бдят.
Жду.
Из операционной выходит анестезиолог.
Хватаю его за руку:
— Ну что там, как он?
Валера, анестезиолог, не удивлен моим вопросом:
— Тяжелый, но надеюсь, что все будет… Лиз, ты же знаешь, мы прогнозы не делаем, — он кивает мне и быстро идет по коридору.
Я без сил сажусь на кушетку, стоящую вдоль стены.
Кто-то садится рядом, протягивает мне картонный стакан с кофе.
Поднимаю глаза — Николай, помощник Кирилла.
Хватаю его за руку:
— Что случилось? Как же вы допустили?
— Лиза, подробности все потом будут. У нас сейчас задача — поднять Кирилла на ноги. С теми подонками мы разберемся, обещаю.
Николай протягивает мне какую-то визитку:
— Это тебе пропуск, чтобы охрана тебя к нему пускала в любое время.
Я киваю.
Из операционной выходят хирурги, мы подходим к ним.
— Операция прошла успешно, больной в реанимации. Пока все.
Остается только ждать.
Николай жмет мне руку и уходит.
Я подхожу к стеклянной двери реанимации и вижу Кирилла. Он лежит, накрытый простыней, трубки тянутся к аппаратам, мигают лампочки.
Если бы я умела молиться, то сейчас было бы самое время помолиться. Не умею.
Могу только просить всех богов, чтобы помогли.
Шепчу, обращаясь к Кириллу:
— Не смей, слышишь, не смей умирать!
15. Лиза
Кирилл уже неделю, как лежит в реанимации. Его состояние — стабильно тяжелое. Прогнозы, конечно, доктора не делают, но по результатам исследований, я понимаю, что сдвигов в сторону улучшения пока нет.
Я каждый день прихожу к Кириллу, смотрю на него, иногда держу его за руку и мысленно разговариваю с ним.
Я уговариваю Кирилла собраться, говорю, как он нужен всем нам. Даже упрекаю его в том, что он еще не забрал свой “долг” за испорченный костюм.
Конечно, произносить вслух все эти монологи я не могу, слишком много вокруг ушей.
На меня и так уже поглядывают с интересом. Чего это наша Лиза зачастила в реанимацию? Чем ей так интересен босс?
Я стараюсь не обращать внимание на косые взгляды и шепотки за спиной.
Как говорится, собаки лают, а караван идет.
Сегодня день не задался с самого утра.
Будильник взревел сиреной, как всегда неожиданно и резко. Я специально поставила этот “пыточный агрегат” подальше от кровати, чтобы пришлось шлепать через всю комнату. Пока встанешь, выключишь — уже проснешься.
Начался очередной унылый день.
За окном моросит дождь, я хмыкнула — естественно, чего же ждать от осени.
“В деревне Гадюкино идут дожди”.
Ппетусь в ванную, умываюсь холодной водой, чищу зубы, провожу щеткой по взъерошенной шевелюре, в очередной раз замечаю, что корни пора красить, вздыхаю.
Пристально смотрю на свое отражение — ну, прямо скажем, так себе.
Под глазами черные тени, кожа бледная, глаза потухшие.
Опять вздыхаю.
Наношу по капле консилера под глаза, тональник, пудра, чуть румян. Глаза красить? Ну в баню, кто меня там разглядывать будет. Сотрудники меня всякую видели, больным же плевать на наш вид. Так что будем считать, что макияж нанесен.
Отправилась на кухню.
Сыпанула, не жалея, растворимого кофе в большой бокал, плеснула кипяточку, развернула конфету.
Ужасно хотелось позвонить в реанимацию, узнать о состоянии Кирилла, но сдержалась.
Приеду в клинику и все узнаю на месте.
Специально приезжаю на полчаса раньше смены, чтобы успеть сходить в реанимацию.
Переодеваюсь, бегу.
Подхожу к стеклу, бросаю взгляд на кровать Кирилла. Кровать застелена чистыми простынями, Кирилла нет.
Мое сердце падает вниз. Я пытаюсь набрать в грудь воздух, но не могу.
Неужели все?
Чувствую, что пол уплывает под ногами. Хватаюсь за стену…
Мимо бежит сестричка из реанимации:
— Привет, Лиза! Ты чего такая зеленая? Не заболела? Уже знаешь, что боссу полегчало? Перевезли его в палату.
Вот хоть одна хорошая новость, правда, Лиза? — сестра бежит дальше по делам, а я тихо сползаю по стенке.
Из глаз текут слезы. Не помню уже, когда я плакала. Обычно стараюсь, не распускать слезы на людях, а сейчас, будто, прорвало… Реву и не могу остановится.
Наконец поднимаю себя за шкирку и иду умыться.
Боже, ну и видок! Лицо бледное, глаза опухшие, зареванные.
Выхожу из туалетной комнаты и сталкиваюсь с Павлом Ивановичем. Настроение у него сегодня, видимо, хорошее:
— Лиза, привет! Ты чего такая бледная? Здорова, надеюсь? — Киваю, говорить нет сил, — Вот и хорошо. Там наш босс в себя приходит потихоньку. Строит всех, ругается… Тебя требует, так сказать. Сказал, что только ты имеешь право колоть уколы в его царственную задницу, прости господи. Так что, Лизавета, теперь ты у нас работаешь в палате люкс. Постарайся уж, а то больно больной наш капризный, а мы ведь все от него зависим, сама знаешь.
Паша похлопывает меня по плечу и идет дальше по коридору.
Я спешу к нашей люксовой палате.
У входа сидят охранники, показываю им пропуск, парни кивают, захожу.
Кирилл лежит на высокой кровати. Бледный, глаза закрыты. Ну, хоть без трубок, уже хорошо.
Беру лист назначений, смотрю, какие уколы нужно поставить сейчас.
Разворачиваюсь, чтобы принести шприцы.
Слышу слабый голос:
— Стой. Подойди, Лиза…
Подхожу к Кириллу, беру за руку:
— Что болит? Врача позвать? Не молчи, пожалуйста.
Кирилл с трудом приоткрывает глаза, чуть улыбается:
— Пройдет… Ты рядом, это уже хорошо.
— Господи, ты так меня напугал, — мои глаза опять наполняются слезами.
— Ну, ты ведь еще свои долги не отдала, я все помню… — Кирилл чуть шевелит рукой, — Подожди, я чуть поправлюсь и ты мне спину потрешь…
— Кто о чем, а ты о бане, — пытаюсь шутить.
— Придется тебе, Лиза, повозиться со мной.
— Ничего, босс, я тебя на ноги поставлю, а потом мы обсудим твои фантазии о бане.
Я улыбаюсь. Шутит. Это хороший знак.
Спешу в процедурную за шприцами.
16. Лиза
Кирилл оказался непростым пациентом.
Сил у него еще не так много, но он постоянно капризничает, спорит с врачами и со мной, конечно, тоже.
Кириллу привозят вкусную еду от его знакомого шеф-повара, но аппетита у него нет. Он ворчит, что не может лежа есть — это неестественно.
Я включаю ему телевизор, но он только раздражается и просит выключить “всю эту белиберду”. Принесла детектив, читаю вслух. Кирилл слушает, вставляет иногда язвительные замечания о тупости героев книги. В принципе, соглашаюсь с ним.
Лечение Кирилл тоже переносит с трудом. Если перевязки он стойко терпит, то уколы его просто выбешивают.
Иногда мне кажется, что Кирилл просто боится уколов и, тем более, капельниц.
Я посмеиваюсь:
— Босс, у нас дети спокойно переносят все процедуры,
