Издали МКС напоминала яркую звезду, но, когда мы приблизились, стала видна форма станции. МКС огромная, больше футбольного поля, и на Земле она бы весила более четырехсот тонн. Все сооружение состоит из различных модулей, построенных разными странами-партнерами. У каждого модуля свое назначение: жилье для экипажа, лаборатории, поддержка жизнеобеспечения, тренажеры, кухня и, конечно же, стратегические точки для наблюдения Земли. А теперь нашей задачей было присоединить самый большой модуль — «Кибо».
Поскольку мы были на 180 метров ниже станции, то выполнили поворотный маневр, включающий в себя 360-градусный переворот под станцией, в ходе которого экипаж МКС мог сделать очень подробные снимки теплозащитных плиток на нижней части «Дискавери». После маневра Марк подвел челнок к станции и медленно, задним ходом приблизился к ней, выполняя аккуратную стыковку. Чудесным образом после того, как мы, сближаясь со станцией, преодолели более полутора миллионов километров, наш допуск при стыковке составил всего ±7,5 см. Астронавт НАСА, член экипажа МКС Гарретт Райзман прозвонил в корабельный звонок на борту станции и объявил: “Дискавери” прибывает».
Нужно было сделать еще многое, но в конце концов все было готово, а давление воздуха между «Дискавери» и станцией выравнено. Когда мы открыли люк, Марк прокричал туда: «Эй, ребята, водопроводчика вызывали?» Мы привезли запасные части для сломанного станционного туалета. С другой стороны появилось улыбающееся лицо Гарретта: он был рад деталям для починки туалета, а еще тому, что после трех месяцев, проведенных им в космосе, к станции прибыл корабль, который отвезет его домой.
Мы все перебрались на космическую станцию, где нас приветствовали Гарретт, русский космонавт Олег Кононенко и командир МКС Сергей Волков. У нас было немного времени, чтобы поздороваться с нашими друзьями, прежде чем отправиться на посвященную технике безопасности экскурсию по станции, чтобы познакомиться с огромным сооружением и с процедурами, которым нужно следовать в случае пожара, утечки воздуха или высвобождения ядовитых веществ.
Когда экскурсия закончилась, мы с Майком спешно перенесли все наше оборудование и скафандры в шлюз станции, чтобы подготовиться к запланированному на завтра выходу в космос. Первую ночь на станции мы вдвоем провели в шлюзе, при пониженном давлении, чтобы выпустить из нашей крови лишний азот и уменьшить шансы заработать при выходе в космос кессонную болезнь[3]. Этой ночью мы с Майком установили распорядок, которому следовали в течение трех лет и четырех совместных выходов в космос: после готовности всего оборудования, инструментов и скафандров мы, готовясь ко сну и обустраивая наш «лагерь», слушали песню «Темная сторона луны» группы «Пинк Флойд». На следующий же день в ходе финальных приготовлений к выходу в космос мы для смены настроения слушали «Лед Зеппелин» — неважно, какие именно песни, но прямо перед выходом обязательно ставили «Кашмир».
«Не смотри вниз»
На четвертый день на орбите после прослушивания неизменного «Кашмира» мы надели скафандры и встали перед внешней дверью. Я был переполнен восторгом и опасениями. Из-за лихорадочного темпа смены событий, а также неудобств во время сна я чувствовал усталость. Мое утомление было столь велико, что я сомневался, справлюсь ли с предстоявшей работой.
После того как мы с Майком застегнули космические скафандры, Майк обнаружил неполадки у себя в системе связи, что привело к небольшой задержке на то время, пока в центре управления выясняли суть проблемы. В течение этих 15 минут бездействия я решил ненадолго вздремнуть. Поразительно, но я настолько устал, что ухитрился уснуть перед самым невероятным своим приключением, которое только мог вообразить!
Когда связь была налажена, Марк, Гарретт и Таз затолкали нас с Майком в часть шлюза, которая называется «камерой экипажа». Сначала туда головой вперед отправился Майк, за ним — ногами вперед — я, а следом все снаряжение, которое мы должны были взять с собой. Наконец мы поместились в камере экипажа, словно сардины в банке, так что больше места практически не оставалось. Марк закрыл люк, изолируя нас от остальной части станции, и около тринадцати минут мы ждали, пока воздух выйдет из шлюза, частично обратно в МКС, частично в космос. Когда воздушное давление достигло нуля, Майк открыл внешний люк, и отраженный от Земли солнечный свет затопил шлюз.
После всех необходимых проверок Хок, выполнявший роль хореографа (или, на сленге НАСА, бортового офицера) выхода в космос, радировал: «О’кей ребята, готовы к рок-н-роллу?» Майк ответил: «К рок-н-роллу готовы», — и направился к люку. Я захватил оборудование и двинулся следом. Майк, на счету которого было уже три выхода в космос, решил, что должен дать мне какой-нибудь совет: «Ронни, не смотри вниз», — вот все, что пришло ему в голову.
Я посмотрел вниз, и вверх, и во все стороны, куда только смог. Меня охватил благоговейный трепет.
Сложно было переварить это новое, противоречивое чувство. Одна часть моего мозга трепетала от великолепного зрелища, пронзенная пониманием, что это самое прекрасное, необыкновенное и радостное событие в моей жизни, а другая его часть была не в силах принять реальность происходящего. Я смотрел на все, что разворачивалось передо мной, будто в кинофильме, со стороны. Однако вскоре чувство реальности начало возвращаться; множество стоявших перед нами задач заставило меня выкинуть из головы мысли о природе реальности и приступить к работе.
Находясь в открытом космосе, мы испытывали большие перепады температур; каждые 45 минут был или восход, или закат. Когда солнце садилось, вся станция погружалась во тьму, в которой время от времени вспыхивали внешние огни станции и горели огни на шлемах скафандров. В тени температура падала до минус 150 градусов, тогда как на солнце она поднималась до 120 градусов. Скафандры — это практически автономные космические корабли с контролем температуры, так что мы не чувствовали особенного холода или жары при выходах в космос.
Таковы были условия на нашем «рабочем месте», и порой я чувствовал себя так, словно это была строительная площадка на небоскребе высотой 400 км. Вид с верхушки основной рамы МКС, которая поддерживает массивные солнечные батареи, напомнил мне фотографию, где рабочие высоко над землей едят ланч, сидя на балке во время сооружения Эмпайр-стейт-билдинг[4]. Однако наша «строительная площадка» располагалась гораздо выше и двигалась со скоростью 8 км/с. Мои опасения по поводу усталости оказались лишними, поскольку меня охватило такое возбуждение, что я смог завершить все порученные нам задачи и даже немного больше.
Орбитальная точка зрения
За 8 дней, 17 часов и 39 минут, в течение которых наш челнок был пристыкован к станции, экипажи челнока и МКС совместно переправили большое количество оборудования и грузов, установили и активировали лабораторию «Кибо», а также выполнили необходимые работы по обслуживанию станции. Мы с Майком провели в открытом космосе в общей сложности 20 часов 32 минуты. Во время нашего третьего (и последнего) для миссии STS-124 выхода в космос мы должны были заменить 200-килограммовый бак для азота. Мне предстояло снять старый бак, перенести его к другой части станции, обменять на новый, который к тому времени должен был подготовить Майк, и доставить его назад, к месту установки. Вручную переносить столь тяжелый объект в космосе технически возможно, поскольку этот объект, как и любой другой, ничего не весит. Однако таскать громоздкий бак между разными частями станции сложно. Кроме того, по дороге можно было повредить внешнее оборудование станции — неважная перспектива. Чтобы обойти эту проблему, мы воспользовались рукой-манипулятором станции.
Манипулятор Canadarm2 — шедевр инженерной мысли. Это что-то вроде монтажного крана для сборки и присоединения различных модулей МКС. В ходе той миссии мы использовали механическую руку, чтобы достать из грузового отсека «Дискавери» массивную лабораторию «Кибо» и присоединить ее к МКС. Длина основной части манипулятора — 17,5 метра, а если прикрепить к его концу специальные стремена, можно переправлять астронавтов с оборудованием в руках между разными частями станции.
Я втиснул ноги в стремена и ухватился за ручки на азотном баке. Карен и Аки, управлявшие манипулятором со станции, перенесли меня вместе с баком подальше от основного участка рамы. Затем манипулятор выполнил маневр, который мы назвали «автомобильный дворник»: по большой дуге перенес меня через верхнюю часть станции. Самая высокая точка этой дуги отстояла от верха станции на 30 метров. Орбитальный комплекс находился на темной стороне Земли, и было жутковато подниматься над огнями станции, погружаясь во тьму.
На подходе к вершине дуги я оторвал одну руку от баллона и выключил фонари на шлеме скафандра, чтобы глаза привыкли к темноте. По мере привыкания я смотрел, как раскрывается передо мной Вселенная. Непроглядная тьма космоса мало-помалу преобразилась в чудесное световое шоу. Я смотрел уже не в пустоту — я смотрел в бесконечность. Я видел Млечный Путь и даже пролетавшие время от времени спутники. Они были видны, поскольку из-за высокой орбиты находились на солнце, отражая его лучи в мою сторону.
