- Запомни, Гриша, в твових руках не только собственная жизнь, не только судьба жены и дочки, но и ... наши жизни... За строительством пристально следит сам товарищ Сталин, - добавил Парторг ЦК. - Требуй все, что считаешь нужным, дадим лучших людей, питание, но собери этот чертов кран. Прикинь потребности и возвращайся через час. Мы ждем.
Ровно через шестьдесят минут дед стоял в кабинете со списком в руках. Сначала он перечислил необходимые для монтажа инструменты, приспособления, механизмы. Затем перешел ко второму пункту и зачитал список фамилий.
- Но это же враги народа! Заключенные! - Всполошился Директор завода.
- Это квалифицированные инженеры и техники, которых знаю лично и в знаниях которых не сомневаюсь. - Ответил дед. - Они мне нужны для производства монтажа, наладки и пуска, для руководства рабочими. Другие - не справятся.
- Ты представляешь, что говоришь? А если саботаж, диверсия? - вспыхнул чекист. - Да и как заключенные могут руководить вольными рабочими? Кто их будет слушать?
- Отвечаю за них лично, - Повторил дед. - Гарантировать успех могу только с этой бригадой. Уверен в каждом из них... как в себе. А вот вопросы беспрекословного подчинения - на Вашей совести.
- Я согласен. - Подвел черту Парторг. - Но они ... могут выставить свои условия...
- Думаю эти условия не будут чрезмерны.
- Надеюсь...
Еще через час восемь оборванных, исхудавших людей, испуганно жались в центре директорского кабинета, внезапно сорванных с земляных работ, где под леденящий душу вой ночной пурги долбали кирками неподдатливую землю.
Дед коротко объяснил ситуацию с краном.
- Я никого не заставляю и не неволю, кто не верит в благополучный исход дела, может отказаться и уйти. За остальных я поручусь перед органами безопасности и партией. Можете посоветоваться. У вас есть пять минут.
- Мы согласны. Но, что лично нам сулит успешное завершение столь авантюрного монтажа? - Спросил вышедший через минуту из группы заключенных человек.
- Что, вы хотите услышать? Досрочное освобождение? Пересмотр дел? Это не в нашей власти. - Честно признался Начальник НКВД.
- Мы слышали, что некоторых заключенных посылают на фронт, искупать свою вину кровью. Мы не знаем за собой вины, но просим отправить на фронт.
- Заключенные искупают вину в штрафных батальонах, где выжить весьма проблематично. - Уточнил Парторг ЦК. - Вы это знаете?
- Знаем, но просьба остается в силе.
За столом директора, склонились три головы и только изредка долетало до стоящих в центре комнаты Пятьдесят восьмая статья! Политические! Какие в жопу политические! Главное - План... Фронт... Танки...
- Считайте, что ваше желание удовлетворено. Работать и жить всё это время прийдется в цехе. Там же и спать. Поставим кровати. Дадим белье.... Питание обеспечим по ударным нормам. Чай ... Курево ... Только не подведите. ... Тогда стенка. ***
Люди работали без перерывов и перекуров. Только полностью обессилив, покидали рабочее место, медленно засыпая жевали пищу, самую лучшую, приносимую из директорской столовой, выкуривали папиросу, валились нераздеваясь на койку и забывались коротким сном, чтобы немного отдохнув вновь
вскочить и включится в бешенный ритм монтажа. Сначала инженеры распаковали прибывшие ящики и составили полный список имеющегося, набросали рабочие чертежи, наметили план сборки. Но совершенно неожиданно обнаружились непонятные странные детали. То ли запасные, то ли лишниие, то ли случайно попавшие, то ли не восстребованные из-за отсутствия документации.
Дед еще раз проверил планы и чертежи, поразмыслил и приказал начать сборку. Монтаж крана завершили за двадцать восемь дней. Два оставшихся дня все девять инженеров проверяли и перепроверяли расчеты, просматривали выкладки. До хрипоты спорили, словно на давно забытых мирных планерках. Все вроде оказывалось правильным, обоснованным с инженерной точки зрения, но смущали лишние детали.
Наступил последний день. В простенке цеха стоял положив руку на кабуру револьвера пришедший первым Начальник НКВД. Заключенные инженеры сидели на неубранных из цеха койках, жадно докуривали возможно последние в жизни папиросы. Григорий стоял под многотонной махиной крана. В стекляную кабинку, украдкой перекрестившись, полез по сваренной из металлических прутьев лесенке машинист. Вот он уселся на кожаное сидение и повернул лицо к начальству ожидая приказа. Гриша достал из кармана пачку с последней папиросой, примял бумажную гильзу, сжал мунштук зубами. Прикурил. Затянулся глубоко и взмахом руки дал приказ на пуск.
Зашумели электромоторы, провернулись обильно смазанные шестерни и валы. Кран тронулся с места и плавно заскользил вдоль цеха к первому сваренному броневому корпусу танка, легко подхватил металлическую тушу будущей тритцатьчетверки и поднеся к конвееру мягко опустил на отведенное место. Затем вернулся за цельнолитой башней с установленной внутри пушкой, поднял, пронес и передал в надежные руки рабочих, установивших её на корпусе. Последним взмыл в воздух дизельный двигатель и слегка колыхнувшись опустился в широко раскрытые створки машинного люка. Танк облепили сборщики, вооруженцы, электрики, мотористы. Заискирились огни электросварки, застучали кувалды, обувая танк в гусеницы, натягивая на ленивцы непослушные металлические траки.
Прошло немного времени и свежепокрашенный в защитный зеленый цвет, с красной звездой на башне, заправленный топливом и маслами танк сначала звонко застрелял выхлопом, потом дизель ровно заурчал и боевая машина тронулась от места сборки к отворенным настежь воротам цеха. Завод дал продукцию в срок.
Собравшийся народ апплодировал, обнимал танкистов, люди целовались, плакали от радости, поздравляли друг друга. Директор, Парторг ЦК и Начальник НКВД отправились к прямому проводу докладывать Сталину о сборке первого танка. Только девять человек в темном углу сидели забытые всеми, лишние в этой праздничной суматохе и пили принесенную дедом водку. Когда еще прийдется. Вокруг не оказалось конвоиров, все свои, словно раньше, в счастливые студенческие дни, будто в отчаянные, веселые, бесшабашные времена первых пятилеток и не существует больше деления на врагов народа и вольняшек. Допив водку, люди в изнеможении свалились на койки и заснули. После разговора с Москвой в цех вернулся Парторг ЦК и приказал не будить инженеров до тех пор пока сами не проснутся. Под гул пурги, лязг и грохот металла в работающем на полную мощность цехе, спали люди, свершившие одно из тех малых чудес, что повернули вспять колесо немецкого вторжения, добывшие бесконечно дорогую и желанную Победу.
Они спали сутки, а когда проснулись то впервые нормально неторопясь умылись и поели за все тридцать сумасшедших дней. Начальство вновь прочно осело в кабинетах и не совершало ежечасных набегов в цех. Пришедшие в конце дня конвойные принесли пусть не новое, пусть стиранное-перестиранное, но не лагерное, а военное обмундирование для восьмерых уходящих на фронт.
После войны дед долго искал, но так и не нашел ни одного из тех восьмерых инженеров. Как они погибли, где, неизвестно. Во всяком случае не за колючей проволокой, не лагерной пылью легли в промерзлый грунт с пробитой для верности ломом грудной клеткой и привязанной к ноге фанерной биркой, а в бою с врагом, с оружием в руках.
Начальство сдержало слово и наградило руководителя монтажа орденом. В сорок втором году награды давали очень не густо на фронте, и еще более редко в тылу. Дед сложил вместе бережно хранимые георгиевские отличия и советский краснознаменный орден. Но самой большой наградой послужило разрешение вызвать на следующую стройку жену.
Мусеньку, неожиданно откомандировали из госпиталя и направили в распоряжение заводской поликлиники. Строящийся номерной завод предназначался для выпуска военной продукции и заводская медчасть подчинялась Наркомату Обороны. Больше Гриша и Мусенька не расставались, так и прошли по жизни рядом, рука об руку, помогая и поддерживая друг друга. До самых последних дней звал он её только Мусенькой, она его - Гришенькой. Через много лет в одной могилке их и похоронили.
Глава 32. Владик.
У Соломона вскоре после революции родился сын Владик. Первые, беззаботные, годы детства прошли в богатом родовом гнезде, но вскоре отец перешел из буржуйского сословия в пролетарское, из директора завода превратился в рабочего-электрика, а семья сменила район и место обитания на менее престижное и более дешовое. От всего прошлого богатства остался у пацана только велосипед на котором гонял дни напролет со своим закадычным другом Юлькой, названным так в честь великого полководца Юлия Цезаря.
Капиталистическое прошлое Соломона постепенно забылось новой властью, да и не интересен оказался властям апполитичный перековавшийся электрик, ютящийся с семьей в халупе на окраине городка. Велосипед тоже, хоть и был добрых бельгийских кровей со временем начал стареть, скрипеть, шины износились, всё чаще рвались и не поддавались дальнейшему ремонту. В один прекрасный день Владик с Юлькой загнали чудо прошлого века старьевщику и отправились записываться в аэроклуб на летчиков. По непонятным друзьям причинам приняли одного Владика, возможно комиссию смутило слишком пехотное имя второго претендента на лавры Чкалова. Одновременно с аэроклубом Владик поступил в электротехнический техникум, а Юлька поразмышлял немного и пошел учиться на врача, презрев полководческую карьеру знаменитого тезки. ***
