— А долги мне? — осведомился всадник.
Катути молчала.
— О чём ты думала, когда занимала?.. Что я не узнаю? Это почти воровство, Катути.
— Господин мой…
— С меня хватит нытья. Ты не можешь заплатить — что ж, прекрасно. Я пошлю своих людей. Твою утварь и домишко продадут, а тебя с сыном угонят в рабство, как всех несостоятельных должников. Не знаю, сколько я получу с такой тощей скотины, как ты, но, думаю, долг покроет… — он хмыкнул, скользнув по женщине оценивающим взглядом. — Прощай!
Вельможа дёрнул коня за повод, но Катути, забыв себя от отчаяния, вцепилась в стремя.
— Сжалься, господин мой!..
Воин ударил крестьянку по голове рукояткой плети, оправленной в золото, и Катути упала в пыль, почти под копыта.
— Остановись!
В этом звонком, полном негодования голосе звучал приказ.
Мужчина придержал коня и с удивлением обернулся.
В дверях хибарки стоял тощий мальчишка в бедной еврейской одежде. Чёрные глаза его гневно сверкали.
Вельможа изумлённо приподнял бровь, глядя на этого наглого щенка, что осмелился так дерзко себя держать.
— Сколько должна тебе эта женщина? — спросила Агниппа, ничуть не смутившись под надменным взором владельца деревушки.
— Тридцать шесть медных колец, — медленно ответил воин, словно раздумывая, тратить ли время на разговор или прямо сейчас огреть нахала плетью. — И ещё девять за подать.
Мальчишка держался до странности уверенно и смело, и это настораживало…
По губам парня скользнула презрительная усмешка.
— То есть сорок пять. Всего-то? И ты из-за нескольких медяков хочешь угнать эту несчастную женщину в рабство? Я заплачу за неё! Более того, я внесу подать за десять лет вперёд, чтобы ты оставил Катути в покое.
Мужчина расхохотался, запрокидывая голову.
— За десять лет?.. — он прищурился. — То есть её долг, тридцать шесть медных колец, и девяносто — за десять лет податей? Разумеется, считая текущий год. Сто двадцать шесть. Это больше одного серебряного кольца! Ты держал такие деньги в руках хоть раз в жизни?
Агниппа только пожала плечами.
Из-за пояса появился увесистый кошелёк, и девушка, подойдя, протянула вельможе одно серебряное кольцо. А затем отсчитала двадцать шесть медных.
— Всё точно? — холодно осведомилась она.
Вельможа нахмурился.
— Да… — рассеянно протянул он. — Что ж…
— Эта женщина освобождена от подати?
Мужчина молчал. Потом, словно проснувшись, улыбнулся.
— Разумеется, — легко ответил он. — Я ведь не какой-то злодей, которому только и забот, как обижать беззащитных. Мне всего-то и хочется, чтобы всё было по справедливости… Когда всё по справедливости, у меня никаких претензий. Погоди, Катути, вот тебе грамота, что у тебя заплачено. — Он порылся в седельной сумке и протянул ошеломлённой женщине папирус. Агниппа подала Катути руку, помогая подняться с земли.
— Благодарю тебя… господин мой… — только и смогла прошептать несчастная.
— Что ты! При чём тут я? — ещё шире заулыбался военный. — Благодари не меня, а своего спасителя… — Взгляд его не отрывался от Агниппы — цепкий и нехороший. — Сами боги, не иначе, привели этого гостя в твой дом. Кто же твой благодетель? Ты, мальчик, путешествуешь один, с такими деньгами? Далеко ли?
— Да не один, не один! — зачастила Катути, бочком оттесняя Агниппу к домику. — Не изволь беспокоиться, господин мой, за мальчонкой есть, кому приглядеть. С отцом едет. Вот, на ночлег попросились. И то, сам знаешь, какая буря вчера разыгралась!
— Да… — с неприятной улыбочкой поддакнул вельможа. — Буря вчера была — не приведите боги. Ко мне за час до полуночи гонец из Уасет добрался, еле живой. Вот только сегодня утром дальше поехал, а мне велел известить всех жителей деревни… Ты ж у нас на отшибе живёшь, вот и послушай, и потом не говори, что не слышала. Преступников опасных ищут, и награда обещана немалая. Столько золота, сколько весишь ты сам.
Катути широко распахнула глаза.
Мужчина усмехнулся.
— Да-да. Куча золота… Сказать, как они выглядят?
Крестьянка облизнула вмиг пересохшие губы.
— Как не сказать? Скажи, господин мой. Кто ж это так прогневил наших милостивых владык, что гонец аж в бурю скакал?..
Вельможа чуть слышно хмыкнул.
— Пресветлая.
— Царевна?.. — ахнула Катути. — Родная сестра?.. Да как же это так могло случиться?..
Агниппа невольно отступила на шаг и отвернулась. На глаза навернулись слёзы. Воистину, родная сестра травит её, как дикого зверя!
— Да, сама пресветлая. Говорят, она и её советник замыслили заговор против нашего божественного владыки, а теперь, когда всё раскрылось, удрали. Ничего, не убегут далеко. Дадут боги, их схватят!
— А как же не схватить? — покачала головой женщина. — И так простым людям несладко живётся, а тут ежели ещё б и смута началась… Ох, сохрани Исида! Так как же эти злоумышленники выглядят, господин мой?
— Царевне восемнадцать лет, и она несказанно красива. Вторая красавица Египта, что тут скажешь!..
— А кто ж первая? — простодушно перебила Катути.
Вельможа не сумел сдержать улыбки от такой наивности.
— Всем известно, что первой по уму и по красоте, добрейшей и милосерднейшей является царственная дочь Ра, солнцеподобная Нефертити.
— Ах, ну да, ну да… — невольно смутилась крестьянка. — Так, значит, пресветлая красива. И всё?..
— У неё рыжие волосы, как у всякого отродья Сетха. Видимо, неспроста ей пришли в голову тёмные замыслы! Да… Рыжие волосы, белая кожа и чёрные глаза. Как такую не заметить? Но, скорее всего, девчонка переоденется.
— Рыжие волосы и белая кожа?.. — поразилась Катути. — Воистину, неисчислимы чудеса богов!
— Ничего чудесного тут нет, — пожал плечами мужчина. — По матери она эллинка, вот и похожа на дочь моря.
— Да никогда в жизни я эллинов не видала… — задумчиво поскребла в затылке Катути. — Но рыжие волосы сразу замечу, не сомневайся, господин мой!
Военный криво усмехнулся, скользнув взглядом по замершей чуть поодаль Агниппе. Та стояла под деревом, не смея поднять голову, и делала вид, что её крайне заинтересовало что-то на стволе. Солнце переливалось на её пышных рыжих волосах.
— А при ней мужчина лет пятидесяти, — как ни в чём не бывало, продолжал
