— У Алентова губа не дура… Вот так зарождаются правящие династии.
Алентов был слегка пьян и влюблен, не придал услышанному значения. Расставаясь, он задал вопрос, который задает нормальный мужчина понравившейся ему женщине:
— Мы еще увидимся, разрешите вам позвонить?
— Вы мужчина, дерзайте! — ответила, смеясь, Юлия.
— Но я не знаю вашего телефона.
— Попытайтесь разыскать! — Она снова рассмеялась и заторопилась на выход.
— Николай, ты хочешь сказать, что весь вечер провел с девушкой и не знал, что она самая богатая невеста в России? — спросил у Алентова его секретарь и друг на следующий день.
— Не знал, — ответил Николай. — Ты мне не веришь? Моего слова недостаточно?
— Дело не в том, чему верю я, — ответил секретарь. — Если ты, один из лидеров демдвижения, депутат Госдумы, будешь встречаться с дочерью магната Горсткова, это выплывет наружу и будет расценено людьми однозначно.
— Я не свободный человек?
— Естественно. Крупный политик — человек не свободный.
Алентов раздумывал недолго, согласился и Юлии Горстковой не звонил. Прошел месяц. Николай начал забывать хмельной вечер, гибкую девушку, ее дразнящую улыбку, когда Юлия сама позвонила ему в офис и насмешливо спросила:
— Вы всегда не выполняете свои обещания?
Алентов узнал ее сразу, довольно холодно поздоровался и, сославшись на плохую память, сказал, что вроде бы ничего не обещал.
— Не держать данное слово или иметь плохую память? Я даже не знаю, что хуже для профессионального политика?
Они обменялись еще несколькими острыми фразами, после чего Николай сказал:
— Юлия, пощадите, меня прессингуют с утра до вечера, я очень хочу вас увидеть.
— Я подумаю над вашим предложением, — ответила девушка. — На людях с вами появляться нельзя, вы стали слишком популярны. Приходите ко мне в гости. Не к дочери бизнесмена Горсткова, а к девушке, которая любит танцевать. Приходите, я решу, что с вами делать дальше.
Алентов провел в квартире Юлии чудесный вечер, они танцевали, слегка выпили, ничего не решили, лишь еще больше запутали. Он работал сутками с необходимыми перерывами на сон, но мысли о Юлии не оставляли его, раздражали, порой приводили в бешенство. Он решал главный вопрос своей жизни, и какая-то ерунда, обыкновенная девчонка, мешала, не давала полностью сосредоточиться. Вчера секретарь передал приглашение на серебряную свадьбу Горстковых, сказал, что Юрий Карлович звонил лично, предупреждал, что будет лишь несколько человек, мол, бизнесмен хочет обсудить приватно с Алентовым несколько деловых вопросов.
— Надеюсь, ты понимаешь, что отказываться от подобного предложения из-за того, что ты танцевал когда-то с его дочерью, неразумно? — спросил насмешливо секретарь. Он не знал, что Николай и Юлия виделись еще раз и взаимоотношения молодых людей зашли дальше, чем обыкновенные танцы.
И вот Николай пришел, выяснилось, что среди гостей вице-премьер и помощник Президента, отношения с которыми у Алентова были отнюдь не простые, а сейчас, когда до официального объявления кандидатов на выборы оставались буквально дни, так просто напряженные. Присутствие за столом заместителя начальника контрразведки и человека, приближенного к генералу Коржанову, атмосферу отнюдь не разряжало. Главное, Юлии, с которой Алентов хотел увидеться и поговорить, нет дома, она только завтра возвращается из Парижа.
Николай пил мало, шампанское и сухое вино по настроению, но неловкая ситуация: мужчина-коммунист, моловший чушь по соседству и требующий к себе внимания, вывел Алентова из равновесия, и он выпил три рюмки водки. А делать этого не следовало.
Помощник Президента Ждан и вице-премьер Барчук говорили, естественно, о предстоящих выборах.
— Президенту не выиграть с первого захода, — говорил Ждан. — Чечня, как застрявшая меж ребер пуля, не дает дышать нормально.
— В него никто не стрелял, мужчина обязан уметь обращаться с оружием и не допускать самострела, — ответил Барчук, наливая в бокал жены легкое вино.
— Мужчины, вы способны хоть на час отвлечься от своих споров? — капризным тоном спросила супруга Ждана.
— Вероника, прошу, — остановил ее муж и повернулся к Барчуку: — Анатолий Владимирович, сегодня уже не установить, кто стрелял. Мы все стоим перед выбором. Я не говорю, что Президент святой, но если он проиграет и к власти придут коммунисты…
— И при них жили, да не при теперешних, те, старые, были покруче, — перебил Барчук. — Мне лично все одно. Придут коммунисты, правительство слетит, останется Президент, тоже всех до единого сдаст. Я живу стабильно только до июня, потом придется крутиться.
— Что ты все о себе! А Россия, народ? — возмутился Ждан.
Барчук слегка отодвинулся от стола, оглядел соседа, усмехнулся, покачал головой:
— Не валяй дурака! Россия! Народ! Ты о себе думаешь, я — о себе, и не стоит кривляться. Мы с тобой профессионалы, любой власти нужны. Службистам сложнее, — он кивнул на сидевших напротив генерала и полковника.
Контрразведчик перехватил взгляд вице-премьера, улыбнулся и громко спросил:
— Обсуждаем виды на урожай?
Барчук сделал вид, что не расслышал, а сидевший рядом с Володиным Севостьянов сказал:
— Степан Сидорович, между нами, что сегодня в Париже произошло?
— Ты, Юрий Иванович, о чем? — фальшиво удивился контрразведчик.
— Не прикидывайся, коли нам известно, так вам и тем более. — Севостьянов взглянул на хозяина и его супругу. — Выдержанные люди, словно с их дочкой и не случилось ничего.
— Так ведь все путем, обошлось, — тихо ответил Володин. — Я действительно толком ничего не знаю. Какая-то драка у гостиницы, Юлии стало плохо, и завтра она прилетает. А что девчонку хотели силой увезти, я не верю. Если бы хотели, так и увезли бы. А то, видите ли, два русских туриста помешали.
— А у нас в кустах случайно оказался рояль! — съязвил Севостьянов. — Не морочь голову, ваши штучки. Но не хочешь — не говори. Интересно, слухи или действительно дочка хозяина замуж за этого говоруна собирается? — Он едва заметно кивнул в сторону Алентова.
— Шутишь? Я и не слышал.
— В прежние времена ваша служба не сплетни — мысли слышала. — Севостьянов укоризненно покачал головой. — Ты понимаешь, генерал, если Алентов получит такого тестя, это будет сила.
— Тогда он и сам может податься в кандидаты.
— Я его не люблю, но он умный парень, понимает, что сегодня только в пристяжные годится. Молодой, его время еще придет.
— Если коммунисты победят, время остановится, — Володин усмехнулся, — наступит наше время, контрразведка всегда была. Ну и пошерстим мы этих болтунов.
— Я работаю в Управлении охраны Президента, — сухо произнес Севостьянов. — Он будет баллотироваться на второй срок и победит. В призывах и лозунгах коммунистов и вашего лидера нет и намека на возможные репрессии.
— Ты умный мужик, Юрий Иванович, пистолет придумали и сделали не для того, чтобы им размахивать, не флаг. Оружие изготовили для убийств, если его берут в руки, то обязательно стреляют. Се ля ви! А если наш лидер решит, что пистолетом можно гвозди забивать, ему дадут в руки молоток и отправят туда, где забивают гвозди. Но лично тебе бояться нечего, нам такие люди будут нужны в большом количестве.
Полковник Севостьянов несколько удивился уверенности контрразведчика и его неосторожной откровенности, подумал, не слишком ли он, полковник охраны, уверен в могуществе своего шефа, и неожиданно вспомнил пословицу, предупреждающую об опасности складывать все яйца в одну корзину.
А хозяин благодушествовал, пребывал в отличном настроении, ухаживал за дамами, с юмором рассказывая, как расчищал тайгу за то, что раньше времени начал перестройку и приватизацию, в те времена его действия подпадали под определенные статьи Уголовного кодекса и премировались длиннющими сроками. Юрий Карлович пил и ел вкусно. Крупной фигурой, раскатистым голосом, который покрывал шелестящий говорок гостей, походил на Гаргантюа в окружении людей мелких, обсуждающих свои маленькие проблемы. Горстков смотрел на своих гостей не свысока, а с умилением — он уже выпил солидно, — с жалостью, как взрослый смотрит на детей, которые расстраиваются из-за сломанной игрушки, не ведая, какие еще поломки ждут их в этой жизни.
Депутаты, заместители, помощники, глупые и несмышленые, переживают, что день грядущий им готовит. Вчера одни выборы, сегодня другие, зарплата из казны, но в казну необходимо вкладывать, иначе брать станет нечего. А для этого необходимо зарабатывать, а не разговаривать.
Горстков зарабатывал с раннего детства, почему-то мы все время тычем пальцем в немцев и прочих американцев, утверждая, что вот они умеют работать и сколачивать капиталы, словно на Руси испокон веков не жили работяги, некоторые создавали фамилии, строившие заводы и создававшие финансовые империи. Живем, зажмурившись, словно и нет в Москве ни Третьяковской галереи, ни дома Пашковых и многого иного, красивого и вечного, сделанного русским «вором и пьяницей». И храм Василия Блаженного вырос сам по себе, и иностранные посольства разместились в особняках на Поварской и в прилегающих переулках с «иноземными» названиями: Хлебный, Скатертный, Ножевый и прочая.
