Потомков рода Пророка величают титулом Сеид. Самым почитаемым Сеидом в Дагестане был Джамалуддин Казикумухский.
Люди верили, что в нем отразилась благодать Пророка, наделившая Джамалуддина необычайной духовной силой и «океаном знаний». Предания о явленных им чудесах живы в горах до сих пор.
Он обладал ораторским искусством, знал множество наук и языков, в том числе и русский, что было в горах большой редкостью. Когда он читал Коран, который знал наизусть, горцев очаровывал его чудесный голос, а чтецы перенимали особый стиль наставника. Ученики со всего Кавказа приходили к нему за знаниями, но получали от Джамалуддина больше, чем могла дать наука. Они сами становились источниками знаний и благочестия.
Аслан-хан Казикумухский, гордый тем, что Джамалуддин согласился быть его секретарем, осыпал его почестями и щедрыми дарами, тем более что Джамалуддин предсказал хану рождение сына.
Когда хану сообщили, что Ермолов рассержен новыми проповедями шейха Ярагинского, он послал к нему Джамалуддина, чтобы ученый уговорил ученого не гневить царские власти.
Но путь Джамалуддина сопровождало столько необъяснимых явлений, что, явившись к Ярагинскому, он пожелал лишь одного — принять от него тарикат. Ему даже не пришлось просить об этом шейха, Ярагинский и без того знал, что творится в его душе и какая судьба его ждет. Он посвятил Джамалуддина в тарикат и сделал его своим ближайшим последователем. А затем они вместе посетили шейха Исмаила аш-Ширвани, который открыл им обоим новые тайные знания, необходимые для обучения и развития последователей.
Когда Джамалуддин вернулся в Кази-Кумух, он раздал людям все свои богатства и объявил хану, что отказывается от должности секретаря, ибо «не желает быть соучастником грехов и злодеяний». Хан попытался наказать Джамалуддина, но натолкнулся на невидимую силу, которая едва не погубила его самого.
Своим ученикам, число которых увеличивалось с каждым днем, Джамалуддин начал проповедовать шариат, который был начальной ступенью тариката и превращал верующих в людей свободных, равных и справедливых.
Гибель дипломата
Когда освобожденный из-под следствия Грибоедов вернулся к своим обязанностям, Ермолова в Тифлисе уже не было. Замещавший его Паскевич принял Грибоедова радушно. Война с Персией переместилась с полей сражений в дипломатическую сферу, и приезд Грибоедова был очень кстати.
Наголову разбитые персы вынуждены были подписать весьма выгодный для России Туркманчайский договор. Условия договора во многом стали заслугой Грибоедова.
После столь успешного предприятия Грибоедов обрел и семейное счастье. Внезапно вспыхнувшая любовь к прелестной 16-летней княгине Нине Чавчавадзе привела к пышной свадьбе.
Но счастье молодых было недолгим. Персы, лишившись обширных владений на Кавказе, не желали еще сверх того платить огромную контрибуцию. Добиться выполнения унизительных для шаха условий в Тегеран был послан Грибоедов.
Его дерзкое поведение и твердые требования возбудили при дворе шаха такую ненависть, что призывы к расправе над русскими слышались даже на базарных площадях.
30 января 1829 года многотысячная толпа ринулась громить русское посольство. Почти все сотрудники посольства были убиты. Грибоедов погиб с саблей в руке, до конца исполняя служебный долг.
Улаживать дипломатический скандал шах послал в Петербург своего сына. В возмещение пролитой крови он привез императору знаменитый алмаз «Шах» — главную драгоценность шахской сокровищницы. Некогда этот великолепный алмаз, обрамленный множеством рубинов и изумрудов, украшал трон Великих Моголов. Затем стал трофеем Надир-шаха. Теперь он сияет в коллекции Алмазного фонда в Кремле.
Убитый Грибоедов был привезен в Тифлис и похоронен в монастыре Святого Давида. Вдова поставила Грибоедову памятник, на котором начертано: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русских, но для чего пережила тебя любовь моя».
Пушкин на Кавказе
На скорбном пути арбу с телом покойного Грибоедова встретил его великий тезка Александр Пушкин. Непонятно, как он оказался один в такой опасной глуши, но в своих путевых заметках он написал: «Два вола, впряженные в арбу, поднимались на крутую дорогу. Несколько грузин сопровождали арбу.— Откуда вы? — спросил я их.— Из Тегерана.— Что вы везете? — Грибоеда.— Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис. Не думал я встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова! Я расстался с ним в прошлом году в Петербурге, перед отъездом его в Персию. Он был печален и имел странные предчувствия…» Было ли это фактом или плодом гениального воображения, уже не так важно, потому что для истории ценно и то и другое.
Это было второе посещение Кавказа А. Пушкиным. Впервые он оказался здесь летом 1820 года: 21-летний поэт был отправлен в ссылку в Екатеринослав за написание «возмутительных» стихов. Попечитель южных колонистов генерал Н. Инзов, в канцелярии которого Пушкин должен был служить, предоставил поэту полную свободу. Бурная жизнь, которой предался Пушкин, не проходила бесследно. Однажды он тяжело простудился и лежал в горячке. Проезжавшая из Петербурга на Кавказ семья генерал-аншефа Н. Раевского пригласила Пушкина отправиться с ними на минеральные воды, которые тогда входили в моду. Путешествие произвело на поэта неизгладимое впечатление. «Суди, был ли я счастлив,— писал он брату Льву,— свободная беспечная жизнь в кругу милого семейства, жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался — счастливое полуденное небо; прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение; горы, сады, море». В Гурзуфе Пушкин начал писать «Кавказского пленника», посвятив его Н. Раевскому-младшему, тому самому, который в 11 лет вместе с отцом и старшим братом ходил в атаку на французов.
Герой поэмы, искавший свободы и нашедший плен, был созвучен эпохе и самому Пушкину. Романтическая история любви русского пленника и молодой черкешенки, описание тогда еще никому не ведомого экзотического горного края очаровали публику и принесли поэме шумный успех. Но эпилог поэмы вызвал и критические отзывы. Автор славил в нем завоевателей Кавказа: «пылкого Цицианова», генерала Котляревского, Ермолова («Поникни снежною главой, смирись, Кавказ: идет Ермолов!»), «На негодующий Кавказ поднялся наш орел двуглавый…».
П. Вяземский писал А. Тургеневу: «Мне жаль, что Пушкин окровавил последние стихи своей повести. Что за герои Котляревский, Ермолов? Что тут хорошего, что он, „как черная зараза, губил, ничтожил племена“? От такой славы кровь стынет в жилах и волосы дыбом становятся. Если бы мы просвещали племена, то было бы что воспеть. Поэзия — не союзница палачей».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
