Натан, конечно, говорил с трудом (по-русски!), но говорил, по поводу или без повода приговаривая «Иес». А главного американца (ну того, польского происхождения) на противоположном конце стола вело и даже уже стало мотать на стуле. Но он пока еще держался.
Замегив, что соперник начал «скисать», Натан грузно встал и громко, для всех, по-русски сказал:
— Рафик, наливай еще!
— Полную?
— Полную лей, бля!
Натан Евсеевич Сельский почти залпом выпил четвертый стакан бурбона и, издав уже традиционный звук «Х-р-р», по слогам произнес:
— Эр-нст, пере-веди! Бур-бон-ское вис-ки луч-ше, чем шот-ланд-ское.
Я перевел. Зал затих.
А Натан оперся руками о стол и, не садясь, стал, сверлить взглядом соперника по выпивке, которого уже прямо-таки валило со стула. Ему, бедному, видимо, очень хотелось лечь, но он терпел.
— Курить хочется, мужики, спасу нет! Жаль «Оливье» нет, куда можно окурок воткнуть, — чистосердечно признался Натан. — Может, Эрнст, закурим, а?!
В этот момент главного американца так мотнуло на стуле, что он чуть было не упал. Но в последний момент он схватился за край стола, встал и гордо сказал:
— Наливай!
Ему налили до краев. Натан сверлил его свирепым взглядом. Блеклая американка смотрела на все это с ужасом. Главный американец польского происхождения взял стакан в руки, качнулся и… вдруг сел, чуть не выронив стакан. А потом он мотнулся на стуле и лег лицом на стол.
— Отключился! — победно констатировал Натан. — А долго держался! Молодец! Хорошо, что рядом салата не было, а то бы в него вмазался!
Главного американца быстренько увели под руки. Подали второе. Натан под второе выпил еще два стакана виски. Американцы с восторгом смотрели на него.
А потом, в номере гостиницы, мы долго откачивали Натана. Его, конечно же, безудержно рвало, но он, как говорится, выжил.
Утром мы, конечно же, проснулись в обед. Попили чаю, позавтракали и, естественно, опохмелились. Никаких планов у нас в этот день не было. Все говорили о героическом поступке Натана.
А в полшестого вечера Рафик Талгатович Нигматуллин собрался на свидание с американкой, той самой… блеклой.
Жили мы на десятом этаже гостиницы. А спускаться вниз, конечно же, с похмелья было тяжело. А Рафику назначили встречу именно там, где в качестве то ли администратора, то ли кассира работала эта блеклая американка.
Мы, конечно же, начали говорить Рафику, что в Америке полным полно венерических заболеваний, вплоть до СПИДа, и порекомендовали ему купить презервативы заранее. Натан, кстати, вспомнил, что на первом этаже он видел презервативы в киоске, куда и предложил зайти Рафику. А потом мы раздухарились до такой степени, что во всех красках представили, как каждый из нас будет спать с несколькими американками, да еще и по несколько раз… в итоге мы заказали Рафику попутно купить аж 48 презервативов. Спускаться самим было лень.
Вскоре Рафик Талгатович Нигматуллин ушел на свидание. А минут через сорок он вернулся обратно и, грозно посмотрев на нас, бросил на кровать кучу презервативов.
— Нате, берите! Из-за них все!
— Что случилось? — спросили мы Рафика.
— Из-за вас все так получилось…
— А в чем, собственно, дело?! — удивились мы.
— Дело было так, — начал возбужденно рассказывать Рафик. — Я пришел на свидание ровно во столько, во сколько мы договаривались. Она, эта американка…
— Та самая, блеклая? — перебил Натан, икнув.
— Да, та самая.
— И чо ты в ней, Рафик…
— Так вот, — перебил Натана Рафик, — она, эта… самая… американка, мне говорит, что она хотела бы «мейк-ап» сделать, на что у нее, говорит, уйдет минут пятнадцать.
— Чего-чего сделать? — не понял Натан.
— Мейк-ап… сделать.
— А чо это такое?
— Ну… прихорошиться, помазаться…
— Чем помазаться?
— Ну… — Рафик сердито взглянул на Натана, — губы помазать, ресницы подкрасить… Одним словом, наложить макияж, намарафетиться, короче.
— А-а-а… Понятно, блеклая.
— Так вот, — не унимался Рафик, — думаю я, что в течение этих пятнадцати минут схожу я в киоск и куплю вам… да и себе… презервативы. Что просто так стоять-то!
— И что дальше?
— Подошел я к киоску… а их, презервативов-то, море! Размеры даже на них написаны.
И какой ты нам размер купил? — хихикнул Натан. — Да средний взял, — Рафик сердито махнул на Натана рукой. — Но суть не в этом.
— А в чем?
— А в том, что я попросил… презервативов… аж 48 штук! А продавщица, вожделенно взглянув на меня, достала кучу пакетиков, в которых лежат презервативы, и начала считать их: уан, ту, сри, фор, файв…
— Ну и чо?
— Да дело в том, — Рафик насупился, — что я почувствовал, что кто-то смотрит на меня сзади. А продавщица продолжает считать: тен, илевен, твелф… Затылком чую, что кто-то на меня смотрит. Обернуться даже боюсь. А продавщица считает: твенти, твенти-уан, твенти-ту…
— И что дальше? — Натан пристально посмотрел на Рафика.
— Я, короче говоря, оборачиваюсь… — Рафик вытер пот со лба рукой, — и вижу, что позади меня стоит она, а мне тут… презервативы отсчитывают!
— Блеклая, что ли, стояла сзади? — вставился Натан, опять икнув.
— Да, — выдохнул Рафик, — она стояла сзади, она…
— Точно блеклая? — уже с издевкой переспросил Натан.
— Да, да, — Рафик недовольно повел глазами. — Она… эта… женщина, которой я назначил свидание, пришла, видимо, тоже в киоск, чтобы купить, может быть, губную помаду, которой у нее, может быть, и не было… никогда.
— Так она ее купила… помаду-то?
— Не в помаде дело! — Рафик аж заерзал на месте. — А в том, что продавщица продолжала считать презервативы: форти, форти-уан, форти-ту… Я в панике обернулся еще раз и увидел ее налитые ужасом глаза. Я понял…
— Так это же хорошо, Рафик! — Натан опять икнул.
— И в этот момент, — продолжал Рафик, не обращая внимания на слова Натана, — продавщица досчитала до сорока восьми. «Форти эит», — победно сказала она, да еще и добавила что-то типа того, что не хотели бы вы еще подкупить презервативов, а то вдруг не хватит… Меня бросило в жар. Я не знал, куда провалиться от стыда. Я опять обернулся назад. Она… Блеклая? — не унимался Натан.
— Да! Да! Да! Она… как ее… стояла, широко раскрыв глаза. Я засунул все сорок восемь презервативов в мешок, расплатился а… когда обернулся вновь, ее уже след простыл.
— Испугалась, — задумчиво проговорил Натан.
— Я, — продолжал Рафик, — вместе с этими… презервативами… прождал ее почти полчаса в том месте, где мы условились, но ее… будто корова языком слизнула.
Мы, конечно же, хохотали и даже выпили за это. Вспомнили, конечно же, еще раз шесть стаканов виски, выпитые Натаном. А потом Натан сказал:
— Понятно, почему она испугалась. Подумала, наверное, что если русские могут так пить, то они также могут и… любить! Ты… доказал это, Рафик!!!
Сантехнический этюд № 6
Открылась дверь и в кабинет зашел… конечно же, завхоз… А кто же еще?
— Как успехи? — предвкушая очередную «умную» беседу, с улыбкой спросил я.
— Докладаю, шеф! Веревку к дыре, то есть… к трубе, привязали. Разноцветная такая веревка, с бахромой, пряжкой и побрякушками. Теперь дыру точно не потеряем!
— Что это за веревка такая?
— Да у Олега-сантехника нашлась. Говорит, что когда Любка-раздатчица в слизи около лужайки распласталась, то у нее аж пояс от платья отлетел! А Олег его, пояс этот, и подобрал. Вот он для дела и сгодился.
— А что пояс этот обратно Любке-раздатчице не отдали-то?
— Так я у Олежки, шеф, тоже это спрашивал. А он говорит, что у Любки такие глаза после падения в слизь были, что даже подойти близко страшно было, не то что пояс… весь в слизи и… г… отдавать! Стоял говорит, стоял, с поясом в руке, а отдать так и не решился…
— Любка, значит, без пояса ушла?
Натурально, шеф, без пояса. А сейчас этот пояс аккурат на дыре висит. Хорошо замотан, очень хорошо, не то, что мышь та… белая. Из жижи пояс этот разноцветный торчит и на поверхности ее жижи, лежит как змея. Олег говорит, что как на пояс взглянет, то сразу Любку-раздатчицу и вспоминает… Ее и то, как она… в это самое… вляпалась.
— М-да…
— А мышь белая, которой мы дыру обозначали, и в самом деле, шеф, куда-то исчезла. Ты был прав, шеф, что мышь — это не ориентир!
— А другие мыши из жижи не всплыли?
— Нет, шеф, не всплыли. Видать больше ни одной не утопло. Все, вроде как, оглядел в подвале.
— А куда мышь-ориентир могла подеваться?
— Олег, когда Любкиным поясом узел на дыре завязывал, говорил, что вроде что-то под узлом хрустнуло. Не могу исключить, шеф, что мышь под узел попалась. Раздавил он ее, наверное… поясом-то. В жиже, ведь, шеф, ни хера не видать!
— А пояс-то Любке будете отдавать?