его лицо, хоть бы не держать с ним зрительный контакт. Достаточно одного маленького сомнения в моем взгляде, и он поймет, что я-затравленная добыча, которая храбрится в свой последний час.
— Не сегодня. Я хочу видеть тебя полностью и целиком, моя красавица, — это правда. Мне противно от того, как он пожирает меня взглядом. Как он скользит по всему моему «идеальному» телу. Мне почему-то кажется, что сейчас он увидит маленькие хирургические шрамики, скинет меня с себя и заорет: «Я УЗНАЛ ЭТИ РОДИНКИ НА ЖИВОТЕ, НИНА. НИКАКИМИ ОПЕРАЦИЯМИ ТЫ МЕНЯ НЕ ПРОВЕДЕШЬ, СВИНЬЯ»
— Любуйся на здоровье, дорогой, — подаюсь вперед, чтобы мой подбородок лежал у него на макушке. Мои глаза наполнились слезами, и я силюсь втянуть их обратно, пока не стало поздно.
Хорошо, что Кирилл слишком увлекся процессом. Он целует, мнет, трогает, гладит — но не с целью доставить мне удовольствие. Он берет, берет все себе. Я стону старательно и страстно, но иногда невпопад. Однако он ничего не замечает — двигается во мне с неведомой мне прытью. Я помню наши соития другими — монотонные остервенелые толчки. Одинаковый темп, как будто он забивает молотком гвозди. Сейчас же он был настоящим породистым жеребцом — страстным и возбужденным.
Пожалуйста, пусть это все закончится. Пожалуйста, я сейчас не выдержу. Я переоценила себя. Я не готова.
Симулирую оргазм в надежде, что это подстегнет закончить и его тоже.
Но он только переворачивает меня на спину и нависает надо мной: «Я пропустил этот, но следующим буду любоваться».
Мне приходится включить все свое актерское мастерство, чтобы изображать удовольствие. Большую часть времени я целую его и стону ему в губы. Но, когда подходит время для второго фальшивого оргазма, он отстраняется и жадно впивается мне в лицо взглядом.
Нарцисс. Упиваешься своей победой, своим трофеем. Не можешь пройти мимо доказательства, какой ты крутой в постели.
Хмурю брови, закатываю глаза, жмурюсь и издаю самый сладкий стон, на который способна. Мне кажется, что он напоминает стон усталости и разочарования, но Кирилл не замечает этого. Он насладился, удовлетворился и наконец-то шумно кончил вслед за мной.
Срочно в душ. Смыть с себя эту грязь. Этот день. Мне надо отмыться, или я умру.
Пытаюсь вылезти из под него, но Кирилл сильно обхватывает меня руками и ласково просит: «Полежи со мной еще немного, пожалуйста. Я всегда прогонял женщин из постели или уходил сам, когда все заканчивалось. Но сейчас я хочу запомнить этот момент на всю жизнь. Лежать с тобой как одно целое, принимать тепло твоего тела».
— Конечно, милый, — обнимаю его в ответ и стараюсь подавить нарастающую внутри себя истерику.
Я сейчас ногтями сдеру с себя эту грязную мерзкую кожу. Терпи, терпи, терпи, не порти романтичный момент.
Мы лежим так омерзительно долго. Непростительно долго. Я погружаю себя в транс, чтобы не закричать. А когда прихожу в себя, вижу нас все в той же позе — только Кирилл сладко спит, посапывая на мне.
Я осторожно выбираюсь из под него и мчусь в ванную. Включаю самый горячий напор воды и тру, тру себя мочалкой, пока мне не становится больно от любого прикосновения. Включаю воду погромче и реву, заткнув себе рот руками.
Рано или поздно, но мне приходится вернуться обратно в постель и проспать в его объятиях до самого утра.
Может, прямо сейчас придушить его подушкой, и покончить со всем?
Нет, этого теперь будет недостаточно.
Глава 20
(Почти три года назад)
Сидим за столом. Свекровь дает понять, что у нее везде есть уши: «Слышала о смерти твоего дяди. Соболезную твоей утрате, Нина».
Интересно, а как именно она слышала? Не удивлюсь, если у них в особняке на телефонном проводе сидит обученный человек, который перехватывает и записывает все разговоры с внешним миром.
— Спасибо, — опускаю глаза в пол. А о наследстве ей что-нибудь известно? Неужели попытаются отобрать его у меня, якобы в общую копилку семейства?!
— И что, поедешь на похороны? — Кирилл в последнее время как-то слишком сильно будоражится от любого упоминания о смерти. Не удивлюсь, если в такие моменты он не может отказать себе в удовольствии и представляет меня, мертвенно бледную в гробу. И себя — одинокого, но по-прежнему обаятельного вдовца.
— Да. Я очень сильно его любила, — я не вру, но и не собираюсь показывать, что это — не единственная и даже не главная причина, по которой я отправляюсь в дальнее путешествие.
— А я, если хотите услышать мое мнение, не советовала бы тебе ехать. Это лишний стресс для ребенка! Наверняка в такой гнетущей атмосфере ты будешь плакать больше обычного, это повредит плоду, — непривычно, что она о ком-то может искренне волноваться…
— Да ладно, мама, она не сахарная. Была бы твоя воля — ты бы обмотала ее пленкой с пупырками и поместила в комнату, обклеенную матрасами, пока она не родит тебе любименького внука.
— Странно, что об этом забочусь только я, — парировала Луиза Артуровна.
Если даже с первой частью возникли проблемы, то как подступиться и сообщить им про горы?..Но надо действовать, Кирилл пока что на моей стороне. А двое против одного — железное правило.
— И это еще не все… — прямо ком в горле стоит, как будто снова стою перед классом, на уроке самой противной и строгой учительницы, и мне надо сказать, что я не сделала итоговый проект, — он завещал, чтобы я развеяла его прах в горах, куда мы ходили в поход больше десяти лет назад…
— ОБ ЭТОМ НЕ МОЖЕТ ИДТИ И РЕЧИ! — женщина даже подскочила со стула, и яростно ударила ладонью по столу.
Я вздрогнула от ее резкого возмущения.
— Брось, мама. Последнюю волю покойника надо уважать, а то спустится на землю в виде призрака и будет кошмарить и проклинать нашу бедную Ниночку, пока у той не случится выкидыш.
— Типун тебе на язык! Не смей даже в шутку произносить таких страшных вещей про моего Якова.
Яков…Она уже и имя ему придумала. Какое ужасное. Его даже никак не сократишь ласково. Это имя послушника или царя, но никак не современного мальчика.
На удивление, Кирилл снова поддержал меня. Может, я была ему противна, но мать — просто ненавистна до одури, поэтому он пользовался любым случаем довести ее до белого каления: «Все будет нормально. Я выделю ей надежного человека, телохранителя. Будет идти впереди и каждый уступ проверять, а если Нина сорвется — бросится за ней в пропасть»
— А сам, естественно, сопровождать
