class="p1">Чтобы удержаться на плаву, Достоевскому приходилось закладывать свои вещи и вещи Анны и брать деньги у ростовщиков. Кроме того, он соглашался на кабальные контракты с издателями. Например, он предоставил Ф. Т. Стелловскому право опубликовать собрание его сочинений за жалкий аванс в три тысячи рублей. Одновременно Достоевский пообещал Стелловскому к 1 ноября 1866 года предоставить новый роман в 160 печатных листов (это был тот самый «Игрок», о котором упоминалось выше). По условиям контракта, если Достоевский не успел бы закончить работу к сроку, Стелловский получал право публиковать все его произведения в течение последующих девяти лет, не выплачивая автору никаких отчислений [Lantz 2004: 412].
Достоевский считал, что подобное давление плохо сказывается на его творчестве, и, вероятнее всего, был прав. В письме Михаилу он жалуется: «От бедности я принужден торопиться, а писать для денег, следовательно, непременно портить» [Достоевский 1972–1990, 28, I: 325]. Своему другу А. Е. Врангелю он пишет: «О, друг мой, я охотно бы пошел опять в каторгу на столько же лет, чтоб только уплатить долги и почувствовать себя опять свободным. <…> Работа из нужды, из денег задавила и съела меня» [Достоевский 1972–1990, 28, II: 119].
Из-за нехватки денег Достоевский был вынужден постоянно работать: ведь если бы он не выполнял условия контрактов и не заканчивал книги к сроку, он оказался бы не в состоянии обеспечить всех тех, кто от него зависел. Таким образом, ему казалось, что он не может написать по-настоящему хорошую книгу, – что было еще одним источником стресса.
По иронии судьбы, именно в этих тяжелых условиях Достоевский создал некоторые из лучших своих произведений. «Игрок», «Преступление и наказание», «Идиот» и «Бесы» были написаны, когда ему особенно сильно не хватало денег – большей частью из-за страсти к игре и семейных обязательств. Из всех «больших» романов только «Братья Карамазовы» оказались созданы в период финансовой стабильности. Тем не менее работа в таких условиях разрушала физическое и психическое здоровье писателя. Отчаянно работая ради денег, Достоевский чувствовал только тревогу, а не удовлетворение от творчества.
В целом на протяжении почти всей своей жизни Достоевский страдал от стресса, тревожности и нехватки денег. Комбинация этих факторов заложила основу для развития игровой зависимости. Сам писатель утверждал, что игра была для него способом быстро и просто получить много денег, чтобы выплатить долги и прокормить своих многочисленных нахлебников. Отсюда некоторые делают вывод, что главным фактором, подтолкнувшим его к игре, была нужда. В поддержку этой точки зрения можно привести цитаты из Достоевского, где он объясняет, что всегда надеялся на выигрыш, и рассказывает о придуманной им системе или стратегии, которая якобы гарантировала верную победу.
Но такое упрощенное объяснение его игровой зависимости оставляет без ответов множество важных вопросов. Во-первых, почему большинство людей, столкнувшихся с бедностью, – в России XIX века или где бы то ни было – не становятся игроками, тем более патологическими? Во-вторых, почему среди игроков, ставящих на кон больше, чем они могут себе позволить, – в России XIX века или где бы то ни было – столько обеспеченных людей? И, наконец, в-третьих, почему Достоевский продолжал играть, когда уже становилось очевидно, что игра не то что не решает его финансовые проблемы, а, напротив, усугубляет их?
Таким образом, постоянная нехватка денег сыграла важную роль в формировании игровой зависимости у Достоевского (в когнитивной психологии такой фактор назвали бы «триггером»). Однако ее нельзя считать единственным объяснением. Необходимо помнить, что он пробовал и другие стратегии борьбы со стрессом. Как мы увидим в конечном итоге, игровая зависимость стала очередным элементом в длинном ряду таких попыток. Но сначала рассмотрим альтернативные стратегии, к которым он прибегал.
Достоевский и копинг-стратегии
В предыдущих разделах мы описали различные проблемы, провоцировавшие у Достоевского тревожность и стресс. В их число входили различные болезни, эпилепсия и панические атаки; каторга и ссылка; напряженные отношения с женой и любовницей; смерть двоих детей, жены и любимого брата; а также постоянная нехватка денег.
В таких условиях, на фоне постоянного стресса, Достоевский ищет утешения и поддержки в религии и национализме. Разумеется, как и многие молодые люди того времени, вскормленные запретной революционной литературой из Европы, Достоевский имел весомую причину бунтовать против царизма. Его политические взгляды нельзя считать исключительно личными. Однако определенный элемент личного отношения исключать нельзя, потому что в большинстве своем молодые подданные Российской империи не становились ни активными революционерами, ни страстными националистами.
Итак, в этом разделе мы вкратце опишем религиозные и националистические взгляды Достоевского и постараемся обрисовать, каким образом они могли отвлекать его внимание от насущных проблем.
Религиозные и националистические взгляды
Ортодоксальные религиозные взгляды не были для Достоевского чем-то новым. Он родился в верующей православной семье. По его словам, религиозное обучение началось с самого детства – мать учила его, а также его братьев и сестер, читать по книге «Сто четыре священные истории Ветхого и Нового Завета». Поэтому дети в семье «знали Евангелие чуть не с первого детства» [Frank 2009: 24]. В дальнейшем они учились Закону Божьему у дьячка местной церкви. Начиная с 1831 года мать Достоевского стала брать старших детей в ежегодные паломничества в Троице-Сергиеву лавру, расположенную в ста километрах к востоку от Москвы. Позднее Андрей писал, что эти поездки оказали большое влияние на их жизнь [Достоевский А. 1990: 64–65].
У взрослого Достоевского религиозные взгляды тесно переплетались с националистическими славянофильскими убеждениями. Славянофильство – это интеллектуальное движение, возникшее в России в 30-е годы XIX века и основанное на православии [Lantz 2004]. Славянофилы мечтали о свободном и гармоничном союзе славянских народов, объединенных общей верой. Предполагалось, что они отринут эгоистические и индивидуалистические воззрения ради единства. Это был бы благородный, поистине христианский поступок [Lantz 2004]. В целом славянофилы утверждали, что русский народ способен образовать настоящую общину, поскольку православие означает отречение от эгоизма.
Хотя Достоевский никогда не признавал себя чистым славянофилом, некоторые исследователи обнаруживают черты «подсознательного славянофильства» в его произведениях. В 1877 году он писал: «Я во многом убеждений чисто славянофильских, хотя, может быть, и не вполне славянофил» [Достоевский 1972–1990, 25: 195].
По словам А. П. Милюкова, друга писателя, Достоевский верил, что у социализма благородная цель, однако считал социалистов «честными фантазерами» [Милюков 1990: 263]. Как и славянофилы, он ориентировался скорее на российскую идеологию, нежели на западную, – и эта тема, как мы увидим, прослеживается в его произведениях, в том числе и в «Игроке».
Достоевский расходился с социалистами не только потому, что они искали ответы за пределами России. Социализм
