«Ну вот, опять он принялся молоть вздор», — обеспокоенно думала Анжелика.
Ее сердце так радостно забилось от слов короля. Но вмешательство архиепископа пробудило былые тревоги. Прелат так и не смягчился.
Какой-то дворянин из свиты короля усмехнулся:
— Влюблена в собственного мужа! Вот уж поистине смешно. Юной особе полезно немного побыть при дворе. Здесь она избавится от нелепых предрассудков.
— По-вашему, мессир, двор — место, где адюльтер является единственным законом? — строго осадила его Анна Австрийская. — Супруги любят друг друга, что прекрасно и естественно. И ничего смешного здесь нет.
— Но любовь в браке такая редкость, — вздохнула мадам де Моттвиль.
— А все потому, что редко женятся по любви, — сказал король печально.
В комнате повисло напряженное молчание. Королева-мать обменялась с кардиналом озабоченным взглядом. Монсеньор де Фонтенак поднял руку и вкрадчиво произнес:
— Не огорчайтесь, Ваше Величество. Пути юного бога Эроса так же неисповедимы, как и пути Господа нашего. И коль скоро вы заговорили о паре, которая, кажется, тронула ваше сердце, то я могу утверждать, что этот дворянин и его жена впервые увидели друг друга только в день свадьбы и что я лично благословил их брак в Тулузе. Тем не менее, после нескольких лет совместной жизни, увенчанной рождением сына, их взаимная любовь настолько очевидна, что бросается в глаза даже тем, кто ничего не знает о них.
Анна Австрийская с признательностью посмотрела на архиепископа и он важно выпятил грудь.
«Лицемерит или говорит искренне?» — терялась в догадках Анжелика.
Послышался чуть шепелявый голос кардинала:
— Сегодня утром мне показалось, будто я стал свидетелем какого-то спектакля. Этот мужчина безобразный урод, калека, но, когда он появился сегодня со своей красавицей женой и огромным мавром, одетым в белый атлас, я подумал: «Как же они прекрасны!»
— И вносят разнообразие в окружающие нас заурядные лица, — добавил король. — Верно ли то, что у него великолепный голос?
— Утверждают, что это так.
Дворянин, который однажды уже вмешался в беседу, снова насмешливо произнес:
— Какая трогательная история, ну просто волшебная сказка. Чтобы услышать нечто подобное, стоило приехать на Юг.
— Как же вы невыносимы со своими насмешками, — опять запротестовала королева-мать, — мне отвратителен ваш цинизм, мессир.
Придворный склонил голову и, когда разговор потек своим чередом, сделал вид, что его внимание привлекла собака, улегшаяся в дверном проеме и грызущая кость. Увидев, что он направляется в ее сторону, Анжелика вскочила, намереваясь поскорее уйти.
Она сделала несколько шагов в сторону выхода, но шлейф ее платья был таким тяжелым, что зацепился за выступ консоли.
В то время как она наклонилась, чтобы освободиться, мужчина отпихнул собаку ногой и вышел из комнаты, снова закрыв спрятанную в гобелене дверь. Он рассердил королеву-мать и теперь, что весьма разумно, хотел, чтобы о нем забыли.
Мужчина равнодушно прошел мимо Анжелики, но затем обернулся к ней, чтобы рассмотреть внимательнее.
— Ба, дама в золотом!
Она надменно взглянула на него и собиралась было уйти, но он преградил ей дорогу.
— Не так быстро! Позвольте и мне полюбоваться столь редким явлением. Так вы и есть та дама, влюбленная в собственного мужа? Да и в какого! Адониса!
Анжелика смерила его спокойным, презрительным взглядом. Мужчина был выше ее и весьма хорошо сложен. Лицо довольно красивое, но губы тонкие и злые, а миндалевидные глаза — желтые с коричневыми крапинками. Их невыразительный, заурядный цвет слегка портил его. Одет он был со вкусом и очень изысканно. Светлый, почти белый парик подчеркивал черты его молодого лица, придавая им некоторую пикантность.
Анжелика была вынуждена признать, что он весьма недурен, но сказала холодно:
— Совершенно верно, вы-то уж точно едва ли выдержите сравнение с ним. Там, где я выросла, цвет глаз, подобный вашим, называют «гнилыми яблоками». Понимаете, о чем я? А что до волос, то у моего мужа они, по крайней мере, настоящие.
Выражение оскорбленного самолюбия омрачило лицо дворянина.
— Неправда, он носит парик! — воскликнул он.
— А вы попробуйте подойти и потянуть за него, если у вас, конечно, хватит мужества.
Анжелика поняла, что нащупала его слабое место, она догадалась, что он носит парик оттого, что начал лысеть.
Однако к нему очень быстро вернулось прежнее хладнокровие. Мужчина сощурил глаза так, что они превратились в две блестящие щелочки.
— Так мы пытаемся кусаться? Решительно, у вас слишком много талантов для маленькой провинциалки.
Он быстро огляделся по сторонам и, схватив ее за руки, толкнул под лестницу.
— Пустите меня! — процедила Анжелика.
— Сейчас, моя красавица! Но сначала заплатим по счетам. — И, прежде чем она сумела угадать его жест, он запрокинул ей голову назад и безжалостно впился в губы. Анжелика вскрикнула. Ее рука молниеносно взмыла вверх и отвесила обидчику звонкую пощечину.
Годы, затраченные на изучение хороших манер, не до конца изжили в ней необузданный нрав пышущей здоровьем деревенской девушки, и в приступе гнева Анжелика вновь пускала в ход кулаки, как когда-то давно со своими маленькими крестьянскими приятелями. Пощечина оказалась настолько сильной, что у дворянина, должно быть, искры из глаз посыпались, так как он отшатнулся от нее, схватившись рукой за щеку.
— Честное слово, вы деретесь, словно какая-нибудь прачка!
— Пропустите меня, — повторила Анжелика, — или я так разукрашу вам лицо, что вы не сможете показаться перед королем.
Почувствовав, что свое обещание она сдержит, он отступил на шаг.
— О! Как бы мне хотелось на всю ночь заполучить вас в свои руки! — процедил он сквозь сжатые зубы. — Клянусь, что к утру вы бы стали смирной и мягкой, словно воск!..
— Ну что ж, — рассмеялась Анжелика, — обдумайте вашу месть… держась рукой за щеку.
Она пошла прочь и вскоре добралась до выхода из дворца. Толпа рассеялась, так как многие ушли, чтобы подкрепиться.
Прижимая к губе платочек, Анжелика чувствовала себя оскорбленной и униженной.
«Только бы было не слишком заметно… Что я отвечу Жоффрею, если он спросит? Он проткнет шпагой этого грубияна, чего никак нельзя допустить. Если только, напротив, не рассмеется… Жоффрей-то, как раз не питает иллюзий по поводу нравов разряженных сеньоров-северян… Я начинаю понимать, что он имел в виду, когда говорил, что королевский двор не мешает поучить хорошим манерам… Но у меня нет желания заниматься этим…»
