— Где ты был?! Где ты был так долго?! Я уже подумала, что и тебя убили!
— Да вроде нет, — задумчиво отозвался он и охлопал себя ладонями. — А, как считаешь?
— Дурак! — Кира зло оттолкнула его, и Стас стукнулся плечом о стену и сухо хохотнул.
— Извини. Это я со страху. Снова там оказаться — это…
— Снова?! Что ты там делал?! — вскинулась она. — Я думала, ты пошел на остановку! Ты сдурел?!
— Просто, хотел проверить — может, его уже нашли и никуда звонить не надо…
— Ну, и как? — Кира прислонилась к стене рядом с ним, хрипло дыша. — Не нашли? Ты позвонил?
— Позвонил, — отозвался Стас мрачным голосом. — Рассказал, мол — шел, увидел дядю отдельно, а голову отдельно, до свидания. Честно говоря, не думаю, что они поверили. А если и поверили и приедут проверить, то это, наверное, ничего не даст… — он удрученно покачал головой, и Кира посмотрела на него непонимающе.
— То есть?
— Его там нет, — Стас пристально и как-то сочувственно взглянул на нее, после чего сел на табуретку и начал снимать ботинки.
— Нет?! — переспросила она. — Как нет?!
— А вот так — нет! Ни трупа, ни головы! Они исчезли!
— К-как?! Но мы же видели… — Кира задохнулась и прижала ладони к вискам. — Ты же видел!
— Конечно видел. Они там были — действительно были! А сейчас их нет, — Стас поджал губы. — Но кровь осталась. Только ее землей присыпали. Умело так. Сразу и не увидишь — если только знать заранее. Так что, милая, это был человек.
— А ты посмотрел… там… в кустах…
— Я много где посмотрел, потому меня так долго и не было. Нигде ничего. Это был человек, Кира, — повторил он. — И человек хитрый.
Часть третья
Выгнанные гости
I
Всю следующую неделю Кира прожила, как во сне, — тихая, малоразговорчивая, незаметная, смотрящая на все вокруг себя, словно сквозь толстое стекло, в котором лица окружающих были мутны, а их голоса — далеки и неразборчивы. Жизнь текла мимо, и иногда она казалась самой себе обломанной веткой, зацепившейся за скалы посередине бурного потока. Она исправно ходила на работу, занималась делами, а потом возвращалась в квартиру, закрывала за собой дверь и облегченно вздыхала, хотя не всегда могла понять, чего боится больше — возвращаться домой или уходить оттуда. Егор все чаще тормошил ее встревоженными расспросами, Софья Семеновна и Антонина Павловна то и дело участливо спрашивали, не заболела ли она, и на это проще всего было ответить утвердительно и пройти мимо. Больных, как правило, не трогают.
Кира забросила танцы и по утрам больше не бегала к морю. Утро не казалось ей привлекательным и подходящим временем для прогулок. Она бы предпочла вечер, даже ночь, но об этом не могло быть и речи — по вечерам Стас всегда был дома и никуда бы ее не пустил, а ночью спал слишком чутко, и возможности выскользнуть из дома незаметно не было. Вставала она поздно — так, чтобы едва-едва не опоздать на работу, и идя через тихий, безмятежный двор, будь это утро или вечер, смотрела в сторону или делала вид, что говорит по сотовому — лишь бы поменьше общаться с соседями, которые в последнее время начали проявлять чрезмерное участие — даже Влада, которая даже пыталась заговаривать с ней — приветливо и в то же время как-то слегка заискивающе. Но Кира бы предпочла общаться только с одним человеком, но не видела его уже очень давно — с того самого дня, как, уезжая в Ялту, смотрела на него сквозь ползущее вверх оконное стекло „вектры“. В глубине души Кира чувствовала, что Князев сознательно избегает ее, и это вызывало у нее и облегчение, и досаду.
Одна домой она больше не возвращалась — Сергей исправно заезжал за ней на работу и довозил до самого подъезда, то и дело пытаясь напроситься в гости, но она неизменно отклоняла эти просьбы, отговариваясь плохим самочувствием. Их беседы утратили былую легкость и стали приобретать раздраженный оттенок с ее стороны, и печально-недоуменный — с его. Однажды он спросил, обдумала ли она уже его предложение, и Кира посмотрела на него удивленно, не сразу поняв, что он имеет в виду. Тот, вначале казавшийся таким важным разговор, на фоне последних событий совершенно поблек и отошел куда-то далеко. Она ответила ему что-то успокаивающе-неопределенное и тотчас забыла об этом. Кира знала, что Сергей чувствует перемену в их отношениях. Он стал более настойчивым, и иногда сквозь эту настойчивость даже проглядывала грубость, хотя в таких случаях Сергей почти сразу же спохватывался и начинал извиняться. Кира не обижалась и не сердилась, но именно это отсутствие эмоций с ее стороны удручало его еще больше. Она же, в свою очередь, не могла объяснить ему, что сейчас все ее сознание захвачено тем, что произошло и продолжает происходить.
На месте убийства Кира побывала в первый же день, пройдя одну остановку пешком, но под утро прошел сильный дождь, смыв все оставшиеся следы, и у подножия склона, и на выщербленной асфальтовой дорожке, и возле ствола старой акации не было ничего кроме густой жидкой грязи. Она немного постояла, оглядываясь, но сейчас улица, залитая яркими лучами майского солнца, не всколыхнула в ее сердце ничего жуткого. Это был просто склон, просто грязь, просто палые прошлогодние листья, и здесь не ощущалось никакой зловещей, кровавой ауры. Казалось, что никто не убивал душившего ее человека, что он просто исчез, проглоченный проходившей мимо ночью. Всю неделю она просматривала газеты, слушала новости, осторожно расспрашивала знакомых, но так ничего и не узнала. Несколько убийств, произошедших в последние дни, носили исключительно обыденный характер, и нигде в городе не находили обезображенный труп, лишенный головы, и саму голову тоже. Легче всего было думать, что все это — лишь сон, но синяки на ее шее не были сном, как и порез на запястье, и бьющая в лицо чужая кровь, и отголосок ночного ужаса, еще долго не исчезавший из глаз Стаса.
Ее отношение к брату начало странно раздваиваться. По утрам, когда он стучал в ее дверь, а потом говорил кучу всяких милых глупостей и щекотал ее голые пятки, Кира его обожала, считая самым лучшим человеком в мире и неизменно вспоминая, как он бросился к ней на помощь, как тащил ее, перепуганную и окровавленную, домой, как хлопотал вокруг нее, а потом бесстрашно уходил в густую ночь лишь для того, чтобы Киру никто не беспокоил расспросами и на улице не валялся неприбранный труп. Она смотрела на него, как смотрят дети на восхищающего их киногероя, и безоговорочно соглашалась со всем, что бы он ни сказал.
Но вечером Стас раздражал ее неимоверно, и она поглядывала на него только лишь как на досадное препятствие. Все вечера он проводил в квартире, никуда не выходя, и ночи тоже, и Кира никак не могла снова понаблюдать за тенями. Это желание стало почти маниакальным. Ей хотелось проникнуть в их загадки, ей хотелось знать больше — ей хотелось знать все. Но Стас мешал этому. Кира слишком хорошо помнила их давнишний разговор и опасалась зажигать свечи даже в своей комнате за закрытой дверью — ей казалось, что Стас может войти в любую минуту, и тогда на следующее утро отведет ее к психиатру… или еще хуже… Поэтому по ночам она только тихо бродила в темноте своей комнаты с зажигалкой, но этого тонкого огненного лепестка было слишком мало. Иногда ей казалось, что она видит обрывки теней на стенах, но понять что-то по этим обрывкам было невозможно. То и дело она останавливалась у окна и ловила ночные шорохи, но ни разу больше не слышала, чтобы кто-то возился под ее окном.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
