— Но зачем я вам?
— Вы же знаменитость! Вы… прекрасная женщина! Проявите благосклонность, и у вас будет всё! Решительно всё!!
— Благосклонность какого рода? — уточнила Каролина, как опытный секретарь.
— Э-э… — смешался Свищевски. — Ну… придите ко мне!
— Насовсем или временно? — снова уточнила женщина. — Первое маловероятно, я старше вас, к тому же родители ваши не одобрят подобного. А на «временно» я не согласна.
— Вы не можете быть так жестоки! — вскричал юноша, тараща неопределенного цвета водянистые глаза.
— Могу, — ответила Каролина.
— Тогда я умру!
— Вы повторяетесь, — устало произнесла она.
— Нет! Я… я… выброшусь в окно! — решил Свищевски и ринулся к означенному окну. Однако удар всем худосочным телом и стекло, и рама выдержали, равно как и второй рывок.
— Тут стёкла противоударные, — сказала Каролина, припудривая нос. — А в форточку вы не пролезете, даже не старайтесь.
— Нет, я не отступлюсь! — поняв, что окно не сдается, молодой человек бросился к Каролине, порываясь схватить ее за руку, Каролина быстро прикинула, чем из «аварийного набора», что хранился в ее несессере, будет удобнее плеснуть юнцу в глаза, а некая третья сила легко отнесла Свищевски от дамы и выставила за дверь.
— Прошу прощения за вторжение, — прогудел поручик Вит-Тяй, — однако дверь была открыта, а тут творилось непотребство. Если я не должен был встревать, то готов понести порицание, госпожа…
— Ах, как я вам признательна за вмешательство! — от избытка чувств Каролина на мгновение приникла к могучей груди гвардейца, попутно отметив, что борода у него на редкость ухожена и шелковиста. — А куда подевался этот… юноша?
— Сбежал, — констатировал поручик, выглянув в коридор. — Прикажете догнать и…
— Нет, пусть бегает, — решила Каролина и пнула туфелькой россыпи роз. — Какое безобразие… Впрочем, горничная приберется. Идемте, господин поручик!
За завтраком все хранили молчание, ограничиваясь ничего не значащими замечаниями. Стажер Дубовны спал сидя, и по его покрасневшим глазам было ясно, что библиотеку он всё-таки отыскал. Оперативник Весло был отчего-то мрачен, словно его что-то снедало, его коллега Гребло тоже оказался нерадостен.
Каролина нервно позвякивала ложечкой по краю чашечки и то и дело вынимала зеркальце — посмотреть, не подкрадывается ли с тыла Свищевски.
Прочие члены команды представляли собой воплощенное спокойствие: поручик вкушал — иначе не скажешь — фирменный омлет (он был приверженцем национальной кухни, но прочую предпочитал сперва распробовать, прежде чем уничтожить на корню), доктор читал газету и поглощал крохотные канапе с разноцветной икрой, Пол Топорны выглядел точно так же, как и всегда, то есть немногим отличался от статуи… Ну а генеральный следователь наслаждался прекрасной овсянкой (одного визита Каролины на кухню хватило, чтобы там научились готовить ее правильно) и приятным травяным чаем, а сожалел только о том, что кофе ему сейчас не полагается.
— Господин доктор… — прошелестел кто-то за спиной у Теодора. Это оказался всё тот же проводник. — Господин доктор, пассажир отравился…
— Промойте ему желудок, дайте касторки и позвольте мне дочитать статью, — машинально ответил тот, но тут же спохватился: — Чем отравился? И что, здесь нет штатного врача?
— Н-нет, господин, только фельдшер, он справляется, но это очень сложный случай, мы боимся, что пациент не дотянет до следующей станции… Туда уже вызвали бригаду, но…
— Короче, — отрубил Немертвых. — Кто отравился? Чем? Когда?
— Это г-г-господин Свищевски… — пролепетал проводник, зеленея.
— Ясно. И когда он отравился?
— Вот буквально только что… вы бы слышали, как он кричит, господин доктор! Он ужасно мучается!
— И это подводит нас к последнему вопросу — чем именно он отравился, — кивнул Немертвых, блестя стеклами пенсне. — Ну же?
— Он… — проводник замялся. — Он съел…
— Ну что такое? Не фунт же гвоздей! — нахмурился доктор.
— Нет… — понурился проводник. — Он съел кактус…
— Что-о? — Доктора Немертвых было сложно удивить, но Свищевски справился на отлично. — Где он взял кактус?!
— В салоне, — убитым голосом ответил тот. — Там стоит фикус, он на виду. А кактус задвинули поглубже, он очень колючий. То есть он не весь колючий, он вообще-то гладкий, забавный такой, а по краям этих… ну, из чего он состоит… колючки. Вот его-то господин Свищевски и съел.
— Весь? — серьезно спросил Теодор. Остальные следили за беседой в немом восхищении.
— Никак нет. Только две лапы понадкусывал. Ну, у кактуса как будто лапы, — пояснил проводник. — Но, наверно, он ужасно ядовитый, потому что господин Свищевски так страдает, так страдает, плачет…
— Ну хорошо, идем, взглянем на страдальца, — хмыкнул доктор и поднялся.
— Я тоже пойду! — вскочила Каролина. Поднялись и оперативники, а следом и сам генеральный следователь со стажером.
Пол Топорны остался безучастно смотреть в пространство, а поручик приступил к священнодействию — выбору очередного сорта кофе. Неудачники, не способные съесть кактус и остаться при этом в живых, его решительно не интересовали…
Стоны страдальца были таковы, что заглушали даже утренние экзерсисы господина Сверло-Коптищева. (А тот, будто проникнувшись трагизмом ситуации, играл что-то минорное и даже не очень громкое.) В стонах угадывалось имя госпожи Кисленьких, обещания немедленной и ужасной кончины, жалобы на жестокосердие вышеозначенной госпожи и многое другое.
— Нуте-с, — сказал Немертвых, — покажите мне этот кактус!
— Вот… — дрожащим пальцем указал проводник.
— Хм… — доктор подошел к растению, осмотрел его. — Обычный кактус, совершенно безобидный и неприхотливый, почему и выращивается в качестве домашнего растения. На исторической родине из него делают крепкий алкогольный напиток, но я не думаю, чтобы организм господина Свищевски был способен на перегонку сока… тем более, откусил он всего ничего.
Доктор посмотрел на мнущегося тут же фельдшера, стыдливо крутящего в пальцах клистирную трубку.
— Что давали пациенту?
— Касторовое масло… — понуро ответил фельдшер. — Чтобы, значит, очистило и вообще… Только они его пить не стали, вот, весь диван уделали…
— Надо было с другого конца зайти, — холодно посоветовал Немертвых. — И не с касторкой, а со скипидаром. Отличное средство для оживления покойников, скажу я вам!
Он вернулся к пациенту, раскинувшемуся на диване и стонущему столь пронзительно, что прослезился бы даже камень. Увы, доктор Немертвых был сделан из более прочного материала, а потому слезы лить не стал, а раскрыл саквояж, с которым не расставался.
— Ну-ка, откройте рот. Ну, ну, не упрямьтесь, не то я разожму вам челюсти силой, а это вам вряд ли понравится! Ян, посветите сюда. Благодарю…
— Ну что там? — сгорая от любопытства, спросила Каролина.
— С десяток колючек в болтливом языке, — ловко орудуя пинцетом, ответил доктор, — и парочка поцарапала гортань. Жить будет.
— Ах… — с непонятным выражением вздохнула женщина.
— Ну-ка, молодой человек, выпейте, — приказал Теодор, сунув тому мензурку. — Это вас излечит. Зажмите нос, наберите в рот, подержите и глотайте!
Свищевски последовал приказу и еще с минуту судорожно хватал воздух открытым ртом.
— Что вы ему налили? — поинтересовался Берт. Фельдшер молча вытаращил глаза.
— Спирту, — ответил доктор, собирая инструменты. — Продезинфицировать ранки.
— Ж-ж-жестокая… — произнес юноша, падая обратно на диван. — А я… все равно у-умру…
— Не сегодня, — сказал Теодор.
— Алкоголь практически не употребляет, — припомнил досье Дэвид.
— Бедняга, — подытожил Руперт, и они оставили Свищевски спать под аккомпанемент набирающих силу пассажей Сверло-Коптищева.
— А револьвер я у него забрал, — сообщил Ян по пути.
— У него еще и револьвер был? — поразилась Каролина.
— Да, но заряжен холостыми. Но я все равно прибрал от греха.
— Правильно сделали, — кивнул Бессмертных. — А теперь… Дэвид, вы всё прочитали, что я велел? Идемте, будем разбирать.
— Я буду у себя, у меня появилась интересная мысль, ее нужно записать, — прощебетала Каролина и испарилась.
Остальные тоже разбрелись по своим делам и не встречались до самого ужина, пропустив обед по самым разным причинам. Каролина увлеклась сочинительством, Дэвид под руководством Руперта постигал особо мудреные части Уголовного кодекса, Теодор нашел в библиотеке, о которой проговорился Дэвид, интересную монографию… Где был Пол Топорны, не знал никто, а оперативники на этот раз предпочли пообедать в вагоне-ресторане второго класса, для разнообразия, так сказать.
А вот ужин преподнес сюрпризы. Для начала, Каролина явилась вовремя, радостная (должно быть, муза надиктовала ей много интересного), раскрасневшаяся, в платье цвета осенних листьев и как-то неожиданно порыжевшая. Неизменное манто казалось первым осенним снегом на ёё плечах. Затем собрались остальные, и тут как раз ничего необычного не оказалось. Вот только привычный уже Свищевски явился поздно, сел поодаль, за один столик с какой-то пожилой дамой, не глядевшей по сторонам, и выглядел весьма бледно. Что и немудрено после полной мензурки чистейшего спирта, заключили мужчины, учитывая то, что Герберт был трезвенником.
