ты вдруг в ту сторону в одну каску поскакал-то? Без ансамбля, сам бля, один бля…
…Ну всё, понеслось! Бла-бла-бла… Друг стрекочет новым пулеметом на гарантии. Не захлебнулся бы родимый. От перегрева ствола. Это не совсем он вещает — это с ним на пару, постбоевой отходняк сейчас тараторит. Со скорострельностью стопятьсот выстрелов в минуту. Дело такое, индивидуальное и всякий раз непредсказуемое — у кого-то проявляется в мелкой непрекращающейся дрожи, у кого-то вот в таком говорливом состоянии — не заткнешь. У меня вот: на этот раз в настоящую истерику трансформировался.
— Так что: всё — вери вел, как сказал бы наш ирландский друг! Индейцы рассеяны, трубы трубят, скальпы сушатся! Хорошие парни в белых шляпах победили зло и наказали негодяев! Только вот я… — Шептун понижает голос и быстро воровато оглядывается через свое широкое плечо.
— Кстати, а где он? Шериф где, говорю? Потери какие? — сбиваю его волну. — Бусурман — много в живых осталось? Кто они? Откуда? Главного еще не выявили?
Под бодрый и уверенный перестук копыт — на сцене появляются новые действующие лица. Наши основные силы. Подмога. Вернее — авангард её. Маму его! Помогальщики, мазафака! «Ваши кони — тихо ходют»! По ковбойски лихо соскочивший с седла Мастиф — радостно оповещает начальство о том, как им пришлось притормозить уже почти у самых ворот. Из опасения, что все же придется биться с густо вываливающей из города толпой киеренов. Но не высказав ни малейшего желания вступить в бой — те, мелкими конными группами рассыпались по окрестностям и растворились в утреннем тумане.
Да нет — парни Мастифа совершенно ни в чем не виноваты. Они все сделали правильно. Это уж я так — бурчу по-полководчески. Для профилактики. Ибо: «командир — хорошим не бывает». Да и вообще, что-то я сегодня излишне впечатлительный. Может старею все-таки?
…Прихрамывая и аккуратно потирая вдрызг расквашенный нос, болезненно и осторожно морщась, откуда-то из дыма пришкандыбал шериф О’Конелл.
— Жидковаты оказались… индейцы! — вместо приветствия хмыкает он, — Это им не на колонны из ущелий нападать. А в целом — нормально прошло. Могло быть и хуже. Гораздо. У меня один в минусе. Карло — итальянец, — и непонятно хмыкает, размазывая по лицу кровавую юшку.
— Да. Сочувствую… Не сказал бы, что прямо слабаки. Неплохо дрались, черти, — не соглашаюсь с его оценкой я, — И кстати, мне возможно показалось — приглядываться-то времени особо не было, но по-моему это какие-то не совсем типичные арабы? А?
— Разберемся. Но хотя да — какие-то они… разные. Непонятно. Разберемся, — снова повторяет О’Конелл.
— Пошли, поглядим на супостатов, — предлагает Шептун, стукаясь с ирландцем флягами. Смотрю: эти двое без лишних слов и знания языка — достигли высочайшей степени взаимопонимания. Нашли друг-друга одинокие братские сердца. Колдыри — интернационалисты.
— Ты бы для начала умыться дал нашему другу, Валя.
— Успеется! Чай не на блядки собрались, — беспечно отмахивается художник. — Так для допроса полезнее — страшнее и колоритнее.
Пока идем — размышляю о недавнем, непонятном и опасном чудачестве «интуита» и наконец-то получаю информацию о потерях. Трое наших. Никого из них я близко не знал. Американец. Двое нугари. Один резвый и резкий шустрила прорвался-таки сквозь топоры заслона и горячие молодые бойцы Тара сами спрыгнули с крыши ему навстречу. Зачем? Кровь вскипела? Захотелось удаль молодецкую показать и хлестануться перед Кэти и Эбби, сидящими рядом, на том же сарае? И чего просто в упор — сверху ему в рожу не шмальнуть было? Как это и сделали перезарядившие свои арбалеты девчонки несколько мгновений спустя. Наверное так. Ну и что? «На миру и смерть красна»? Хрень это полная. Смерть априори не красива. Она бесцветна в своей конечной точке… Без цвета. Без звука. Без смысла… Ладно: мертвые в землю — живые за стол…
Почти десять процентов личного состава группы потеряли. Много. Но учитывая масштабность замеса — наверное, все же не слишком. Могло бы быть гораздо хуже.
Нас опять неимоверно выручила ставка на стрелковое оружие.
По возвращению — всех подростков ставим вторыми номерами к стрелкам нугари и пока хоть чему-то не научатся — пусть не мечтают вообще ни о чем другом.
От пылающего дома уже слишком некомфортно пышет жаром. Не перекинулось бы на городок.
Хотя нет — смотрю освобожденные аборигены уже вовсю тушат устроенный нами пожар. Вот и ладно! Это точно — сугубо их головняк. МЧС у нас нет. Пусть хоть с чем-то сами справляются.
Все же отдаю распоряжение Мастифу — выделить своих бойцов им в помощь. Чай не слишком перетрудились.
…Пленных врагов согнали в плотную и тесную кучку в стороне — у самых ворот подворья. Их человек двадцать. Целых и не очень.
Подходим к сдавшимся. Молча оглядываю изрядно закопченные рожи недавних хозяев поселка. Только глаза и зубы сверкают. Недобро. Однако — еще и фасон пытаются держать уроды мохнорылые! Все как у приматов: демонстрация оскаленных клыков — первый признак доминирования и агрессии… Да и пожалуйста — посушите зубы напоследок… покойнички.
Замечаю среди них пару совсем еще щенков, под стать недавно убегавшему от меня. Молодых волчат с собой «на стажировку» взяли? Курс молодого бойца пройти? Пришло их время «становиться мужчинами»? Ну-ну. А повзрослеть-то и не успеют уже ваши мальчуганы…
Ибо, скидок на возраст не будет.
«Был пацан — и нет пацана. Без него на земле весна…»
Вокруг пленных — неподалеку, но все же на расстоянии, группируется кучка местных, по каким-то резонам не принимающих участия в суетливом тушении особняка. Пережитый страх перед грозными завоевателями еще не отступил до конца — потому мирняк нугари бессознательно дистанцию между собой и оккупантами выдерживает.
Присматриваюсь к этой группе повнимательнее. Становится вполне понятным по каким причинам эти люди получили такие поблажки: вызволенные из «бусурманского полона» нугари, выглядят весьма неприглядно и местами даже жутковато. «Крипово», как среди молодняка говорят.
…Все в синяках, кровоподтеках, ранах. На некоторых, реально — практически «живого места» нет.
Истерзанные девушки в грязных лохмотьях, оставшихся от некогда светлых рубашек, заскорузло «стоящих колом» от засохшей крови. Перепуганные, непривычно безмолвные дети. Затравленно и злобно зыркающие исподлобья мужички.
Бледные восковые лица и без того светлокожих нугари — даже в предрассветной серости напоминают гипсовые маски. Только у масок не бывает таких синяков под глазами. Здесь они были у всех. И не только у подвергшихся побоям. У многих черные полукружья на пол лица: не от физического воздействия — от усталости, тревожной изнуряющей бессоницы и пережитого наяву кошмара.
Да — видно от души порезвились ублюдки! Наураганили. Животные!
Вдоволь наигравшись желваками и отскрипев зубами, снова поворачиваюсь к пленным. И наверное у меня на фейсе, что-то отражается. Опа! Уважаемые, а чего это мы фасон уже не держим? Замерли столбами и глазенки в пол роняем? Быстро что-то вы всю свою недавнюю крутость высрали…
А ведь они не столько от злобы, но больше от страха загнанно скалятся — зубами как кинжалами сверкая. Этот страх, вытеснивший все остальное, без труда угадывается в грязных лицах, обрамленных короткими бородами.
