– Иди ко мне, – позвала она с неожиданно прорезавшейся хрипотцой в голосе. – Не надо думать о плохом. Теперь мы вместе, я тебе верю, и это главное.
– Да, это главное, – откликнулся Корольков эхом. – Скоро все утрясется, и мы уедем отсюда к чертовой бабушке.
– Не хочу к чертовой бабушке, – проворковала Наталья, проворно переворачиваясь на спину, чтобы раскрыть объятия любимому. – Лучше в Сочи или в Ялту. Конечно, – оговорилась она, – если тебе средства позволят.
– Позволят. Средства – они не бандиты с автоматами, – пошутил Корольков, улыбаясь половиной лица. Другая щека, на которую никак не желала наползать улыбка, то подергивалась, то окаменевала.
С этой кривой гримасой он и навалился на Наталью, а она поспешно зажмурилась, представляя себе прежнего Игорька – милого светловолосого мальчика, который непременно догадался бы снять носки, прежде чем овладеть ею.
* * *
Уже вечерело, когда Наталья Чуркина вышла из магазина с двумя пакетами, под завязку набитыми провизией. Она уж и думать забыла, когда в последний раз покупала столько всяких вкусностей. Ручки пакетов опасно пружинили при ходьбе, норовя оборваться на каждом шагу. Денег, выданных Корольковым, хватило на все, о чем можно было только мечтать. В пакетах громоздились как попало сыры и колбасы, консервированные мидии и грибы, соки и спиртные напитки, кофе и кетчупы, мороженая лососина, парная говядина, свиная вырезка. Когда поверх всего этого изобилия были уложены белые батоны и буханка бородинского хлеба, Наталья вспомнила, что не купила фрукты, однако у нее было только две руки и только два пакета, так что пришлось умерить амбиции.
Но в следующий раз, размышляла на ходу Наталья, нужно будет непременно купить авокадо, креветок, салат и маслины. Укроп, чтобы посыпать им креветки, дома имеется, сливочный соус приготовить несложно. Получится настоящий французский салат, рецепт которого Наталья недавно вычитала в воскресном приложении к «Курганской правде». Главное – не забыть сдобрить все уксусом и оливковым маслом и украсить каждый разрезанный плод авокадо маленькой маслиной.
Это будет романтический ужин при свечах, озвученный томными серенадами Хулио Иглесиаса. Наталья наденет декольтированное платье с блестками, которое осталось от лучших времен. Духи, украшения и никакого белья. Главное – накрошить в салат побольше укропа, от которого, говорят, здорово улучшается мужская потенция. Половой гигант из Игорька все равно не получится, но, может быть, по второму разу его хватит хотя бы на десять минут. Этого будет вполне достаточно, если постараться как следует.
Ощущая приятное томление в нижней части живота, Наталья остановилась на краю тротуара, пережидая сплошной поток машин. Очень скоро и она будет сидеть в одной из них, равнодушно поглядывая на унылых пешеходов. Скорее всего Игорек действительно богат. В его бумажнике хранится целый набор кредитных карточек, он носит ирландский свитер ручной вязки, золотые механические часы на кожаном ремешке и прикуривает белые сигареты «Давидофф» от платиновой зажигалки «Ронсон». А то, что у Игорька нервный тик, не страшно. У мужа Феди щека не дергалась, но он никогда не дарил Наталье помаду «Ив Сен-Лоран» в бархатном футляре. Вечно длинноволосый, вечно бородатый, вечно пьяный – потомственный русский интеллигент с порчеными зубами, терзаемый вечными вопросами: «Что делать? Кто виноват? Как нам обустроить Россию?»
«Слава богу, этот кошмар давно позади», – сказала себе Наталья, пересекая улицу трусцой. Светофоры в центре Курганска отрегулированы так, что зевать некогда. Автомобилистам – зеленая улица, пешеходам – считанные секунды на перебежки. Да и тротуары давно заполонили иномарки, свирепо рыкающие на всякую ходячую шушваль. Ходить пешком стало стыдно и неудобно. Даже если пакеты в твоих руках набиты гастрономическими деликатесами.
Постанывая от тяжести, Наталья миновала арку и вошла во двор, наполненный миазмами оттаявших мусорных куч. Старушки, не имеющие возможности собираться на мокрых сырых лавках у подъездов, маячили за окнами, похожие на больших нахохлившихся птиц, разучившихся летать. Идти под их взглядами было зябко и неприятно.
На раскисшей детской площадке неподалеку от Натальиного подъезда стоял джип, такой грязный, словно он уже не первый день колесил по бездорожью. Оба его седока одновременно уставились на приближающуюся Наталью и так же одновременно отвели глаза в сторону. А когда она прошла мимо, их взгляды вновь скрестились на ее спине. Ощущение было не из приятных. Одно дело, когда мужики разглядывают женские ноги. Совсем другое дело, когда их глаза буравят тебе спину, затрудняя твою походку и заставляя спотыкаться на ровном месте. В свой подъезд Наталья ввалилась с облегчением, хотя лифт здесь не работал вторую неделю подряд, а в темных углах скопились подозрительного вида лужицы, при одном взгляде на которые хотелось гадливо передернуться.
Перешагнув через одну из них, она наступила каблуком то ли на жевательную резинку, то ли на презерватив и тихонько выругалась. Скорее бы лето, когда гоп-компании, тусующиеся по подъездам, переместятся во дворы и скверы. После них лужи, одноразовые шприцы и неприличные рисунки на стенах, как в общественном туалете. Легче смириться с соседством целого семейства павианов, чем с постоянным присутствием подростков, ширяющихся и трахающихся так непринужденно, словно они только для этого и появились на свет. Какое счастье, что сегодня не видно их злобных глаз, поблескивающих в полумраке! Павианы и бабуины – просто милые зверюшки в сравнении с некоторыми человеческими особями. И это еще большой вопрос, кто от кого произошел.
Стараясь не смотреть по сторонам, быстро пересчитывая ногами ступени и задыхаясь, Наталья наконец добралась до своей квартиры, где осторожно установила пакеты рядом с металлической дверью. Поскольку Игорек предупредил, что на звонки отзываться не станет, она воспользовалась своими ключами и, открыв поочередно оба замка, облегченно перевела дух: вот почти и дома, осталось лишь перешагнуть порог и захлопнуть за собой дверь.
– Уф, слава тебе, господи… – Наталья наклонилась за пакетами, когда какое-то движение за спиной заставило ее резко обернуться.
На верхней лестничной площадке стоял незнакомый мужчина в кожаной куртке, глаза которого были такими светлыми, а взгляд таким пристальным, что у Натальи моментально ослабли коленки. В тот момент, когда она распрямилась, намереваясь поскорее шмыгнуть в квартиру, мужчина молча прыгнул вперед. Он пронесся над лестничным пролетом бесшумной черной тенью, приземлился и, опережая ухнувшее подъездное эхо, совершил еще один прыжок – в направлении обмершей Натальи.
Кажется, от неожиданности она издала неприличный звук, хотя утверждать этого с уверенностью было нельзя. Какая, к чертям собачьим, уверенность, когда тебя хватают за плечо и заталкивают в собственную квартиру с такой небрежностью, будто ты не статная женщина тридцати трех лет от роду, а никчемная кукла, которая и простенькое-то словечко «мама» не в состоянии произнести отчетливо. Что-то вроде сдавленного мяуканья – вот и все, на что оказалась способной Наталья. Зато голос мужчины был абсолютно ровным и невозмутимым. Словно это не он только что сиганул сразу через четырнадцать ступеней.
– Добрый вечер. Извините, что без приглашения. Но дело срочное, не терпящее отлагательств.
Он занес в квартиру пакеты с провизией, аккуратно поставил их на тумбочку, захлопнул за собой дверь и пошел на Наталью, вынуждая ее пятиться по коридору.
– Вы… – лепетала она, – вы… вы…
– Сейчас речь не обо мне. – Мужчина протестующе поднял руку. – О вас. Вернее, о вашем однокласснике Королькове. Он ведь недавно навещал вас, верно?
– Я закричу, – предупредила Наталья, продолжая отступать в направлении гостиной.
– Завидное самообладание. – Бровь незнакомца уважительно приподнялась. – Большинство женщин на вашем месте просто уписались бы от страха, а вы – кричать. Но, прошу вас, сначала подумайте о возможных последствиях, ладно?
– А-а-а! – это абсолютно не напоминало зов о помощи. Просто сиплый звук, который вырвался у Натальи даже не из горла, а откуда-то из живота, хотя прежде она не упражнялась в чревовещании. Сделав еще один шажок назад, она зацепилась каблуком за задранный край линолеума и с размаху села на пол, готовясь к самому худшему.
Помощь пришла оттуда, откуда ее никто не ждал, – из ванной комнаты, дверь которой выходила в коридор. Корольков, распахнувший ее ударом ноги, стоял на пороге, почти такой же белый, как кафель за его спиной. В коридоре было почти темно, а в ванной горел свет, и его фигура отчетливо выделялась на фоне прямоугольного проема. В одной руке он сжимал пистолет, а в другой – расческу, которую не сообразил бросить. Из-за судорожных подергиваний щеки казалось, что он беспрестанно подмигивает, хотя в тоне его не было ни малейшего намека на шутливость:
