Как-то он сказал, что отвезет меня по моему адресу. Я знал, что это пустырь и рассмеялся. Он спросил, что тут такого смешного, а я представил себе комическую ситуацию. Ну, привезли бы меня туда, что дальше? Мой дом? Куда подевался мой дом? Я никак не мог остановить смех.
– Это какая-то шутка, – сказал я. – Что вы от меня хотите?
Он ответил, что хочет мою куртку. Это была модная спортивная куртка от Пьера Бальмэна. Он взял ее, потом снял всю мою одежду. Меня голого снова впихнули в ванную и перед тем, как закрыть дверь, кто-то вылил на меня ведро воды.
20 минут я сидел голый в одиночестве, стуча зубами. Затем они вернули меня в бюро к тому самому крепкому мужику.
– Тебе все еще хочется смеяться? – спросил он.
Так меня водили из кабинета в ванную раза четыре или пять. Как только кто-то стучал в дверь кабинета, меня заставляли прятаться под столом. Так было раза три. В конце человек обратился ко мне: «Не обижайтесь. Это оказалось недоразумением».
Он вернул мне вещи и сказал, что меня вернуть туда, откуда забрали. Мне снова завязали глаза, впихнули в машину, но как только водитель включил мотор, кто-то закричал: «Стойте! Верните его! Мы проверили его адрес – там ничего нет».
– Я не знаю, о чем вы говорите, – сказал я, но они опять вернули меня в ванную.
Прошло еще минут двадцать, пока они не привели меня в бюро и заявили: «Простите, это была ошибка». Они завезли меня в «Кантри-Клаб», извинились еще раз и уехали.
На четвертое утро этой первой недели нас всех пригласили на беседу в комнату, одного за другим.
Они спросили: «Что ты думаешь? Все ли тебе удалось?»
Я ответил: «Не знаю. Я ведь не знаю, что вы хотите от меня. Вы сказали, что я должен постараться, и я старался».
Некоторых расспрашивали минут двадцать, а меня 4–5 минут. В заключение они сказали: «Спасибо. Мы позвоним тебе».
Через две недели они позвонили. Мне нужно было явиться в бюро на следующее утро.
Мне удалось попасть вовнутрь. Но только теперь начинался настоящий экзамен.
Глава 2. На школьной скамье
В Израиле многие думают, что их стране угрожает постоянная опасность. Сильная армия не гарантирует еще безопасности, как я тогда считал.
Известно, что существует огромная потребность в безопасности. И известно, что есть организация под названием Моссад. Официально она не существует, но о ней все знают. Но это только верхушка айсберга. Ты узнаешь, что это сверхсекретная организация, а когда тебя отбирают для службы в ней, то кажется, что за всем этим стоит действительно какая-то волшебная сила.
Тому, кто вырос в Израиле, это чувство прививается с детства. Сначала подросток вступает в молодежные бригады, где его учат стрелять. Мне исполнилось 14, а я уже был вторым из лучших израильских стрелков. Я пользовался снайперской винтовкой «Штуцер» и выбивал 192 очка из 200, только на четыре пункта отстав от победителя.
Затем я прослужил несколько лет в армии. Итак, я знал – или, по меньшей мере, думал, что знал, на что иду.
Конечно, не каждый израильтянин слепо марширует строем, но вербовщики Моссад, выискивая новых рекрутов, подбирают именно таких людей, в том числе и с помощью психологических тестов. На такой стадии главная предпосылка – найти тех, кто делает все, что им скажут. Тот, кто задает вопросы, может провалить к чертям всю операцию.
Я тогда был членом Партии труда в Херцлии и достаточно активен в этом городе. Я мыслил довольно либерально, так что все время чувствовал внутренний конфликт между моими убеждениями и служебным долгом. Вся система стоит на том, чтобы в самом начале выбрать правильных кандидатов, которых затем подвергнут со временем промывке мозгов и сделают из них идеальных служак. Как гласит пословица – хочешь раздавить помидоры – выбирай зрелые. Можно помять и зеленые, но зачем? Они ведь твердые…
За первые шесть недель не происходило ничего. Я работал в бюро в городе, «девочкой на все случаи жизни» и курьером. Но однажды холодным февральским днем 1984 года меня и еще 14 других посадили в микроавтобус. Никого из этих людей я раньше не видел. Все мы порядком волновались, когда автобусик поднялся на вершину холма и, проехав через охраняемые ворота, остановился у двухэтажного здания Академии.
Мы, 15 кадетов, вошли в низкий дом, в большом приемном зале на его первом этаже стоял теннисный стол. На стенках висели аэрофотоснимки Тель-Авива. Через стеклянную стену виден был сад во внутреннем дворе, окруженном двумя крыльями здания. Лестница вела на второй этаж. Сам дом был из белого кирпича, пол из светлого мрамора, внутренние стены тоже кирпичные.
Я сразу догадался, что тут мне уже однажды пришлось побывать. Когда меня таскали из крохотной ванной на допрос во время предварительного теста, я сквозь повязку увидел эту лестницу.
Затем появился смуглый седой человек и провел нас через заднюю дверь в одну из четырех классных комнат. – Директор сейчас придет, – сказал он.
Этот класс тоже был большим, с окнами по обеим сторонам, спереди классная доска, а в центре Т-образный стол с диапроектором. Наш курс назывался «Кадет-16», потому что он был шестнадцатым по счету учебным курсом Академии.
Вскоре мы услышали быстрые шаги по посыпанной щебнем парковке, и в комнату вошли трое мужчин. Первый был невысоким, хорошо одетым смуглым человеком, второй, которого я сразу узнал, выглядел старше и был похож на ученого, а третий – высокий блондин лет пятидесяти, в рубашке с расстегнутым воротником и в пуловере, в очках с прямоугольной позолоченной оправой. Он решительно подошел к доске, пока два других уселись сзади.
– Меня зовут Аарон Шерф, – представился он. – Я директор Академии. Добро пожаловать в Моссад. Полностью мы называемся «Ха Моссад, ле Модиин ве ле Тафкидим Майюхадим», то есть Институт разведки и специальных операций. Наш девиз: «Вести войну путем обмана».
У меня перехватило дыхание. Мы знали, что это Моссад, но когда тебе, наконец, говорят, что ты прав, о, Боже, мне нужен был воздух. Шерф, более известный под именем Аралех, сокращенно от Аарон, стоял, прислонившись к столу, и раскачивался вперед и назад. Он производил впечатление сильного и строгого человека.
– Вы команда, – продолжал он. – Вас избрали из тысяч других претендентов. Мы просеяли бесчисленное множество людей, и в результате остались именно вы. У вас есть все возможности стать теми, какими мы хотим вас видеть. Вы сможете послужить своей стране так, как удается лишь немногим. Я должен пояснить вам, что в нашей организации нет никаких квот. Мы будем рады, когда вы все достигнете цели и возьмете на себя очень важную работу. Но с другой стороны мы не хотим получить ни одного человека, который не квалифицирован на все 100%. Потому если даже никто из вас не достигнет цели, то так и будет. В прошлом так уже бывало. У нас уникальное учебное заведение. Вы сами внесете свой вклад в учебный процесс, реформируя его и изменяясь сами. Пока вы лишь сырье для службы безопасности. А, закончив учебу, станете самыми квалифицированными разведчиками в мире.
На нашем курсе не будет учителей в обычном смысле слова. У нас только практики, люди, занимающиеся разведкой на месте, уделяя часть времени Академии в качестве инструкторов. Потом они возвращаются на свое место службы. И вас они рассматривают не как студентов, а как будущих партнеров и коллег.
Ничто из того, что мы говорим вам, верно всегда и во всех обстоятельствах. Все проверяется на практике и различается в зависимости от конкретного лица и его опыта. Но их знания основываются на опыте, и мы хотим передать их вам. Другими словами, они поделятся с вами коллективным опытом и знаниями Моссад, приобретенными ими на практике методом проб и ошибок.
Игра, на которую вы решились, опасна. Учиться нужно многому. Но это не просто игра. И жизнь отдельно взятого человека не всегда последняя ставка в нашей игре. Вам всегда придется иметь в виду, что в нашем деле мы зависим друг от друга, иначе нас повесят вместе.
Я директор Академии и учебного отдела. Я здесь всегда, моя дверь открыта. Желаю удачи. А сейчас я оставлю вас наедине с вашими инструкторами.
Он покинул комнату.
Лишь позже я понял иронию, скрытую в надписи на табличке, висевшей над дверью Шерфа. Там была написана цитата бывшего президента США Уоррена Хардинга: «Не делай ничего аморального из моральных побуждений» – послание, которое находилось в вопиющем противоречии с тем, чему учат в Академии.
Пока Шерф говорил, в комнату зашел еще один человек. После ухода директора этот невысокий мужчина с североафриканским акцентом быстро вышел на середину и представился:
«Меня зовут Эйтен. Я отвечаю за международную безопасность. Здесь я чтобы рассказать вам пару вещей, но я не займу много вашего времени. Если у вас появятся вопросы, спокойно прерывайте меня в любой момент» Вскоре мы узнали, что такое пожелание высказывал любой преподаватель в Академии.
