Он подходил ко мне все ближе с каждым следующим вопросом, словно мои ответы могли что-то доказать. Я указал на свое раздувшееся тело.
— Если бы ты оказался в подобной ловушке, разве у тебя остались бы надежды или стремления, разве ты хотел бы утром вытаскивать эту тушу из постели? — Неожиданно я вспомнил: — Ты даже не спросил, что со мной случилось. И тебя совсем не удивил мой вид.
Он склонил голову набок и кисло улыбнулся.
— Ты забыл, что Эпини и Ярил переписывались? И если ты что-то рассказывал сестре, будь уверен, она поделилась этим с кузиной. — Он покачал головой. — Я сожалею, Невар. Смерть матери. Неверность Карсины. И то, что сделала с тобой магия древесного стража. В отличие от тебя я верю в эту историю. Я слишком близко видел магию спеков, — хмуро добавил Спинк.
— Что ты имеешь в виду? — мягко спросил я.
— Эпини попыталась покончить с собой через две недели после нашего приезда сюда.
— Что?
— Она попыталась повеситься прямо посреди нашей спальни. Если бы я не забыл перочинный нож и не вернулся за ним, ей бы это удалось. Я едва успел, Невар. Я срезал веревку и сорвал петлю с ее шеи. И я не мог осторожничать — у меня не осталось на это времени. Но я думаю, именно эта встряска и вернула ее в мир живых. Я так рассердился на нее, буквально пришел в ярость, и ей уже в голову не могло прийти бросить меня вот так. Она говорит, что даже не может вспомнить, как решила покончить с собой. Только странные обрывки — как она пошла в конюшню за веревкой, как встала на стул, чтобы достать до потолочной балки. И как завязала узел. Она сказала, что хорошо помнит завязывание узла, потому что ей показалось очень странным делать что-то, чего она никогда прежде не пробовала, но точно знала, как сделать.
Мое сердце заледенело.
— Как ты решился оставить ее одну? — вот и все, о чем смог спросить его я. — Что, если она снова поддастся?
Гордость сражалась на его лице с тревогой.
— Она сказала мне: «Обмани меня один раз — позор тебе. Обмани меня дважды — позор мне! Я больше не позволю магии меня одолеть. Никогда». И Эпини сражается с ней. Как и я. Как и всякий офицер или солдат в Геттисе, который хоть чего-то стоит. Ты и сам можешь сказать, кто борется с ней ежедневно, чтобы оставаться собой, а кто сдался и теперь опускается все ниже и ниже.
Когда Спинк сказал это, я тут же задумался, к которым он относит меня. Однако он не сделал паузы и не стал укоряюще на меня смотреть.
— Мы с Эпини стараемся поддерживать друг друга, как можем. Она черпала силы в письмах твоей сестры, пока они не перестали приходить. Теперь ты должен понимать, какими ударами стали для нее прекращение их переписки и угроза твоего отца сообщить лорду Бурвилю о ее поведении. Кстати! — Он вернулся к своему стулу и сунул руку в карман плаща, перекинутого через его спинку. — Письма твоей сестры. Я принес их с собой. Я пришел сюда, полагая, что ты, бессердечный негодяй, жестоко оставил ее в неведении. Я подумал, что ты обязательно ей напишешь, если прочитаешь о том, как она страдала, тревожась о тебе. Но теперь, когда выяснилось, что твой отец перехватывал твои письма так же, как и наши, возможно, жестоко с моей стороны давать тебе их читать. И все же ты имеешь право знать, что происходило в Широкой Долине в твое отсутствие.
Он вытащил изрядную стопку писем, перевязанных шпагатом. Я узнал размашистый почерк Ярил, и мое сердце дрогнуло. Всякий раз, когда я получал ее письма в Академии, оно начинало биться быстрее, поскольку я знал, что там же окажется и записка от Карсины. А теперь с той же душераздирающей силой я скучал по собственной младшей сестре. Я потянулся к письмам.
— Я не могу оставить их тебе надолго, — предупредил Спинк, отдавая письма. — Эпини будет их искать.
Я взглянул Спинку в глаза.
— Значит, ты не сказал моей кузине, что я здесь.
— Я хотел дать тебе возможность сделать это самому.
— Я не могу, Спинк. — покачал головой я. — Я уже объяснил тебе почему.
— А если бы ты меня внимательно слушал, то понял бы, почему ей так важно знать, что ты жив и здоров. Втроем мы сможем поддерживать друг друга, как прежде. Пожалуйста, Невар. Я дам тебе время подумать, но не слишком долго. Я утаил твой секрет от Эпини, но уже это меня тревожит и заставляет стыдиться. У нас нет тайн, мы не обманываем друг друга. Не ставь меня в подобное положение. Друзья не должны так поступать.
— Спинк, я ничем не могу помочь ни тебе, ни Эпини. Я всего лишь рядовой, толстый могильщик. Мы не сможем общаться, и ты это знаешь. И тебе прекрасно известно, что Эпини не признает подобных «условностей», и это создаст лишние трудности всем нам. Ты хочешь, чтобы над вами смеялись? Чтобы твою жену презирали как кузину могильщика? Как мы сможем поддерживать друг друга, если я навлеку на вас лишь позор? — Я смягчил свой тон и посмотрел ему в лицо. — Я благодарен тебе за то, что ты хочешь оставаться мне другом даже в таких обстоятельствах. И за то, что ты поделился со мной письмами Ярил, — вдвойне. Судя по всему, пройдет немало времени, прежде чем я получу другие вести из дома. Если ты не против, я оставлю их у себя хотя бы на ночь, чтобы внимательно их прочесть. Я найду способ незаметно вернуть их тебе.
В глазах Спинка вспыхнули гневные искорки.
— Это говорит подлая магия этих мест, а не Невар, которого я знал.
— Спинк, пожалуйста, просто одолжи мне ненадолго письма сестры.
— Думаешь, ты сумеешь вернуть их мне без свидетелей? — казалось, уступил он.
Я немного подумал.
— Если мы заранее выберем место и встретимся ночью, это вполне возможно.
— То есть, — усмехнулся он, — тайная встреча двух друзей ночью с целью передачи писем?..
Он был неисправим. Я не сдержал улыбки, хотя и не разделял его неуместного юмора.
— Так может показаться, на время. Но рано или поздно нас заметят, и все откроется. Мы говорим не о притворстве, которое нужно поддерживать в течение недель или даже месяцев, Спинк. Мы говорим о годах. О всем сроке нашей совместной службы. До самой моей смерти, вероятно.
— Ну разве ты не оптимистично настроен? Невар, которого я знал, был куда сильнее духом! Что с тобой произошло, Невар? Куда ты делся?
— Мы больше не в школе, Спинк. Это жизнь. Куда я делся? За стену жира. И выбраться из-за нее я не могу.
— Ты уверен? — казалось, он спрашивает меня совершенно искренне.
— Я испробовал все. Тяжелый труд, пост… мой отец едва не уморил меня голодом, Спинк…
— Я знаю, — перебил он меня. — Ярил рассказала, в письмах. Мне все еще трудно себе представить, что человек может так обойтись с собственным сыном.
— Но это правда, — защищаясь, пробормотал я.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
