6) Рассказывали нам также следующее: «Здесь (в лавре Св. Феодосия) был другой старец, родом из Аравии, именем Иулиан, – он был слеп. Иулиан некогда соблазнился о Макарии, архиепископе Иерусалимском (по подозрению в Оригеновой ереси, неосновательному), и сомневался, иметь ли с ним общение? Итак, в одно время авва Иулиан извещает авву Симеона, жившего на Дивной горе, отстоявшей от Феополя на девять миль: я слеп, сам ходить не могу, а довесть меня некому; между тем сомневаюсь, входить ли мне в общение с Макарием? Извести также меня, отец, как поступить с падшим братом и с тем, который вместе с ним связался клятвою? Авва Симеон так отвечал авве Иулиану: не отделяйся (от Макария) и не думай отделяться от Святой Церкви, ибо в ней, по благодати Господа нашего Иисуса Христа, нет ничего худого. Знай также, брат, что, если кто захочет вознесть жертву в вашей киновии, вы имеете у себя старца, именем Патрикий. Сей старец становится вне святилища позади всех около западной стены храма; он и сам совершает молитву проскомидия, и его приношение принимается, как жертва святая» (Гл. 95).
7) Авва Иоанн отшельник, по прозванию огненный, рассказывал нам: «Я слышал от аввы Стефана Моавитского, что в бытность его в обители Св. Феодосия были в этой обители два брата, которые поклялись не разлучаться друг с другом ни при жизни, ни по смерти. Они были примером назидания для всех в обители; но один из них до того разжегся похотью, что не мог противустать сему искушению и сказал своему брату: отпусти меня, брат, мною овладела плотская брань, я хочу возвратиться в мир. Брат умолял его и говорил: любезный брат мой, не губи труда своего. Сей отвечал ему: или сам иди со мною, или отпусти меня удовлетворить страсти. Брат, не желая отпустить его одного, пошел сам с ним в город. Одержимый страстью брат пошел в дом блудниц, а другой, стоя вне дома, брал с земли пыль, посыпал ею голову свою и терзал самого себя. После того, как тот согрешил и вышел из дома, брат сказал ему: какую пользу, брат мой, получил ты от греха? Сколько напротив получил вреда! Пойдем опять в обитель! Тот отвечал ему: теперь уже не могу идти в пустыню; ты ступай, а я останусь в мире. И сколько его другой брат ни убеждал, чтобы он шел с ним в пустыню, все было тщетно. Потому и сам остался с ним в мире. Они оба начали трудиться, чтобы пропитывать себя. В это время авва Авраамий, опытный и кроткий пастырь (который был после епископом Ефесским и устроил в Константинополе монастырь Авраамиев), сооружал свой монастырь, называемый византийским. Оба брата трудились здесь за плату, которую за обоих получал брат, впадший в блуд; он ходил ежедневно в город и тратил ее на прихоти, а другой брат во весь день постился, ни с кем ничего не говорил и спокойно проводил время в работе. Прочие работники, видя каждый день, что он не ест, ничего не говорит, но всегда умом внимает себе, сказал об образе жизни его святому авве Авраамию. Великий Авраамий призвал к себе труженика в свою келью и спросил его: откуда ты, брат? и какое у тебя занятие? Тот во всем открылся ему и присовокупил, что он трудится для брата, чтобы Бог, видя его труды, спас брата. Чудный Авраамий, выслушав все от брата, сказал ему: и Бог даровал тебе душу брата твоего. Как скоро отпустил от себя Авраамий брата, и он только вышел из его кельи, то услышал вопль брата своего: «любезный брат, возьми меня с собою в пустыню, да спасусь я». Он немедленно взял его, и удалившись в пещеру, недалеко находящуюся от Иордана, заключил его в ней. Спустя немного времени, брат впадший в блуд, много потрудясь по Боге духом, отошел ко Господу, а оставшийся брат, по данной клятве, оставался в этой пещере, чтобы тут же умереть и самому» (Гл. 96).
8) Рассказывали нам отцы того же монастыря об авве Стратегии, игумене сего же монастыря (Св. отца нашего Феодосия) следующее: три преимущества возвышали его пред другими современными монахами: он много постился, много бодрствовал, много трудился (Гл. 102).
9) Рассказывал нам в киновии отца нашего Феодосия авва Феодосий, который был епископом Капитолиадским, об авве Нонне следующее: «Однажды, еще до того времени, как надлежало бить в било, лежа на постели своей, услышал я, что кто-то тихим голосом произносит: Господи помилуй! Насчитавши пятьдесят раз «Господи помилуй», хотел я узнать, кто это произносил. Посмотрев из окна кельи своей в церковь, увидел старца, стоящего на коленах, и светлую звезду над головою его, которой свет помог мне узнать – кто был сей старец». О том же авве Нонне рассказывал нам другой из отцов той же киновии следующее: однажды, еще до того времени, как надлежало бить в било, вышед из кельи своей, пошел я в церковь, – вдруг вижу старца, стоящего пред оною, воздевшего обе руки к небу и молящегося. Руки его блистали, как зажженные лампы. Объятый страхом, я удалился» (Гл. 103).
Иоанн Мосх и Софроний упоминают в своих сказаниях о трех настоятелях монастыря Феодосиева: авве Леонтии (Гл. 4), авве Георгии (Гл. 108), и авве Стратигии (Гл.102), и о подвижнике того же монаст. Христофоре (Гл. 104). Блаженный Иоанн Мосх после долгих странствий скончался в Риме (около 622 года), завещав Софисту Софронию и другим ученикам, спутникам своим, которых было до двенадцати, погребсти тело его в обители Пр. Феодосия; завещание его было исполнено в точности: верные ученики перенесли останки учителя в киновию аввы Феодосия и положили в той пещере, в которой погребен сам пр. Феодосий, а блаженный Софроний, вскоре по возвращении в Палестину, был избран на Патриарший престол Святого Града, после Модеста, бывшего архимандритом той же Феодосиевой обители и потом Иерусалимским Патриархом.
Оба эти мужа (Модест и Софроний) оказали незабвенные услуги Иерусалимской Церкви. По взятии Иерусалима Хозроем, царем персидским (в 614 году), когда Иерусалимский Патриарх Захария был отведен в плен, архимандрит Модест избран был местоблюстителем осиротевшей Церкви и явил себя вполне достойным этого выбора; потомство назвало его вторым Веселеилом, строителем скинии, и Зоровавелем, обновившим Иерусалим, ибо он восстановил из развалин храм Святого Гроба, церковь Голгофы и еще Вифлеем, не опасаясь гонения Иудеев, ни скитавшихся в Палестине Персов. Благочестивый император Ираклий, изыскивая средства исхитить Святой Град из рук неверных, в то же время помогал Модесту своими сокровищами; равно и святой Иоанн Милостивый, Патриарх Александрийский, при первой вести о разорении иерусалимских святынь послал Модесту 1000 золотых, 1000 пудов железа, 1000 кулей пшеницы, столько же овец, 1000 мер сухой рыбы и столько же вина и 1000 египетских работников с смиренною грамотою, в коей просил извинения, что не посылает ничего достойного храма Господа Иисуса Христа, и писал, что и сам пламенно желал бы прийти трудиться, как простой работник, при сооружении храма Святого Воскресения, матери всех церквей.
