— На войне мы убивали, так что все мы уголовники, — буркнул Чубалов.
— Извини, это разные вещи. Твой Сергей — человек без ограничений.
— Такие парни первыми с брони спрыгивали, — хмуро ответил Чубалов.
— Ваня, тут не встреча однополчан, — сердито зашептала Виктория. — Он идёт в наш дом! У нас Володя — ровесник лихолетовской подруги. Я не хочу, чтобы он видел, как девочка его возраста пьёт вино и ложится в постель с мужчиной… Мы же воспитываем Володю для совсем других отношений!
— Я сказал, Лихолет — гость, значит, гость! Володька пусть у себя сидит!
— Но я сама не хочу идти в баню с этой девочкой, раздеваться перед ней, вести себя так, будто она мне ровня!.. Ваня, отмени всё. Я прошу тебя.
Иван Данилович, конечно, мог отказать Лихолетову в гостеприимстве, но знал, какой вывод сделает Серёга. Он скажет: Чубаловым командует жена.
— Замолчи, Виктория! — отрезал Чубалов. — Мужик решает, а не баба!
Он грубил, потому что аргументов уже не было, и Виктория обиделась.
В это время в «барбухайке» Серёга договаривался с Немцем.
— По‑моему, тебе не рады, — заметил Герман, глядя в окно на Чубаловых.
— Есть такое, — ухмыльнулся Серёга. — Ничего, прогнутся.
Серёге нравилось, чтобы ради него поступались принципами и смиряли гордыню. Значит, общение с ним для людей ценнее всего прочего и люди согласны принимать его правила. А по его правилам побеждал всегда он.
— Зачем ты так напрягаешь своих же? — осуждающе спросил Герман.
В салоне «барбухайки» Анжелка флегматично курила, ожидая, когда вернутся девчонки. Танюша собирала рюкзачок. Серёга смотрел в зеркальце заднего вида и пальцем ерошил свои щетинистые усишки.
— Ты ведь меня знаешь, Немец, — самодовольно сказал он. — У меня нету решки для своих. У меня на обе стороны орёл.
Глава вторая
Ярослав Саныч Куделин и не заметил, как в его жизни всё изменилось.
Он был мастером спорта по лёгкой атлетике. У него не получилось стать призёром или рекордсменом, зато на тренерскую работу его взяли в сборную области. Куделин вволю наездился по Союзу на соревнования и первенства и в 1984 году перешёл работать начальником спортзала во Дворец культуры «Юбилейный». Он говорил всем, что устал от поездок, а на самом деле его запилила жена.
В «Юбилейном» Куделину понравилось. Его зал был укомплектован новыми тренажёрами, и в городе Дворец ценили за профессиональное и дефицитное в СССР оборудование. Яр‑Саныч был полновластным хозяином, под его руководством работали восемь тренеров от гороно и спортобществ и Ваня Боков, инструктор зала. В секции «Юбиля» набирали только лучших пацанов. И Яр‑Саныча все считали волевым и жёстким мужиком, офицером спорта. Он и вправду производил впечатление человека требовательного: подтянутый, моложавый и строгий — как белогвардеец из кино. Держался он прямо и красиво, говорил сдержанно. Он чувствовал себя очень уверенно.
Но в перестройку жизнь в городе стала разваливаться. Осмелев, в зал к Яр‑Санычу принялась таскаться всякая гопота, приезжали и приценивались бандиты. Залу требовалась надёжная защита. И поначалу Куделину казалось: хорошо, что «Юбиль» отжимают «афганцы». Солдаты, пусть и бывшие, — это армия, а где армия — там, думал Ярослав Саныч, дисциплина и порядок.
«Коминтерн» вышиб шпану и прочую шушеру. А потом вытеснил из «Юбиля» детские клубы и разную самодеятельность, прикрыл киносеансы и праздники. В бывших изостудиях и танцклассах разместились конторы «афганских» кооперативов. По всему Дворцу теперь слонялись «афганцы», курили, матерились, бездельничали в ожидании приказов своих командиров.
Яр‑Саныча потряс такой поворот. Яр‑Саныч перестал ходить в спортзал через фойе Дворца, чтобы не видеть «афганцев»: он открыл прежде запертый отдельный подъезд на боковой стороне здания. На работе Куделин сделался раздражительным: устраивал выволочки инструктору Ване, придирался к тренерам, наказывал пацанов из спортсекций. Это объяснялось не тем, что люди работали плохо; Яр‑Саныч психовал, потому что сдавал позиции.
При «Коминтерне» секции начали терять воспитанников: родители не пускали пацанов в зал, где хозяйничали страшные «афганцы», и тем более не пускали девчонок на аэробику, которую проводили в зале на баскетбольной площадке. Финансирование сокращалось. Тренеры увольнялись. Спортотдел «Юбиля» могли бы совсем закрыть, но выручал хороший парк тренажёров.
В конце концов город отвернулся от «Юбиля». У Яр‑Саныча остались только те, кто имел какое‑то отношение к «Коминтерну»: сами «афганцы», их приятели и младшие братья. Но этим парням плевать было на графики тренировок, на режимы питания и системы нагрузок. Они тягали железо просто так, от нечего делать; они курили в зале и выпивали в раздевалке.
Потом подал на расчёт инструктор зала Ваня Боков. Однажды он попытался согнать с тренажёра Быченко, потому что Егор под свою силу цеплял на стальные тросики грузы сверх всякой меры, и Бычегор врезал Ване в челюсть. Ваня не решился искать правды, а Яр‑Саныч пошёл к Лихолетову.
— У меня спорт, а твои вахлаки превратили спортзал в кабак! — заявил он. — Инструктору челюсть сломали! Кто теперь будет за него работать?
— Ты, — ответил Серёга. — Саныч, спорт — на Олимпиаде, а у меня парни ходят отдыхать. Держи инвентарь в исправности, это теперь твоя работа.
— Я тренер! — крикнул Яр‑Саныч ломким голосом. — Я не ремонтник!
— Чего залупаешься? — удивился Серёга. — Ты тренер? Шуруй тогда на стадион. Только там щас тачками торгуют. Твою ставку вообще сократили, я тебе плачу из кассы «Коминтерна». Ладно бы, Саныч, ты был бодибилдер или борец какой‑нибудь, чёрный пояс — пятый дан. А ты, блядь, лёгкоатлет — бегун, прыгун, метатель мячика. Ну и не ори, а сделай пацанам красиво.
Яр‑Саныч снова был потрясён. Он считал себя командиром, а ему дали должность обслуги. Но вариантов не имелось, и Куделин смирился. Бороться с решением Серёги, отстаивая своё достоинство, Яр‑Саныч не пожелал. Для сохранения достоинства ему легче было просто пребывать в раздражении.
— Это новые времена, — сочувственно сказал ему Заубер, наливая рюмку «Слънчев бряга». — Надо принять. Берегите нервы.
Впрочем, дома у Яр‑Саныча уже давно творилось примерно то же самое, что и на работе. С Галиной, женой, он старался держать себя как с тренерами, но Галина никогда не признавала его руководства. Причин тому не было. Он не пил, не распускал рук, зарабатывал прилично, однако Галина по какому‑то непробиваемому бабьему убеждению считала себя умнее и оборотистее мужа. Она работала закройщицей в ателье.
В перестройку её позвали в какой‑то швейный кооператив, и здесь она вдруг начала получать хорошие деньги. Не бог весть что, конечно, но раза в два больше, чем Яр‑Саныч. И муж с его тренировками и тренажёрами теперь казался ей неприспособленным дурнем. Победа бабских тряпок над мужской силой стала очередным потрясением для Яр‑Саныча. Жизнь для него вообще превратилась в серию апперкотов, сокрушающих прежнюю картину мира.
Надеждой семьи была старшая дочь Ирка, которая училась в институте. У Галины болели колени, и она часто брала заказы на дом, а Ирка гоняла по указаниям матери. Рыская туда‑сюда, она расчухала, что почём, и бросила институт: дело при матери было выгоднее учёбы. Яр‑Саныч ругался и топал ногами, но жена и дочь его уже не слышали. Какое ещё образование, какие лекции и семинары? Работа — лучший семинар. Надо уметь вертеться. Сидеть на одном месте — геморрой высидишь. Отец отстал от жизни.
Ирка легко втянулась в коммерцию, быстро обнаглела и привела домой парня — какого‑то Русланчика, мелкого управленца‑побегушника с комбината «Электротяга». Куделины жили в тесной «двушке». Ирка и Танька, дочери, занимали маленькую, но отдельную комнату, а родители — большую, но проходную. Ирка выселила младшую сестру к родителям, а Русланчик без смущения врезал замок в дверь Иркиной комнаты и поселился у Куделиных.
Этот Русланчик в доме вёл себя совершенно свободно, и Яр‑Саныч его возненавидел. Вот поганец! Взял и въехал на чужую жилплощадь! Ни ордера, ни прописки! Живёт с девкой без загса прямо при родителях! Делает всё, как хочет, и всегда тихонечко улыбается — загадочно так, уклончиво, дескать, пока что он не имеет права объяснить, почему все должны ему всё отдать! Куделин привык, что его уважают и считают человеком, умело устроившим свою жизнь, а теперь выясняется, что молодые наглецы легко сдвигают его с дороги. Он ничего не может понять и принять, а поэтому бессилен.
Яр‑Саныч ворчал, брюзжал и еле сдерживался, чтобы не взорваться. Его все раздражали, однако никто не обращал внимания на его чувства. Галину заботили многочисленные дела, заказ‑наряды и счёт‑фактуры, фасоны и шаблоны, поставки и приёмки; супруг Галине не требовался, а зять не мешал. Ирка была довольна, что имеет под боком мужика; она вертелась вокруг своего Русланчика, и на отца ей было плевать. А Русланчику ссы в глаза — божья роса. Он получил всё, что надо, — жильё, уход и бабу, — и, усмехаясь, просто не замечал Яр‑Саныча. Галина, Ирка и Руслан — все трое — ощущали себя хозяевами. Почему‑то им было удобно в этой жизни.
