Корабли остановились. Дальше двигаться было невозможно: флотилия попала в полосу безветрия. Паруса тряпками повисли вдоль мачт, страшная тропическая жара парализовала жизнь на судах. Изнуренные зноем люди не в состоянии были сделать ни единого шага. В полном бессилии они лежали кто где, мучимые жаждой. А пресной воды не осталось почти ни капли. Тусклые взгляды людей, в которых уже нельзя было уловить даже искры надежды, устремлялись к небу, а пересохшие губы машинально шептали слова молитвы.
Восьмой день длилась уже эта пытка. Только чудо могло спасти мореплавателей от неминуемой гибели.
Колумб, измотанный жарой, недугом и заботами, в изнеможении отдыхал в своей каюте. Он был в совершенном отчаянии: все рушилось — его планы, его надежды. С таким трудом ему удалось снарядить эту третью по счету экспедицию в составе шести сравнительно небольших кораблей, комплектовать их экипажи, и все впустую!
Еще день-два и наступит конец, — ни один человек не в состоянии перенести такие муки. Счастье еще, что один день было безоблачно, а затем небо покрылось тучами и полил дождь. Пересохшими ртами испанцы ловили каждую дождевую каплю, подставляли бочки, собирая драгоценную влагу. А если бы все восемь дней штиля солнце палило столь же нещадно, как и в первый? Можно не сомневаться, что суда его флотилии давно превратились бы в плавучие кладбища.
«Ветра, попутного ветра, любого ветра!» — стучала ему в голову неотступная мысль.
«Ветра, попутного ветра, какого-нибудь ветра!» — невольно повторяли его потрескавшиеся губы.
Но ветра не было — ни малейшего дуновения.
Пали ранние тропические сумерки. Колумб впервые за долгое время забылся тяжелым тревожным сном. Сколько длилось это состояние забытья, он не знал. Очнулся он от какого-то легкого поскрипывания, в первое мгновение не сообразив, откуда исходит этот звук. Среди мертвой тишины корабля он прозвучал подобно громовому раскату. Но крик людей, глухо донесшийся до его каюты, объяснил ему все.
С неведомо откуда появившейся легкостью адмирал вскочил с кресла, в котором полулежал, и поспешно поднялся на палубу, превозмогая боль в ногах, пораженных подагрой.
Ветер! Ветер! Ветер! — со всех сторон раздавалось только это слово, произносимое на все лады счастливыми голосами.
Колумб бросил быстрый взгляд на паруса корабля — под напором внезапно возникшего воздушного течения они начали надуваться, и судно чутко отзывалось на каждое дуновение долгожданного ветра, скрипя своими рассохшимися снастями. Этот скрип и прервал беспокойный сон адмирала.
Экипаж корабля как будто переродился, — куда девались апатия, бессилие, выражение обреченности на лицах, — люди оживились, приказания выполнялись быстро и ладно, работа спорилась.
Подгоняемая свежим восточным ветром, флотилия Колумба понеслась прямо на запад — к новым землям, к новым открытиям.
По прошествии недели вблизи кораблей стали показываться птицы, во множестве летящие с юго-запада в северо-восточном направлении. Мореплаватели еще более приободрились, уверившись в близости земли.
Жажда продолжала мучить путешественников — пресной воды почти не оставалось, иссякли и те запасы, которые были сделаны во время дождя.
Поэтому Колумб решил отклониться от намеченного пути и повернуть на северо-запад, с тем чтобы по возможности быстро достигнуть острова Доминики, открытого им в предыдущем плавании, пополнить там запасы воды и затем снова продолжить поиски новых земель.
Но недолго пришлось кораблям следовать новым курсом. Около полудня 31 июля с марса адмиральского корабля раздался крик: «Земля! Слева по борту земля!» Кричал приближенный Колумба Антонио Перес, заметивший в западном направлении возвышающиеся друг подле друга в ряд три горы, напоминавшие своим видом стога сена.
Обнаруженному острову (а это был остров) Колумб дал имя Тринидад, что значит по-испански троица. Вероятно, он назвал его так в честь святой троицы — отца, сына и святого духа, а может быть и потому, что над островом поднимались три вершины, придавая ему тем самым своеобразный вид.
Третья экспедиция Христофора Колумба, во время которой был открыт остров Тринидад, началась в 1498 году. В этом же году был обнаружен этот остров.
БЕРЕГ БОЛЬШИХ ГЛУБИН
На палубе, рассохшейся под лучами жаркого солнца, был сооружен навес. Больной Христофор Колумб, постель которого по его требованию была установлена под навесом, большую часть времени проводил здесь. Его деятельная натура никак не могла примириться со сковавшим ее недугом. Он должен был все видеть, все знать, что происходит вокруг. Немощный телесно, но сильный духом, он, превозмогая страдания, продолжал распоряжаться, направляя путь кораблей.
Это было его четвертое плавание в поисках Индии. С великим трудом ему удалось получить у испанского короля Фердинанда разрешение снова снарядить экспедицию.
Наконец, чтобы избавиться от назойливого просителя, Фердинанд дал согласие, и вот после благополучного плавания через Атлантический океан Колумб снова оказался у берегов открытых им земель, Эспаньолы и Ямайки, хотя король строго-настрого предписал ему не подходить к этим островам. Вопреки запрету Колумб все же приблизился к городу Санто-Доминго, где находилась резиденция наместника испанского короля Овандо, и обратился к нему с просьбой, чтобы тот позволил ему заменить один из кораблей его флотилии, который был в очень плохом состоянии. Он серьезно опасался, что судно это не выдержит первого же шторма, настолько оно было ветхо.
Овандо категорически отказал Христофору Колумбу в его просьбе, и адмиралу ничего более не оставалось, как примириться с неизбежным. Ему, адмиралу моря-океана, теперь отказано в праве ступить на землю, которую он открыл и завоевал для испанской короны. Король лишил его благосклонности, не получив обещанных богатств. Увы, приходилось смириться.
Налетевшая вскоре буря раскидала стоявшие на рейде Санто-Доминго корабли; три судна флотилии Колумба были сорваны с якорей и долго носились по бушующему морю, потеряв из виду друг друга, другие испанские корабли постигла более печальная участь — они погибли, пав жертвой неистовствовавших волн.
В конце концов все четыре судна Колумба, счастливо избежав гибели, встретились у западных берегов Эспаньолы и находились здесь некоторое время, необходимое для починки повреждений, причиненных ураганом.
С тех пор прошло много дней. Остались далеко позади берега Эспаньолы и Ямайки, уже достаточно хорошо известные адмиралу по прежним плаваниям. Впереди была неизвестность, безбрежное море, сходившееся на горизонте с лазурным небом.
