– У вас такие чудные дочери, – лестно отзывался парень, обращаясь к Божене. – Вы явно знали, кого брать.
– За языком следи, – рычала Вета. – Я тебе не камбала с прилавка. У самого-то семья есть?
– А то, – ехидничал Арс. – Мама – хиппи, папа сдох.
Звучало ужасно, однако, теперь разговоры о секте не казались такими беспочвенными. В кругу «семьи» становилось всё некомфортнее.
– Ну а вы, Божена, – переключился Арс. – Когда-нибудь шалили с Елисеем? Признайтесь, пару лет назад он был неплох собой.
На бледном лице матери проявился смущённый румянец.
– Ох, брось. Наши отношения сугубо профессиональные. Мне проще представить его братом, чем потенциальным любовником.
Друг Тихона заметно расстроился.
– Как скучно.
– Быть может, тебя развеселит прогулка за воротами? – с улыбкой предостерёг Елисей. – Наверняка там есть, чем заняться.
Арсений примирительно выставил ладони.
– Намёк понят. Буду нем, как камбала, – брякнул он, подмигнув Иве.
За столом повисла оглушающая тишина, что была хуже скрежета. Даже Вета не решалась завести разговор. Тогда на помощь пришла мама, чем совершила фатальную ошибку. Божена обратилась к Райскому:
– Ты сегодня крайне молчалив, Тихон. Разве у тебя нет к нам вопросов?
Я отставила стаканчик с соком, боясь пролить его на колени. Пальцы перестали слушаться. Дыхание перехватило.
– Всего один, – ответил Тихон, расправившись. – Как долго вы будете притворяться, что приятны друг другу?
Ну вот и всё. Да здравствует сатана!
– А что вас удивляет? Правда? – продолжил он, когда в него вцепилась масса поражённых глаз. – Только посмотрите на себя, один большой сгусток фальши. Я почти прокатился по вашей дочери, а вас волнует моя отстранённость? Серьёзно? Каждый склочный вопрос Арса проглатываете с аппетитом, но для чего? Уверяю, папаша не оставит вас без денег, так что хватит притворяться. Ладушки?
Елисей медленно приподнялся со стула. Он нервно поправил ворот рубашки, наверняка задыхаясь от возмущения.
– Ты здесь единственный актёр… Пшёл вон.
– Повторяешься, папа, – хмыкнул Тихон. – Забавно, что ты встаёшь на сторону людей, которые готовы предать друг друга. Тогда что говорить о нас?
Мне до дрожи в груди не понравилась эта фраза.
– Какой же ты олух, – со смешком сказала Вета. – Топнул ножкой, а что дальше? Мне понятна твоя зависть, правда. Но мою семью не тронь.
– Да в аду я видел такую семейку! Часом ранее твой хахаль подбивался к Соне. И сдаётся мне, что далеко не в первый раз. Не веришь мне, тогда сама её спроси.
– Что ты несёшь? – сглотнула сестра.
Арсений прикрыл рот, подавляя рвущийся наружу смех. Меня же парализовало с новой силой. Слова растерялись. Я плыла под взглядом Веты, сгорая от незаслуженного чувства вины. Она всё поняла. Подскочив с места, Павел поволок Иветту на выход. Божена спрятала лицо за ладонями, всячески уворачиваясь от извинений Елисея. Где-то за воротами уже разгорался нешуточный скандал.
– Ну вот, теперь всё даже очень искренне, – усмехнулся Тихон, потирая руки над порцией мяса. – Передайте мне соус, пожалуйста.
2.3
Эти выходные запомнятся мне надолго, но не подарят ответ на главный вопрос: «Кому именно ты хотел сделать больно?». Если отцу, что собрал нас вместе в желании улучшить отношения, то едва ли у тебя получилось. Если мне, то ты справился на отлично. Правда, Тихон, я так бережно относилась к этой тайне, по секундам выкраивала нужный момент, а тебе хватило одного лишь желания…
Мне хватило бы и трёх дней, чтобы навсегда покончить с «посланием из прошлого», но каждый абзац ударял по живому, нещадно душил и был непосилен без передышки. Отголоски тех дней больше не кажутся мне такими невинными. Тогда я думал лишь о себе, наплевав на чувства Софии. Ей было больно, это отчётливо ощущается в каждом слове, а я действительно был к ней равнодушен. Мне сложно вспомнить, когда черта между бесстрастием и страстью испарилась. Всё случилось так неожиданно, так рискованно быстро, что осталось пробелом в памяти. Вот бы сейчас стать заложником амнезии и не погибать над мучительным текстом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но главной драмой стало то, что твоя правда в корни отличалась от истины. Тогда ты решил, что между мной и Павлом есть нечто большее, чем родственное общение и это несомненно взаимно. Мне стоит поклониться вселенной, за то что Вета оказалось более проницательной и не поверила в подобную чушь. Их взаимоотношения с Павлом были мгновенно разорваны, отчего вполголоса, практически бесшумно я говорю тебе спасибо.
Закрываю глаза и стараюсь не думать об этом, что попросту невозможно. Если Паша приставал к Софии, так почему она молчала? Одно её слово, и огромный отрезок прошлого сложился бы иначе. Всё было бы по-другому.
Наверняка ты негодуешь, не можешь понять, почему не сказала об этом, даже когда вы смогли подружиться. Мой ответ предельно прост: ты никогда и никого не слышал. Поверь, будь твой характер на грамм мягче, у меня бы появилась возможность достучаться до твоего сердца и, быть может, концовка этой истории не была бы такой категорической. Я могла бы остаться с тобой.
Начинает свистеть в ушах – мозг кипит от её дурацких загадок. Я почти уверен, что тем самым она пытается оправдать свой побег. Ничего не выйдет. Её поступку нет оправдания. Она бросила меня, прекрасная зная, что такое быть оставленным кем-то. Так же как и я, София являлась отвергнутым ребёнком, но всё равно пошла на это.
Недавно я сказала, что эта глава будет моей самой ненавистной. Но тому виной не только твои выходки. Огромную роль сыграли наши родители, что оставались не до конца честными, в первую очередь с самими собой. Елисей старательно глушил чувство вины, обременяя меня на новые муки, пусть сам того не ведал. А вот Божена умело совмещала материнские чувства с ненавязчивой выгодой. Коллекция её туфлей заметно росла, как и твоя уверенность в моей меркантильности.
Но я никогда не использовала вас, Тихон. Это вы использовали меня, чтобы оправдать свои цели. Кого-то грызло чувство вины. Кто-то желал лучшей жизни. А кто-то вымещал злость из-за собственной несостоятельности.
Интересно, кто-нибудь из вас любил меня по-настоящему?
Текст обрывается, а я заглушаю то, в чём боюсь себе признаться. Согласие с этим окончательно меня сломает. Я не прощу себя за слабость.
Спустившись на кухню, жду отца до позднего вечера. Огорчённая недавним разговором Нелли хлопочет на втором этаже, нарочно избегая встречи. Мне стоит извиниться перед девушкой, но пока неясно за что. Её ревность не оправдана, как и стойкая позиция забыть о Софии. Почему безмала каждый не желает говорить о ней?
Елисей возвращается за полночь и, поймав мой вынуждающий взгляд, не раздумывая проходит на кухню. Он месяцами ждёт диалогов со мной, поэтому сейчас выглядит несколько удивлённым.
– Полагаю, у тебя ко мне вопрос?
Отец изрядно постарел – морщины под глазами стали глубже, виски и брови победила седина. Некогда солидный бизнесмен теперь похож на обречённого пенсионера. Ранее я не успел заметить эти изменения, ведь был повязан только на себе.
– Да, ты прав, – аккуратно начинаю я, боясь снова всё испортить. – Тебе что-нибудь известно о семье Софии? Вы так хорошо общались раньше, наверняка поддерживаете связь…
– Божена не желает меня знать, – спешно отвечает отец. – После ухода Сони она открыто об этом сказала. Впрочем, не мне её осуждать.
На удивление отец не злиться, скорее печалится.
– А была причина?
– Могу допустить, что по той же причине ушла и София. Но мне о ней неизвестно, Тихон. Поверь, тогда бы я знал, как это исправить.
Он кажется искренним. И крайне жалким.
– Может, в этом-то и беда? – нервничаю я. – Может, хватить всё исправлять? Ты не герой, а жизнь – не проблема. Перестань латать дыры водой. Сам знаешь, что помощник из тебя паршивый. Решил спасти Софию, и где она теперь?
