ближе всех подходит к Арнольду Любекскому: пишет бегло, но не всегда правильно". Эта оценка едва ли может вызвать возражения, не требует и особых добавлений, если не предпринимать (пока не сделанного) специального филологического анализа.
Выше характеризованные стилистические достоинства Хроники сами по себе заставляют предполагать у автора хорошее знание латинского языка. Действительно, Генрих владеет им легко и свободно. Разумеется, это далеко не Цицерон, не Ливий и не бл. Августин, но на общем фоне средневековья — все же хороший латинист серьезной школы, т. е. такой же школы, примерно, из какой выходили нотарии и секретари крупнейших епископских канцелярий и даже папские.
Не говоря о лексике, отмеченной всеми чертами средневековой (но хорошей) латыни, можно указать следующие грамматические недостатки в языке Хроники: неверное употребление предлога in в обозначениях места (in Riga), ошибки в пользовании формами прошедшего времени и злоупотребление настоящим, применение конструкции с союзом quod вместо accus. с. infinit., путаницу с притяжательными и указательными местоимениями и др.
В латинской метрике Генрих слаб и в стихах его больше старания, чем умения. Правда, он пользуется классическим гексаметром, а не облегченными на современный лад средневековыми песенными размерами, но его гексаметр полон метрических ошибок, а в пентаметре — половинки рифмуются (леонинский стих). При всем том, самая наклонность писать стихами указывает на известную свободу в пользовании языком.
Особенностью (но не дефектом) лексики Генриха является наличие в ней туземных слов, эстонских и лэттских в подлинной диалектической форме (watmal, maia, malewa, maga magamas, magetac и т. п.), и слов немецких в латинизированной форме (erkerius, planca)[103].
В общем же, повторяем, качество языка нельзя признать особенно слабым местом Хроники, скорее наоборот.
Одной из интереснейших сторон Хроники является ее хронология, не только по тщательности, с какой относится к ней автор, и по высокой ценности ее вообще, но и по тем спорам, какие она вызывала, а частью вызывает и сейчас[104].
За исключением двух первых, вступительных, глав, весь рассказ в Хронике ведется по годам епископства Альберта[105]. Рядом с ними встречаются обозначения "года от воплощения"[106], ссылки на события мировой известности (солнечное затмение, Латеранский собор, взятие Дамиэтты и т. д.) и множество дат менее самостоятельного значения или менее определенных ("на пасхе"; "после крещения", "в великом посту", "в воскресенье, когда поют “Радуйся"", "в том же году" и т. п.).
Летосчисление по годам епископства составляет основу всей хронологии Генриха. Очень важно поэтому точно установить исходный пункт его — точную дату посвящения Альберта. Но тут и возникает затруднение. Кроме Хроники, этой даты нет нигде в источниках. В самой Хронике (III.1) сказано: "В год господень 1198 достопочтенный Альберт, каноник бременский, был посвящен в епископы", но когда Йог. Дан. Грубер bona fide взял в основу счета этот 1198 г. и соответственно датировал всю Хронику, то в результате — и в ней самой и при сравнении ее показаний с иными вполне проверенными датами, обнаружилось множество самых странных хронологических разногласий. В течение ста лет, до появления издания А. Ганзена, к этому относились, как к нередкому в средневековой хронографии факту, приписывая "неточности" и "ошибки" автору Хроники.
К совершенно иному выводу пришел А. Ганзен в своем замечательном по тщательности исследовании: виновником путаницы оказался не автор Хроники, а издатель ее. Ганзен выверил все даты Генриха, сопоставил их со вполне достоверными хронологическими показаниями других источников и установил два важных факта: во первых, то, что в ошибочной датировке Грубера есть своя закономерность: все его сомнительные даты отстают от нормы на год; во вторых, что посвящение епископа Альберта могло произойти только весной[107].
Комбинация этих двух положений и привела к разгадке. Ошибка Грубера заключалась в том, что он применил к Хронике нынешнее летосчисление, начинающее год с 1 января, тогда как в течение всего средневековья оно не только не пользовалось преобладанием, но, наоборот, применялось сравнительно редко. Автор Хроники, как и большинство средневековых писателей, нотариев и канцелярий (на Западе) начинал "год от воплощения" не с 1 января, а с 25 марта, со дня благовещения ("мариинский" или "благовещенский" год), причем, по наиболее распространенной манере, этот благовещенский год отставал от нашего на 2 месяца и 24 дня (флорентийский счет). Таким образом, если епископ Альберт получил посвящение в феврале или начале марта 1199 г. (по нашему), то в Хронике, вместо 1199, и должен был стоять 1198 г.
Открытие А. Ганзена, встреченное общим признанием, разъяснило почти все хронологические недоумения у Генриха[108] и позволило наново датировать Хронику,, но надо признать, что и после того кое-какие неточности в Хронике остались неоправданными. Сюда относятся прямые ошибки в датах, касающихся территориально отдаленных событий, (битва при Калке отнесена к 1222 г., вместо 1223 г.[109]; взятие Дамиэтты крестоносцами 5 ноября 1219 г. упомянуто в ряду событий 1221 г.); случаи хронологической контаминации (в рассказе о предъявлении меченосцами первого требования о разделе земель смешаны события 1207, 1210 и 1212 гг.); нередкие случаи нарушения границ между двумя соседними епископскими годами (события следующего года, ради удобства композиции[110], рассказываются вжонце предыдущего, и наоборот).
Все это, впрочем, очень редкие исключения, вообще же хронологическая точность Генриха, после исследования А. Ганзена, по заслугам пользуется весьма высокой оценкой[111].
Прежде чем закончить наши замечания об этой хронологии, необходимо остановиться на одной из недавних работ, впервые после А. Ганзена вносящей нечто новое в этот вопрос. Мы имеем в виду уже упоминавшуюся нами работу Р. Гольтцманна, где автор всю вторую главу (о. с., стр. 183-205) посвящает уточнению двух пунктов, оставшихся у А. Ганзена невыясненными: а) установлению дня посвящения епископа Альберта и б) объяснению причин наблюдаемого в Хронике нарушения годовых границ между отдельными главами.
Последняя задача удачно и плодотворно, в смысле получения совершенно нового ценного вьюода, решена Р. Гольтцманном (см. ниже). О первой этого сказать нельзя.
Дело прежде всего в том, что розыски точной даты (дня) посвящения Альберта, хотя и сейчас еще сохраняют известный принципиальный интерес, но после работ А. Ганзена и др.[112] почти полностью утратили свое прежнее практическое значение: едва ли можно ожидать сколько-нибудь существенных изменений в установленной доныне датировке Хроники, даже в случае полного успеха таких разысканий. Что же касается Р. Гольтцманна, то он, по нашему мнению, успеха не достиг.
Если оставить в стороне статистические наблюдения, полученные им при пересмотре хронологии Генриха, небесполезные вообще, но не связанные с интересующим нас вопросом, оказывается, что в решении этого
