– Ну да, конечно. Везунчик, млять!.. Короче, хоть убивай меня, но без трофеев я отсюда не уйду!
– Да успокойся, разумеется, мы их здесь не оставим.
– Тогда с фига ли ты этот гнилой базар затеял?!
– Ша!.. Замолчи и послушай!
Кваз насупилась, но промолчала.
А я поспешил объясниться:
– Понимаешь, эта тварь обладала мощнейшим Даром внушения. Я сам попал под его воздействие – это очень сильная штука, преодолеть которую удалось только с помощью активации сферы неуязвимости.
– Понятно теперь, как ты рядом с ТАКОЙ взбесившейся тварью выжил, – хмыкнула подруга.
– У питона-элитника даже прозвище было Тихий Ужас. Сдается мне, что все обитатели этого подъезда – а может и всей девятиэтажки – запуганы элитником до состояния абсолютного, беспрекословного подчинения. Ты же сама слышала, как питон бесновался здесь. Оглянись, он же вдребезги разгромил квартиру, и просто чудо, что потолок не рухнул нам на головы. Грохот на весь подъезд стоял адский. Но, как видишь, ни одна тварь с нижних этажей до сих пор не рыпнулась посмотреть: че там за кипишь происходит наверху. Потому что жуткая аура ужаса, наведенная на стаю питоном-элитником при жизни, осталась и после его смерти. Но если вскроешь его споровик, наверняка, окружающие твари очень быстро прочухают, что Тихий Ужас мертв. И на выходе отсюда мы получим агрессивную толпу тварей, озабоченных выбором нового вожака. Согласись, бессмысленно добывать драгоценные трофеи, рискуя потерять их через минуту, вместе с жизнью.
– Ну, допустим, – проворчала Белка. – И что ты предлагаешь?
– Отрезать твари целиком всю башку, и, вместе с ней, спокойно спускаться по лестнице. Не тронутый споровик продолжит внушать окружающим тварям трепет перед ужасным вожаком, и никто не решится напасть на нас по дороге.
– А как же с зачисткой от тварей этажей? Мне лишний опыт бы не помешал.
– Не вижу препятствий.
– Так, сам же только что сказал…
– Я сказал: на нас твари не решатся нападать. Мы же можем по дороге атаковать кого угодно.
– Ежели так, то я: за.
– Вот и отлично.
– Ну ты тогда, давай тут, начинай пилить. А я, пока, пойду споровик топтуна проверю.
Белка пулей рванула к выходу.
– Э-э, куда, а помогать! – возмущенно крикнул ей вслед.
– Уверена, ты отлично и без меня справишься, – донесся ответ уже из соседней квартиры.
– Чистюля, мля, – беззлобно буркнул себе под нос и, призвав Шпору, приступил к кровавой работенке…
Самым сложным, как обычно, оказалось сделать первый пропил брони до мяса. Крохотные роговые чешуйки питона-элитника по крепости мало чем отличались от каленой стали и, плотно наложившись друг на дружку, являли собой многослойную броню. Шипастый диск Шпоры поначалу лишь бесполезно высекал из чешуи снопы искр, и постоянно соскальзывал в сторону, шлифуя окружающие роговые пластинки, но не продвигаясь внутрь ни на миллиметр. Чтобы пробить крепчайшую броню элитника, пришлось сменить Шпору на резак, и с помощью этого читерского ножа прокарябать в чешуе первую борозду. И уже зацепившись за нее, Шпора врубилась-таки в неуступчивую шкуру.
В итоге, отрезание головы питона-элитника затянулось на добрые полчаса, львиная доля из которых пришлась на вскрытие верхнего слоя брони. Белка, разумеется, гораздо раньше вычистила споровик топтуна и, вернувшись, от души развлекалась, изводя меня своими ЦУ.
– Да не так, косорукий, блин… Неужели не чувствуешь, что диск у тебя на одном месте вращается. Там спереди чешуя мешает. Ты на себя немного потяни… Да не так же…
– Белка, млять! В натуре, задрала! – раздраженно зарычал я, словив на фартук очередную струю дымящей крови.
Фартук и толстые кухонные рукавицы принесла мне из соседней квартиры Белка, когда я, пробив-таки слой чешуи, добрался до отравленной кислотником плоти, и от окрасившегося горючей кровью диска пошел густой сизый дым. К счастью, концентрация кислоты в крови была уже незначительной, и усиленная модификаторами сталь Шпоры от нее не окислялась.
– И это вместо благодарности?! – подбоченившись, закудахтала кваз. – Я тут ему помогаю, и вместо благодарности… Да не туда, дурья твоя башка! Говорю же: на себя тяни!
– Белка, млять!..
Вот так и воевали вплоть до долгожданного момента полного отделения башки от гигантского тела.
Разумеется в процессе разрезания плоти дымящаяся кровь через широкий пропил обильно стекала по шее твари, скапливаясь на полу в огромную лужу. Отступая от розлива которой, в конце мне пришлось допиливать, склонившись, и держа Шпору в вытянутой руке. Когда же полностью отпиленная голова питона отвалилась в сторону, из широкого обрубка шеи ничем больше не сдерживаемая кровь хлынула просто рекой, и за считанные секунды полностью затопила весь коридор.
Я, разумеется, успел вовремя запрыгнуть в прихожую, отделенную от лужи высоким порогом.
А дальше была отдельная песня, когда мы сперва прокладывали в адски вонючем кровавом болоте, в которое превратился коридор, дорогу из кусков разломанного шкафа к отрубленной башке, и по ней потом, виртуозно матерясь, и мешая друг дружке, затаскивали массивную голову, весом центнера полтора, в узкий закуток прихожей.
Прежде чем выносить из квартиры, еще минут на пять поставили голову в остове разобранного шкафа на попа, чтобы оттуда тоже слилась вся горючая кровь.
Пока я оттирал потеки крови с массивных челюстей питона, Белка расстелила на площадке добытую в соседний квартире скатерть, из плотного льна, и мы перетащили на нее башку. Потом, как смогли, завернули со всех сторон огромную голову в широкую скатерть.
Получившийся гигантский сверток, с помощью подруги я закинул себе на хребет и, согнувшись под стапятидесятикилограммовым грузом, заковылял на лестницу.
Первые полтора десятка ступеней мы преодолели вместе. Шагая рядом, Белка придерживала сбоку груз, страхуя меня от завала на перила. Но замешкавшись после первого марша на повороте, подруга вместо помощи, вдруг сама повисла на и без того тяжеленной башке. За что, разумеется, тут же схлопотала от меня нагоняй, и требование не путаться под ногами.
Судя по тому, как резво она после этого от меня сбежала, именно этого хитрюга кваз от меня и добивалась.
Промежуточную площадку и второй лестничный марш до восьмого этажа я пер тяжеленный груз уже в гордом одиночестве.
Белка же, не будь дурой, пока я корячился, в одно лицо лихо зачистила все три квартиры на восьмом этаже. И когда я спустился, подскочила с докладом, о трех ликвидированных тварях: топтуне и двух лотерейщиках.
– Похоже, ты был прав, – захлебываясь, делилась впечатлениями Белка, снова сбоку сопровождая меня на первом марше. – Твари там действительно какие-то зачуханные. Боятся нос из своих убежищ высунуть. Пока одну убиваю, остальные прекрасно слышат шум борьбы за стенкой, но сидят тихо, как мыши… Я когда первого лотерейщика прикончила, думала в остальных квартирах на этаже вообще никого нет. Но в следующей оказался топтун. И, знаешь, отбиваясь от меня, он то и дело затравленно оглядывался на стенку. Ну я через какое-то время, разумеется, докумекала, что аккурат в том направлении находится лестница… Рихтовщик, он реально чуял тебя… Тьфу, не тебя конечно, а башку питона, которую ты тащил. Как только просекла эту фишку, прикончила тварюшку за шесть секунд. Просто зашла с неудобной топтуну стороны, и когда тварь в очередной раз отвлеклась на стену, тут же вскрыла ротозею горло. С третьим лотерейщиком, зная, что нужно делать, я управилась вообще за считанные секунды.
– Бе-белка… ты… куд-да? – с надрывом пропыхтел я вслед рванувшей вниз подружке.
– Да че я тут рядом с тобой… Только время зря теряю. Пойду седьмой зачищу пока.
– Стоять! – просипел я совсем не грозно.
– Береги дыхание, Рихтовщик. Ты сильный. Ты справишься. Я в тебя верю. Удачи, – напутствовала меня кваз и, не дожидаясь ответа, свалила веселиться в одиночестве на седьмом этаже.
А я, как гребаный верблюд, попер расплющившую уже мне спину полуторацентнеровую башку дальше вниз, снова в убийственном одиночестве.
