Люди бесцельно блуждали по пустырю. Олежка бросил неожиданно раздраженный взгляд на Ульяну, проворчал, чтобы не отставала, после чего взял лопату наперевес и забрался в сарай. Он вывалился оттуда спустя пару секунд, сплюнул с отвращением. Райдер сидел на корточках и вновь возился с дозиметром. Руслан Трушечкин провалился в оцепенение – одна рука сжимала рукоятку пистолета в кармане, пальцы другой жили вольной жизнью, сооружая то кукиши, то известную конструкцию – в цивилизованном мире означающую «позвонить по телефону», а в родной стране – «посидеть с друзьями». Алла Сотникова сидела рядом с ним на корточках, задумчиво ковырялась палочкой в сухой грязи. За ее работой со скепсисом наблюдала Рогачева.
– Вот мне интересно, – вдруг сказала Алла, выбрасывая палочкой выкопанную находку. Это оказалась обросшая грязью раздавленная пластиковая бутылка. – Что это?
– Пластик, – подумав, объяснила Рогачева. – Может, от пива, может, от «Пепси».
– И таки шо из того? – на одесский манер проговорил Артем, выбираясь из бурьяна и застегивая штаны. – Обычное дело.
– Ну, не знаю, – пожала плечами Алла. – Кто-то говорил, что деревня заброшена еще с тридцатых годов – когда отряд НКВД ликвидировал поселок староверов. Пластиковой тары в то время не было.
– В семидесятые, кстати, тоже не было, – поднял голову Семен, – когда под боком была секретная военная часть. Солдаты и жители окрестных деревень могли тут, конечно, болтаться – пока не случился «ядерный апокалипсис», – но подобную тару они оставить не могли. Упаковывать напитки в пластик, если не ошибаюсь, начали в конце восьмидесятых.
– Или в начале девяностых, – вздохнула Ульяна. – Но если бы эту бутылку здесь зарыли в шестидесятые годы, она бы успешно дожила до наших дней. Пластик почти не разрушается…
– Вы о чем? – не понял Олежка. – Конечно, сюда приходили люди уже в наше время. Где они только не ходят, эти люди…
– Например, группа охотников, – подсказал Семен, – про которую рассказывал Борька. Все пропали, выжил лишь один, но сошел с ума.
– А по шее? – разозлилась Рогачева. – Может, хватит пугать? Борька нагнетал тут разные страхи, теперь ты будешь! О боже! – взмолилась Рогачева, соорудив страдальческий лик, который ей крайне не шел. Она вскинула руку с часами. – Полчаса прошло, осталось четыре с половиной. Я с вами точно горюшка хлебну и мозгами тронусь!
– Смотрите, а это что? – Ульяна отвела ногой жухлую траву, растущую из трещины посреди проплешины, и села на корточки. Она немного успокоилась, а сейчас ей опять становилось дурно. Люди подошли и мрачно уставились на очередную находку. Посреди глинистого пятачка отпечатался след подошвы. Возможно, от сапога – примерно 43—44-го размера, с ярко выраженным, хотя и стандартным рисунком протектора.
Люди молчали. Возможно, в находке не было ничего необычного, тем более пугающего, но всем стало неуютно. От следа исходило НЕЧТО – при взгляде на него вдруг зачесалось тело, заскребло что-то в горле. Олежка опустился на корточки, пытливо изучил отпечаток, сместился дальше – отыскал еще один, затем вернулся, начал чуть не носом бороздить землю. Пожал плечами – трудно понять, куда и откуда (а главное, когда) двигался человек. Следы терялись в гуще травы, среди камней и ошметков глины.
– Ну что, Шерлок? – исторг просевшим голосом вопрос Артем. – Какие идеи? Что ты можешь сказать, глядя на этот след? Опиши, кто его оставил – возраст, внешность, привычки, все такое…
– Да хрен его знает, – огрызнулся Олежка. – Мужик какой-то брел. Сразу после последнего дождя или… во время последнего дождя. Обычные кирзовые сапоги, в армии такие раньше были, да и сейчас у народа их затырено… Ну, не новые, ясен перец, рисунок весь затерся… Хромал он, что ли? – задумался Олежка. – Смотрите, пятка вдавлена сильнее, чем носок. А соседний след вроде бы нормальный…
– Ну да, колченогий какой-то, – согласился Артем. – Определенно один из монстров, населяющих эту деревню. А может, один из охотников, которых съели монстры… А почему бы нет, кстати? – ощерился Артем. – Пришли в деревню несколько чудаков, попали в засаду, кому-то повредили ногу, он хотел доковылять до сарая… – Он охнул, получив щедрую затрещину от разозлившейся Рогачевой. – Рогачева, ты что творишь?! – жалобно взвыл Артем. – Я же шучу, так тебя растак! Нет тут никаких монстров!
Но предательский трепет уже овладевал людьми. Ульяна держалась, заговаривала страх, но он был везде – накапливался в тумане, окружающем деревню, выбирался из трещин в сохлой глине, носился по воздуху зловонными миазмами. Она приказывала себе собраться, не раскисать, держать остатки воли в кулаке, быть осторожной и внимательно следить за всем, что ее окружает. Она украдкой наблюдала за людьми. У Семена запотели очки, он дышал на них, вытирал грязными пальцами. Алла побледнела, невольно жалась к Руслану. Руслан перестал обращать на нее внимание, на лице доходчиво отпечаталось, как дрожат его поджилки. У Олега с самообладанием было лучше, он сжимал руку Ульяны, но лицо блестело от пота, становилось каким-то чужим. Рогачева кусала губы, покрывалась землистыми пятнами – дурой она не была, впервые попала в необъяснимую ситуацию и лихорадочно пыталась объяснить ее хотя бы самой себе. Она как будто забыла о существовании гражданского мужа. Да и тому было не до супруги. Артем сжимал свою доску, и было видно, как по пальцам стекает кровь…
– Я, конечно, извиняюсь, но… где Генка? – насилу разлепила губы Ульяна.
Все вздрогнули, стали озираться.
– Да, чёт непонятно… – проскрипел Артем.
И снова страх вцепился в дезориентированных людей. Они вертелись, метались по пустырю, кричали. Генка пропал! Никто не мог припомнить, когда в последний раз его видел! Но это же чушь, все были здесь, рядом! Ульяну трясло, слезы катились из глаз, самообладание не работало. Мужчины, сжимая потешное оружие, вламывались в сараи, готовые рубить с плеча, женщины сбились в кучку, дрожали. Потом всей компанией стали отступать к задней стороне избы. Рогачева бормотала, что с нее уже хватит, она уходит – привет всем! Она прорвется через этот клятый туман! И остальные, если не дураки, должны составить ей компанию. Артем пытался шутить – мол, еще одна вакансия образуется? На него набросились с кулаками – накаркаешь, кретин! Царила паника, и никому не приходило в голову, что Генка Аракчеев – жалкая безответственная личность, шут гороховый – может просто прикалываться! Люди пятились на угол здания. Руслан споткнулся о раскуроченный фундамент, начал падать, матерясь, – он чуть не пропорол себе копчик, Олежка вовремя схватил его за ворот. Внезапно что-то заурчало в черном окне у людей над головами. Все застыли, скованные ужасом. Урчание делалось громким, голодным, перерастало в рык… и внезапно что-то с истошным хохотом перевалилось через разломанный подоконник! Дружно завизжали женщины… А в следующее мгновение взбешенные, плюющиеся яростью Артем с Олежкой уже гонялись по пустырю за улюлюкающим Генкой. Артем швырнул доску – промазал. Олег прикладывал все усилия, чтобы отоварить Генку по башке лопатой. Руслан, едва не оставшийся без копчика, подбадривал товарищей грозными матюгами.
– Ну пошутил я, мужики, не бейте! Разве можно на меня обижаться? – кривлялся Генка, увертываясь от ударов. Он носился по пустырю как резвый козлик, визжал, хохотал. Те двое вскоре уморились – так и не смогли его поймать. Генка отбежал на безопасное расстояние и встал.
– Да встряхнитесь вы, народ! – выкрикнул он. – Чего такие снулые? Это шутка, розыгрыш, ферштейн? Зато теперь понятно, что нет никакой сверхъестественной силы, все имеет объяснение! И Борьку так же найдем!
– Ладно, оставьте дурака в покое, – отмахнулась Рогачева. – Тратить силы еще на этого гаденыша.
– На него действительно невозможно обижаться, – проворчала Алла, сооружая бледную улыбку. – Ну какой же, господи, засранец…
– Сука ты страшная, Аракчеев, – резюмировал Артем, поднимая доску. – И почему я тебя не прикончил в седьмом классе, когда из-за тебя палец чуть дверью не оторвало? Ты же специально это сделал, думаешь, я не понял?
– Надо было прикончить, – простодушно оскалился Генка. – Уже бы откинулся с кичи.
– Да оставьте его в покое, – вздохнула Ульяна. – Дурак – он и в Африке дурак. Ладно, Генка, живи, можешь подойти. Ты же сказал, что не полезешь в этот дом, пока не осмелеешь?
– Осмелел, Ульяна, – объяснил Генка. Он приближался осторожно, словно провинившийся кот, готовый в любое мгновение пуститься наутек. – Заглянул в ваши сумрачные физиономии и понял, что нужно вас расшевелить. Никто не смотрел, я вскарабкался, ну и… Нет там ничего страшного, – кивнул он на окно. – Уныло немного, заброшенно, муравьи ползают. Но, что характерно, ни одного монстра и ни одного призрака.
Олежка замахнулся, делая вид, что хочет огреть Генку. Генка «отзывчиво» отпрыгнул, погрозил пальцем – но-но, снова прыснул:
