— А другого пути на остров нет? Филипп снова мигнул.
«Нет, он все-таки спятил! Неужели Нирок думает, что может просто прилететь на остров Хуула, где живут Ночные Стражи? Да его даже близко туда не подпустят! Он ведь, как два пера, похож на свою мать. Нет, мы для них враги и всегда будем врагами!»
Но Филипп не хотел огорчать Нирока. Он не мог сказать другу, что ему будет не так-то просто обосноваться в совином мире. Нирок был слишком похож на своих родителей, которых боялись и ненавидели во всех царствах. Да еще эти странные разговоры о жутком скруме Клудда…
Филипп поежился, вспомнив, как Жуткоклюв со Зверобоем однажды шептались об этих ужасах.
— Хорошо, Нирок. Давай подумаем об этом позже. Когда мы выберемся из этих каньонов, ты своими глазами увидишь правду.
— Этого я и хочу! Мы должны улететь отсюда как можно скорее.
«И, может быть, навсегда», — молча прибавил про себя Нирок.
Пока все Чистые безмятежно спали в своих каменных пещерах, две совы бесшумно вылетели из каньона в разгорающееся утреннее небо. Поймав теплое воздушное течение, они направились на север, в сторону Клювов.
— Как здорово лететь при попутном ветре! — воскликнул Нирок.
— Так-то оно так, да вот только возвращаться будет куда как сложно, — пробормотал Филипп. — Поэтому-то в прошлый раз мы и проворонили нападение Ночных Стражей. Никто и подумать не мог, что они прилетят против ветра, да еще со стороны Пиков.
— Что такое Пики?
— Скоро сам увидишь. Там начинаются Крушильни. Но заруби себе на клюве — мы не собираемся туда соваться!
— Хорошо, поищем другой путь на Великое Древо.
Филипп промолчал.
«Чем меньше мы будем обсуждать его безумные планы, тем лучше!» — решил он.
Очень скоро Нирок различил впереди острые красные пики, пронзавшие серое небо на горизонте. Они с Филиппом повернули на восток и направлялись вдоль длинной стены каньона, как вдруг, откуда ни возьмись, из-за каменного гребня выпорхнула огромная черная туча. Нирок разинул клюв и удивленно моргнул, но Филипп сразу все понял. — Вороны!
Нирок почувствовал, как крылья его оцепенели, словно парализованные. «Сейчас я упаду!» — подумал он, начиная стремительно терять высоту.
И тут он кое-что вспомнил. Однажды, когда он опять сделал что-то не так, мама пришла в ярость и в сердцах крикнула: «Да ты просто бесхребетный шмякотень, а не сипуха! Ты хуже совиной погадки, ты… Тебе нужно было родиться мокрогузкой!» Сравнение с мокрогузкой было худшим оскорблением для любой совы, но каково выслушать его от родной матери? «Я не шмякотень!» — в отчаянии крикнул про себя Нирок.
Эти слова произвели на него какое-то магическое действие. Падение замедлилось, совенок почувствовал, что крылья снова повинуются ему, и в следующий миг увидел, как далеко внизу по земле пробегает крыса.
Не раздумывая ни секунды, Нирок смертоносной спиралью начал спускаться вниз, словно ведомый какой-то могучей, но незримой силой. Та же сила приказала ему камнем рухнуть на спину крысе и ударить ее клювом в основание шеи. Нирок был намного легче крысы, но удар его оказался смертельным. Не раздумывая ни секунды, он схватил свою добычу в когти и попытался подняться.
— Что ты делаешь, Нирок? — закричал подлетевший Филипп.
— Помоги мне отнести эту крысу наверх. Она тяжелая, одному мне не справиться.
Филипп молча подлетел к другу и подхватил крысу за хвост.
— Что мы будем делать? Вороны уже настигают нас.
В следующий миг Филипп с ужасом увидел, что Нирок разворачивается навстречу воронам. Из сломанной крысиной шеи брызнула кровь, покрыв алыми пятнами белоснежный лицевой диск Нирока. Вороны закаркали, слегка опешив.
— Хотите получить эту крысу? — крикнул Нирок. — Я отдам ее вам. — Взъерошенный, забрызганный кровью, в этот миг он был поистине ужасен. — Летите за нами! — приказал Нирок и повернул к ближайшей скале. Подлетев к ней, он швырнул крысу на камни. Вороны жадной стаей закружились над дичью.
— Что ты задумал, Нирок? — дрожащим голосом прошептал Филипп.
— Сейчас все узнаешь. Просто молчи и слушай.
«Я и так весь обратился в слух!» — подумал Филипп, изумленно глядя на друга.
Нирок совершенно переменился. Он взъерошил перья и распушил бахромку на крыльях, сразу став казаться почти вдвое больше.
— Эта крыса гораздо вкуснее, чем две совы, — очень спокойно произнес наследник. — В нас много перьев и полых костей, а она почти целиком состоит из мяса. Сочного, красного мяса! Смотрите, какая она здоровенная, хватит на всех!
Нирок наклонил голову и раскинул крылья, слегка повернув их внешней стороной к воронам. Потом из стороны в сторону покачал головой, зашипел и прищелкнул клювом. Так требовала церемония заключения договора, и Нирок исполнил все безупречно.
«Он просто гений!» — восхищенно подумал Филипп. Все птицы знают, что вороны хорошие задиры, но очень плохие охотники. Свежее мясо с еще теплой кровью выпадает им очень редко: обычно вороны довольствуются падалью или доедают объедки за другими.
Прежде чем приступить к следующей части договора, Нирок низко поклонился — но так, чтобы его поклон нельзя было принять за признак почтения или раболепства — и затряс головой.
— Я отдам вам крысу в обмен на право свободного пролета! — прокричал он.
Предводитель вороньей шайки внимательно посмотрел на молодую сипуху. Нирок почти не сомневался в том, о чем тот думает. По жадному блеску вороньих глаз было видно, что тот сравнивает сочное дымящееся мясо с двумя совиными тушками. Судя по всему, ворон склонялся к крысе.
— Ее кровь еще не остыла! — крикнул Нирок. — Решайте скорее, пока мясо не зачерствело!
Вороны встрепенулись и придвинулись к крысе.
— Не так быстро! — прогудел Нирок.
«Глаукс! — невольно подумал он. — Я говорю как настоящая взрослая сова. Что со мной происходит?»
Он заметил, что и Филипп как-то странно смотрит на него.
— Не вздумайте меня обмануть! Вы не получите ни кусочка, пока не пошлете одну из ворон предупредить остальных о том, что нам даровано право свободного пролета в дневное время!
«Как он умен! — в полном восторге подумал Филипп. — Но ведь он всего лишь птенец, как он мог додуматься до такой хитрости?»
Нирок почувствовал ликующую дрожь в желудке: «Получилось! У меня получилось!»
Да, всё получилось именно так, как он задумал. Но вороны были не единственной угрозой, подстерегавшей Нирока и Филиппа.
Когда солнце начало клониться к закату, в пещерах каньона пробудилась ото сна самая страшная опасность.
Погоня
Нира проснулась в своей уютной каменной пещере. Поморгав глазами, она с удивлением посмотрела на кучку пуха и лишайника, где обычно спал ее единственный сын.
— Странно, очень странно, — пробормотала Ее Чистейшество. — Куда это он подевался?
«Неужели полетел разыскать что-нибудь на завтрак? Славный малыш, это было бы очень кстати».
После рождения Нирока Нира каждый вечер вылетала из гнезда на поиски сочной крысы или мыши.
«Наконец-то он догадался взять на себя часть домашних обязанностей!»
Честно говоря, для Ниры эти обязанности были самой отвратительной частью материнства. Птенца постоянно надо было кормить, выполнять работу по гнезду, заботиться… Что и говорить, ей приходилось работать за двоих, ведь она была вдовой.
Нира взглянула на свою безобразную, ощипанную до голой кожи грудку. «Ах, Клудд, как же мне тебя не хватает!» — в который раз подумала она.
Нира вылетела из пещеры и уселась на каменный выступ скалы. Пролетавший мимо лейтенант Зверобой почтительно развернулся и опустился рядом с ней.
— Сегодня у нас особенная ночь? — проухал он.
— Да, настало время Особой церемонии моего Нирока, — проворковала Нира. — Мой прекрасный птенчик, кажется, решил поохотиться для меня.
— Славный малыш, перо от пера своего старика, — проухал Зверобой. Он еще успел договорить последнего слова, когда понял, что промахнулся.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что старуха не имеет к этому птенцу никакого отношения? — угрожающе прошипела Нира.
— Что вы, мадам! — испуганно пролепетал Зверобой и развернулся в воздухе, чтобы принести свои извинения.
— Вот то-то! И прошу тебя, называй меня — генеральша. Можешь звать мать-генеральша, если хочешь. Но обязательно — генеральша. Не забудешь?
— Никак нет, мать-генеральша! Есть не забывать!
— Ладно уж, лети, — милостиво кивнула Нира.
Одноглазый сержант Бларрик плюхнулся на край каменного выступа между гнездом Ниры и пещерой ее лейтенанта Жуткоклюва.
— Кто-нибудь видел Пыльнобровку? — пропыхтел он.
Нира почувствовала предательскую тошноту в желудке. Что-то было не так.
