Литовский дивертисмент
Томасу Венцлова
1. Вступление
Вот скромная приморская страна.Свой снег, аэропорт и телефоны,свои евреи. Бурый особнякдиктатора. И статуя певца,отечество сравнившего с подругой,
в чем проявился пусть не тонкий вкус,но знанье географии: южанездесь по субботам ездят к северянами, возвращаясь под хмельком пешком,порой на Запад забредают — темадля скетча. Расстоянья таковы,что здесь могли бы жить гермафродиты.
Весенний полдень. Лужи, облака,бесчисленные ангелы на кровляхбесчисленных костелов; человекстановится здесь жертвой толчеиили деталью местного барокко.
2. Леиклос[1]
Родиться бы сто лет назади сохнущей поверх периныглазеть в окно и видеть сад,кресты двуглавой Катарины;стыдиться матери, икатьот наведенного лорнета,тележку с рухлядью толкатьпо желтым переулкам гетто;вздыхать, накрывшись с головой,о польских барышнях, к примеру;дождаться Первой мировойи пасть в Галиции — за Веру,Царя, Отечество, — а нет,так пейсы переделать в бачкии перебраться в Новый Свет,блюя в Атлантику от качки.
3. Кафе «Неринга»
Время уходит в Вильнюсе в дверь кафе,провожаемо дребезгом блюдец, ножей и вилок,и пространство, прищурившись, подшофе,долго смотрит ему в затылок.
Потерявший изнанку пунцовый кругзамирает поверх черепичных кровель,и кадык заостряется, точно вдругот лица остается всего лишь профиль.
И веления щучьего слыша речь,подавальщица в кофточке из батистаперебирает ногами, снятыми с плечместного футболиста.
4. Герб
Драконоборческий Егорий,копье в горниле аллегорийутратив, сохранил досельконя и меч, и повсеместнов Литве преследует он честнодругим не видимую цель.
Кого он, стиснув меч в ладони,решил настичь? Предмет погонискрыт за пределами герба.Кого? Язычника? Гяура?Не весь ли мир? Тогда не дурабыла у Витовта губа.
5. Amicum-philosophum de melancholia, mania et plica polonica [2]
Бессонница. Часть женщины. Стеклополно рептилий, рвущихся наружу.Безумье дня по мозжечку стеклов затылок, где образовало лужу.Чуть шевельнись — и ощутит нутро,как некто в ледяную эту жижуобмакивает острое перои медленно выводит «ненавижу»по росписи, где каждая криваизвилина. Часть женщины в помадев слух запускает длинные слова,как пятерню в завшивленные пряди.И ты в потемках одинок и нагна простыне, как Зодиака знак.
6. Palangen[3]
Только море способно взглянуть в лицонебу; и путник, сидящий в дюнах,опускает глаза и сосет винцо,как изгнанник-царь без орудий струнных.Дом разграблен. Стада у него — свели.Сына прячет пастух в глубине пещеры.И теперь перед ним — только край земли,и ступать по водам не хватит веры.
7. Dominikanaj[4]
Сверни с проезжей части в полу —слепой проулок и, войдяв костел, пустой об эту пору,сядь на скамью и, погодя,в ушную раковину Бога,закрытую для шума дня,шепни всего четыре слога:— Прости меня.
1971
«Я всегда твердил, что судьба — игра…»
Л. В. Лосеву
Я всегда твердил, что судьба — игра.Что зачем нам рыба, раз есть икра.Что готический стиль победит, как школа,как способность торчать, избежав укола.Я сижу у окна. За окном осина.Я любил немногих. Однако — сильно.
Я считал, что лес — только часть полена.Что зачем вся дева, раз есть колено.Что, устав от поднятой веком пыли,русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.Я сижу у окна. Я помыл посуду.Я был счастлив здесь, и уже не буду.
Я писал, что в лампочке — ужас пола.Что любовь, как акт, лишена глагола.Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,вещь обретает не ноль, но Хронос.Я сижу у окна. Вспоминаю юность.Улыбнусь порою, порой отплюнусь.
Я сказал, что лист разрушает почку.И что семя, упавши в дурную почву,не дает побега; что луг с полянойесть пример рукоблудья, в Природе данный.Я сижу у окна, обхватив колени,в обществе собственной грузной тени.
Моя песня была лишена мотива,но зато ее хором не спеть. Не диво,что в награду мне за такие речисвоих ног никто не кладет на плечи.Я сижу у окна в темноте; как скорый,море гремит за волнистой шторой.
Гражданин второсортной эпохи, гордопризнаю я товаром второго сортасвои лучшие мысли и дням грядущимя дарю их как опыт борьбы с удушьем.Я сижу в темноте. И она не хужев комнате, чем темнота снаружи.
1971
Натюрморт
Verrà la morte e avrà tuoi occhi.
C. Pavese[5]I
Вещи и люди насокружают. И те,и эти терзают глаз.Лучше жить в темноте.
Я сижу на скамьев парке, глядя воследпроходящей семье.Мне опротивел свет.
Это январь. Зима.Согласно календарю.Когда опротивеет тьма,тогда я заговорю.
II
Пора. Я готов начать.Не важно, с чего. Открытьрот. Я могу молчать.Но лучше мне говорить.
О чем? О днях, о ночах.Или же — ничего.Или же о вещах.О вещах, а не о
людях. Они умрут.Все. Я тоже умру.Это бесплодный труд.Как писать на ветру.
III
Кровь моя холодна.Холод ее лютейреки, промерзшей до дна.Я не люблю людей.
Внешность их не по мне.Лицами их привитк жизни какой-то не —покидаемый вид.
Что-то в их лицах есть,что противно уму.Что выражает лестьнеизвестно кому.
IV
Вещи приятней. В нихнет ни зла, ни добравнешне. А если вникв них — и внутри нутра.
Внутри у предметов — пыль.Прах. Древоточец-жук.Стенки. Сухой мотыль.Неудобно для рук.
Пыль. И включенный светтолько пыль озарит.Даже если предметгерметично закрыт.
V
Старый буфет извнетак же, как изнутри,напоминает мнеНотр-Дам де Пари.
В недрах буфета тьма.Швабра, епитрахильпыль не сотрут. Самавещь, как правило, пыль
не тщится перебороть,не напрягает бровь.Ибо пыль — это плотьвремени; плоть и кровь.
VI
Последнее время ясплю среди бела дня.Видимо, смерть мояиспытывает меня,
поднося, хоть дышу,зеркало мне ко рту, —как я переношунебытие на свету.
Я неподвижен. Двабедра холодны, как лед.Венозная синевамрамором отдает.
VII
Преподнося сюрпризсуммой своих углов,вещь выпадает измиропорядка слов.
Вещь не стоит. И недвижется. Это — бред.Вещь есть пространство, внекоего вещи нет.
Вещь можно грохнуть, сжечь,распотрошить, сломать.Бросить. При этом вещьне крикнет: «Ебена мать!»
VIII
Дерево. Тень. Земляпод деревом для корней.Корявые вензеля.Глина. Гряда камней.
Корни. Их переплет.Камень, чей личный грузосвобождает отданной системы уз.
Он неподвижен. Нисдвинуть, ни унести.Тень. Человек в тени,словно рыба в сети.
IX
Вещь. Коричневый цветвещи. Чей контур стерт.Сумерки. Больше нетничего. Натюрморт.
Смерть придет и найдеттело, чья гладь визитсмерти, точно приходженщины, отразит.
Это абсурд, вранье:череп, скелет, коса."Смерть придет, у неебудут твои глаза".
X
Мать говорит Христу:— Ты мой сын или мойБог? Ты прибит к кресту.Как я пойду домой?
Как ступлю на порог,не поняв, не решив:ты мой сын или Бог?То есть мертв или жив?
Он говорит в ответ:— Мертвый или живой,разницы, жено, нет.Сын или Бог, я твой.
1971
Любовь
