6. Карпухин Мих[аил] Як[овлевич]. Ученик ФЗУ № 6 на Сенной (г. Москва). Отец — москвич, и сам Карпухин родился в Москве. Шел из ФЗУ после работы домой и был взят на улице.
7. Голенко Никифор Павлович — старик. Из Хоперского округа, ехал через Москву к сыну на ст. Богашево Курской ж. д. Совхоз «Острый». Взят на вокзале.
8. Шишков — рабочий фабрики «Красный Октябрь» в Москве; на этой фабрике работал беспрерывно три года. Взят на улице, возвращаясь с работы […].
Часть партийных и комсомольских документов в данное время хранится в Александровском райкоме ВКП(б) и Александровско-Ваховской участковой комендатуре Сиблага ОГПУ.
Есть люди, завербовавшиеся для работы на окраинах СССР, получили подъемные (по их словам, конечно) и, несмотря на наличие на руках исчерпывающих документов, во время проезда Москвы — взяты. Все эти люди не могут обжаловать: нет бумаги (даже денежные документы работники комендатуры пишут на бересте).
Несколько замечаний по поводу приведенных фамилий:
1) есть еще два поселка на самой реке Пане, где я не был и не могу привести фамилии; 2) приведенные фамилии не являются ни наиболее яркими, ни типичными, ни наименее показательными, потому что у меня была возможность записывать их, поскольку они выявлялись сами; 3) только список я привел не для того, чтобы сообщить, кто именно, персонально и сколько их заключены неправильно, а для того, чтобы показать, какие есть элементы; 4) много колхозников, завербованных на строительство по договорам строительных организаций с колхозами. Эти колхозники следовали через Москву на места работ вместе с вербовщиками; 5) приведенные данные обо всех этих людях и обстоятельствах их изоляции, безусловно, нельзя брать за чистую правду. Однако они являются внушительным аргументом за необходимость проверки […].
Я трезво отдаю себе отчет в том, что написать такое письмо, значит, взять на себя большую ответственность. Я допускаю, что ряд моментов изложены не точно, могут не подтвердиться или подтвердиться, но не полностью, допускаю, что многого я просто не знаю потому, что пользовался неофициальными источниками, но я рассуждаю так: еще хуже молчать.
Инструктор-пропагандист Нарымского ОК ВКП(б) Величко
партбилет № 0950224
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 992. Л. 20–30;
Источник. 1998. № 2.С. 59–67.
№ 2
Из заявления на имя И. В. Сталина бывшего чекиста П. А. Егорова, заключенного в Усть-Вымском ИТЛ
20 декабря 1938 г.
Неоценимы заслуги органов УГБ НКВД в деле разгрома и физического уничтожения врагов народа Бухарина, Рыкова и их сподвижников — троцкистско-японо-германских агентов.
В целом эти заслуги принадлежат Вам и партии, под руководством которой органы УКГБ успешно начали и завершили эту сложную операцию, показав всему миру, не имеющему прецедента в истории человечества, чудовищную предательскую деятельность троцкистско-бухаринских наймитов.
Работа органов УГБ за 1937–1938 гг. заслуженно вызывала восхищение и любовь всего прогрессивного человечества к карающему органу диктатуры пролетариата. Эта любовь закреплялась в сознании трудящихся партией и нашей прессой.
Наряду с этими боевыми делами, навеки вошедшими в историю человечества, в ряде мест органы УГБ, предав забвению Ваши неоднократные указания о любви и бережном отношении к человеку, встали на путь создания искусственных дел, по которым наряду с враждебно действующим элементом арестовывались люди беззаветно преданные Вам и партии, люди из социально близкой среды, никогда не думавшие о каких бы то ни было вражеских действиях против Родины; сюда попадали честные служащие, ремесленники и просто обыватели, интересы которых замыкались рамками своих семейств.
Многие тысячи таких людей оказались расстреляны или заключены в исправительно-трудовые лагеря.
Я сам, бывший чекист с 1922 г. по день ареста 25 января 1938 г., на протяжении 16 лет проработал в органах ЧК-ОГПУ-НКВД на территории Сибири. В операции по ликвидации вражеских элементов в 1937 г. я принимал активное участие на территории Новосибирской области и Алтайского края, работая последнее время начальником особого УГБ НКВД в г. Томске, имел звание старшего лейтенанта госбезопасности.
Первое указание о подготовке массовой операции мы получили по НКВД СССР в июле 1937 г. Эта директива обязывала нас составить списки на весь контрреволюционный элемент из социально чуждой среды и весь уголовный рецидив, представляющий из себя социальную опасность для общества.
Вслед за этим был дан сигнал о начале операции и организации судебных «троек» при УНКВД для рассмотрения всех этих дел. Таким образом, основной удар по контрреволюционным и уголовным элементам, проходящим по нашим учетам и разработкам, был нанесен в августе 1937 г.
Последующий смысл всех директивных установок руководства управления НКВД, даваемых на совещаниях и при докладах, сводился к необходимости весь оперативный контингент, проходящий по учетам и разработкам, свести в разные по названиям, но единые по своим целям контрреволюционные организации, связанные с иностранными разведками враждебных нам стран и белоэмигрантскими центрами за границей.
Оперативный состав органов, восприняв эти установки как прямую физическую ликвидацию всей контрреволюции, в том числе и пассивной, но являющейся базой для различных контрреволюционных формирований, деятельно следуя этим директивам, приступил к их реализации с полным сознанием исторической необходимости очистить нашу страну от этого контингента.
Исходным началом для разрешения этой задачи должны были явиться штабы руководства этих организаций, для чего в разные места были выброшены оперативные группы с задачами «найти» эти штабы.
В Нарымский округ был командирован с оперативной группой временно исполняющий обязанности начальника 4-го отдела УНКВД старший лейтенант госбезопасности Попов, который по прибытии в Нарым в разных местах закопал оружие различных систем, а затем арестовал группу бывших белогвардейских офицеров во главе с бывшим полковником Михайловым, путем намеренной и следственной обработки взял от них показания о существовании в Сибири Российского общевоинского союза (РОВСа). Арестованные «показали» на скрытые оружейные склады, которые при участие понятых от советских и общественных организаций и были обнаружены.
Арестованный «центр» организации дал развернутые показания о якобы существующей организации с наличием большого количества участников.
С аналогичной задачей в район Кузбасса был командирован начальник 3-го отдела УНКВД НСО младший лейтенант госбезопасности Голубик, который успешно провел такую же операцию по Кузбассу.
В Томске, по примеру Нарыма и Кузбасса, РОВС был вскрыт бригадой УНКВД и местным аппаратом городского отдела, причем здесь «штаб» был создан из нашей агентуры из числа бывших белогвардейских офицеров — Ситникова и других, которым было разъяснено, что от них нужны такие показания для Родины, и они временно арестовываются для камерной разработки тех людей, которые будут арестовываться по этой «организации». Впоследствии все они были расстреляны.
По Бийскому и Алтайскому кустам аппаратом 3-го отдела УНКВД была «успешно» развита операция контрреволюционной повстанческой японской шпионской организации, руководимой бывшим командующим партизанскими силами Алтая Третьяком. Эта операция поглотила всех лидеров партизанского движения в период реакции Колчака в Сибири и очень большое количество красных партизан.
Арестованные контрреволюционные одиночки, разрозненные группы и целые организации, находящиеся в нашей разработке, стали сводиться в целые организации с большими филиалами.
Примерно до конца сентября или начала октября 1937 г. операция носила исключительно характер разгрома всех контрреволюционных кадров и не касалась широких слоев населения. С сентября 1937 г. в массовом количестве стали поступать категорические требования — усилить операции, шифрограммами приказывалось подвергнуть массовым арестам всех перебежчиков, поляков, латышей, иранцев, лиц, прибывших с КВЖД («харбинцев»), и др.
УНКВД стало спускать периферии «контрольные» цифры на аресты, называвшиеся «минимум», так как давать результаты ниже их запрещалось. Например, Томск получал неоднократно такие контрольные цифры на 1 500, 2 000, 3 000 и т. д. «соревнование», кто больше арестует.
В помощь кадровому составу органов для проведения всей этой колоссальной, до сих пор невиданной, операции была привлечена масса работников милиции, средних и старших командиров внутренней и пограничной охраны НКВД, комсомольцев, заведующих специальными секторами различных учреждений, бывших чекистов и т. д.
