На это поминовение я прибыл при полном параде, надо было пустить пыль в глаза и показать, что серьёзный человек в гости приехал, а не мелкий купчишка из столицы. А потому пришлось прикатить на трёх джипах и в сопровождении десяти бойцов. Однако надо отдать дядькам‑атаманам должное: они не удивились и никакого подобострастия не выказали, и это им в плюс — значит, высоко себя ценят. Сейчас в окружении полутора десятков моих ровесников, отслуживших в гвардии и ВБР, я стою чуть в стороне от основного действа и думаю, что бы такого сказать атаманам, чтобы их на сотрудничество сподвигнуть. У кургана выступают организаторы праздника, а после этого будет принятие молодёжи в казаки. Затем — показательная джигитовка, танцы с кинжалами и шашками под наурку. По окончании — всеобщее застолье и песенная программа. Время ещё есть, и разговор с ответственными людьми, которые могут решать за свои общины, состоится в промежутке между выступлениями и ужином.
— Игнач, — обратился я к своему товарищу по гвардейским временам, несколько сутулому и худощавому брюнету двадцати пяти лет, — кто среди собравшихся больше всех веса имеет?
— Тут каждый сам по себе, Мечник. Ради общей угрозы могут и объединиться. Но единой руки нет. Так после Хаоса сложилось, что каждый сам за себя в ответе, но здесь всем руководит местный атаман Пётр Кустов, а мы ему подчиняемся, по крайней мере пока.
— А если атаманы запретят ко мне идти?
— Не беда, сами уйдём, — усмехнулся Игнач. — Главное, семьи свои устроить, а сейчас это не проблема. Ведь так, Мечник?
— Так, — согласился я, — кто со мной двинется, сможет близких в Гвардейском поселить.
— Тогда вообще всё хорошо. Мы за это больше всего переживаем и, пока смута была да неопределенность, за свою станицу крепко держались. А сейчас спокойствие, и, по второму правилу казачьего кодекса чести, вне службы мы сами за себя решаем.
Ах да, здесь же ещё до чумы кодекс чести был. И если раньше он был обычным сводом рекомендательных правил, то за минувшие с Чёрного Трёхлетия сорок шесть лет для выживших казаков он превратился в настоящий закон. В нём четырнадцать правил, и самое первое гласит, что честь дороже жизни. Второе — все казаки равны, и вне строя каждый сам волен принять для себя решение и каждый имеет право голоса. Третье — по тебе судят о всех казаках, не посрами свой народ. Четвёртое — служи только своей стране. Пятое — слово казака нерушимо. Шестое — чти старших и уважай старость. Седьмое — держись веры предков и поступай по обычаям своего народа. Восьмое — нет уз святее товарищеских, и, пока казаки заодно, они непобедимы. Девятое — сам погибай, а товарищей выручай. Десятое — где знамя, там и победа, за свои знаки отличия, флаги и гербы стоять до конца. Одиннадцатое — нерушимость присяги и клятв. Двенадцатое — в час беды каждый казак встаёт на защиту Родины и Отечества. Тринадцатое — живи своим трудом и не проси посторонних о помощи. Четырнадцатое — береги свою семью, ибо она — основа всей твоей жизни.
— Игнач, а сколько вас всего по Конфедерации уцелело?
— Здесь на Кубани пять поселений, в них шесть тысяч человек, а по всему государству ещё двадцать общин, это около семнадцати тысяч. Немного, но все, кто выжил, на ногах стоят крепко. Проблем хватает, само собой, но власть у нас своя, и оружие для защиты станиц имеется.
— А как к Симакову относятся?
— Кто в войсках служил, положительно, а домоседам всё равно, и от политики казаки держатся подальше.
Мы замолчали, каждый размышлял о своём.
Через час все праздничные мероприятия завершились. Люди потянулись к столам, стоящим метрах в ста пятидесяти от кургана, возле него остались только шесть человек — атаманы местных казачьих общин. Игнач хлопнул меня по плечу:
— Пора, Мечник, пойдём со старыми за жизнь переговорим. Скорее всего, для себя они уже заранее всё решили, но разговор необходим. Приличия, однако…
— Ну, пойдём.
Мы направились к атаманам, а парни, готовые со мной покинуть свои станицы, остались на месте.
Вхожу в круг, оглядываю нахмуренных дядьков лет за сорок, слегка киваю и говорю:
— Здорово, казаки.
В ответ какое‑то невнятное гудение, и не поймёшь, то ли мне рады, а то ли наоборот. Один только Кустов, с которым я вёл предварительную переписку, высокий и статный мужчина в новенькой черкеске и с широким кинжалом в серебряных ножнах, откликнулся за всех:
— И тебе того же, гвардеец. С чем пожаловал?
— Да вот имею что предложить вашим общинам, дабы они развивались, а именно — участие казаков в бизнесе моей компании. Дела я веду выгодные, дороги передо мной лежат дальние, и нужны хорошие воины. Где их взять, когда таких людей по всей Конфедерации не хватает? Конечно, у казаков, коренных жителей Кубани, которые по каким‑то своим причинам сторонятся государственной жизни. Так нельзя, атаманы, и сейчас, когда времена Хаоса остались позади, надо подниматься и расширяться, а иначе окажетесь в той же яме, что и ваши предки перед чумой.
— И что нам это даст? — откликнулся один из атаманов.
— Во‑первых, ваши люди будут при деньгах, а это благосостояние всей общины. Во‑вторых, для дальнейшего выживания и сохранения своей культуры казачьим общинам необходимо двигаться только вперёд и иметь свою силу, которая сможет за вас веское слово сказать. Это не значит, что вы примкнёте к какой‑либо группировке, ваши законы я знаю, и неучастие в политических движениях там один из основных пунктиков. Я говорю о независимом вооружённом отряде из казаков, который может вам вскоре понадобиться, так как торгово‑промышленные кланы забирают под себя всё больше ресурсов и земель, а значит, рано или поздно ваш интерес столкнётся с их интересом. Кто в этой схватке победит, как думаете? Вы со своими людьми, отличными воинами, прошедшими хорошую армейскую подготовку и имеющими автоматы с винтовками, или мощный клан, который сможет в любой момент кинуть на ваши станицы отряды наёмников, а потом с местными властями договориться? Не сидите сложа руки, а расширяйтесь. Точно говорю: кто не идёт вперёд, тот остаётся в хвосте всей колонны.
— Значит, купец, ты предлагаешь нашим хлопцам на тебя поработать и с этого самим подняться, правильно ли мы тебя понимаем? — в разговор вновь вступил Кустов.
— Точно так, и резоны мои просты: сегодня вы поможете мне, а завтра я окажу поддержку вам.
— И даже на самом верху сможешь что‑то решить? — усмехнулся атаман.
— Кое‑что смогу, ведь, как и любой торговый человек в Конфедерации, я не сам по себе существую, кто‑то рядом со мной, кто‑то подчиняется мне, но и сам я прислушиваюсь к тому, что говорят вышестоящие. Вы не хотите работать с официальными властями напрямую, так нет проблем — решайте свои дела через мою контору. Не скажу, что завтра для вас наступит рай на земле, но от загребущих рук кропоткинского мэра Жиркова и лабинских торговых кланов прикрытие вам будет обеспечено, а каждая попытка с их стороны приватизировать ваши земли наверху понимания не найдёт. Опять же, если вы, те, кто сейчас собрался здесь, сможете подняться экономически и покажете, что действительно с вами стоит считаться, то добьётесь того, чего давно хотите.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
