Одной рукой взнуздывая насильников, другой он в то же время подталкивает колеблющихся. Он ободряет тех, кто отступает перед прямым действием: «Ничто не было совершено в мире без прямого действия. Я отбросил слова: пассивное сопротивление из-за их недостаточности… Именно прямое действие переубедило генерала Смитса в Южной Африке… Каков самый великий симбиоз, осуществленный Христом и Буддой'? Симбиоз силы и мягкости. Будда вел борьбу во вражеском лагере и заставил склониться перед собой надменное священство. Христос изгнал торговцев из храма, он бичевал лицемеров и фарисеев. Это прямое действие, притом самое решительное… И в то же время за этими актами бесконечная мягкость»…
Он взывает также к сердцу и разуму англичан. Он называет их своими «дорогими друзьями»; он напоминает им, что в течение тридцати лет был им верным товарищем; он просит, чтобы они оценили по заслугам коварные поступки своего правительства. «Его вероломство разбило мою веру в него. Но я еще верю в английское мужество. Индия не может в настоящее время противопоставить вам ничего, кроме нравственного мужества. Отказ от сотрудничества есть самопожертвование. Я хочу покорить вас своими страданиями»…
Его кампания, в течение четырех или пяти месяцев, ставила своей задачей не только парализовать английское правительство отложением от него, но организовать новую Индию, которая могла бы довлеть себе и создать свою независимую жизнь как в материальном, так и в моральном отношении. В первую очередь надо было обеспечить ей экономическую независимость. Это то, что Ганди называет Свадеши (или, верней, из различных смыслов слова этот самый ближайший и самый практичный).
Очевидно, что Индия должна была научиться отказываться от удовлетворения многих материальных потребностей, что она должна была без жалоб примириться с многими неудобствами. Здоровая дисциплина. Необходимая гигиена. Раса извлечет из нее не только нравственный закон, но и пользу для здоровья. Следовало прежде всего вырвать с корнем в Индии «проклятье спиртных напитков», организовать группы воздержание, подвергнуть бойкоту европейские вина, убедить торговцев отказаться от своих патентов.[48] Индия поняла призыв Махатмы. Волна воздержания прокатилась по стране, и потребовалось вмешательство Ганди, чтобы помешать толпе насильно закрывать и громить магазины. Ибо «не дозволено делать людей чистыми посредством насилия».
Но если сравнительно легко было отказаться от бича спиртных напитков, то несравненно серьезнее стоял вопрос об обеспечении Индии средствами существования. Как она прокормит себя? Как она оденется, раз будут отброшены европейские продукты? Рецепт Ганди до крайности прост, и отражает на себе средневековые тенденции его мысли: он хочет, чтобы во всех семьях Индии восстановилась старинная домашняя промышленность при помощи прялки.
Можно было бы высмеять это патриархальное решение социального вопроса.[49] Но надо постараться понять специальные условия Индии и точный смысл, который Ганди придает прялке. Он никогда не рассчитывал, что прядение сможет дать достаточные средства к жизни, не считая самых бедных, но он смотрел на него, как на подсобный промысел для земледельца, на время перерыва земледельческих работ. Это вовсе не теоретическая проблема; она обладает большой остротой и настоятельностью. 80 % населения Индии занято земледелием и не имеет работы в течение четырех месяцев в году.
Десятая часть населения, как общее правило, голодает. Средние классы недоедают. Англия ничего не сделала, чтобы улучшить это положение; наоборот, она в значительной степени ухудшила его. Английские компании разорили местную промышленность, выкачали богатства Индии и высасывают из нее ежегодно шестьдесят миллионов рупий. Индия, которая производит весь нужный ей хлопок, вывозит миллионы кип его и в Японию и в Ланкашир, откуда он же возвращается к ней в виде фабричного коленкора. Отсюда ясно: Индия должна обходиться без разорительных для нее услуг иностранцев и возможно скорее создать свои собственные мастерские; она должна найти такое средство, которое в кратчайший срок дало бы каждому работу и пропитание. Но нет для этого более действительного и более дешевого средства, чем кустарная промышленность, чем старинная индусская промышленность: прядение и ткачество.
Речь идет не о том, чтобы приставить к ткацкому станку рабочего-землепашца, имеющего работу и хороший заработок, а о том, чтобы занять, с одной стороны, безработных и праздных людей, с другой — женщин и детей и, наконец, всех индусов в часы их досуга. Поэтому Ганди и предписывает: 1) бойкотировать иностранные ткани; 2) возобновить и распространить обучение прядильному ремеслу, делу очень легкому; 3) принять обязательство не носить иных тканей, как только дома выпряденных и сотканных. С неослабевающим жаром Ганди отдается пропаганде этой идеи. Он хочет, чтобы прядение стало общей обязанностью[50] всей Индии, чтобы прядению обучали в школе, чтобы дети бедняков оплачивали свое образование работой за прялкой, чтобы каждый индус, мужчина или женщина, ежедневно посвящал прядению час времени, как дань благотворительности.
Ганди входит в мельчайшие подробности, дает технические указания насчет хлопка, пряжи, различных способов их обработки; снабжает практическими советами ткачей, скупщиков, отцов семейства, школьников; показывает с цифрами в руках, как можно на небольшой капитал открыть лавку Свадеши (лавку произведений местной индусской работы) и получить 10 % прибыли, и проч. Он впадает в лиризм, прославляя «музыку прялки», самую древнюю музыку Индии, ту, что услаждала Кабира,[51] поэта-ткача, и Ауренг-Зиба,[52] великого могола, который собственноручно изготовлял свои колпаки.
Ганди удается взволновать общественное мнение. В Бомбее дамы из знатных родов садятся за прялку. Индусы и мусульмане принимают на себя обет не носить иных тканей, как только из родной пряжи. Мода с увлечением набрасывается на Кхаддар или Кхади, красоту которых признает и Рабиндранат Тагор. Заказы растут;.они поступают даже из Белуджистана и Адена.
Увлечение, однако, зашло несколько далеко, когда дело коснулось бойкота иностранных тканей, и сам Ганди, умевший обыкновенно так владеть собой, казалось, потерял на этот раз чувство меры. Он приказал сжигать эти ткани, как символ рабства. И в августе 1921 г, в Бомбее, — как некогда, во времена Саванаролы, Christo regnante, на площади Сеньории, можно было видеть, как среди шумного веселья пылали костры, сложенные из великолепных материй. Один из добрых гениев Индии Г. Ф. Эндрьюс, друг Тагора, поклонник Ганди, написал ему трогательное письмо: он выражал в нем сожаление, что ткани, которые могли быть розданы беднякам, были сожжены, что был сделан призыв к дурным инстинктам расовой розни; он протестовал против подобного национализма, являющегося одним из проявлений насилия. Он не может примириться с тем, что из разрушения сделали некоторого рода религию: ведь уничтожать плоды труда — преступление. Эндрьюс, который перед этим до такой степени сроднился с реформами Ганди, что стал носить кхаддар, теперь не решался надеть его: вид костров поколебал его веру в Махатму.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
