Что изменилось за почти три десятилетия? Один крутой парень купил себе футбольный клуб и балдеет. Раз он до сих пор на свободе, значит, все сделал законно. До момента, пока не докажут обратное. А второй мужик, который еще недавно мог приобрести всю английскую футбольную лигу с потрохами, сидит в тюрьме. Почему? Как поется в другой известной песне, „ничто на земле не проходит бесследно“. За все надо платить. И часто не только деньгами… Вопрос не в том, что я якобы боюсь поссориться с начальством. Многие из тех, кто сейчас рулит в правительстве и ездит на работу в Кремль, когда-то пробирались на наши с Андрюшей Макаревичем концерты через окна туалетов. Это факт. Речь не об индульгенции или охранной грамоте, скорее о возможности спокойно жить и работать. Если не лезть в то, в чем не разбираешься или не хочешь разбираться. Повторяю, лично у меня нет поводов для протеста. И я не завожу политические диалоги с людьми, облеченными властью. Зачем зря жужжать, если ты не пчела? Но если бы меня спросили, ответил бы. Знаешь, однажды я согласился поработать зампредом московского отделения Союза композиторов. Спустя четыре года окончательно понял, что не могу и не хочу быть начальником. В партии тоже принципиально не вступаю, уже и звать перестали, поняв бесполезность попыток. Впрочем, я никому не навязываю точку зрения. Как-то даже спорили с Кобзоном в телеэфире, должны ли артисты, футболисты и гимнасты идти во власть и политику. Иосиф Давыдович, кстати, действительно хорош во всех проявлениях, но таких мощных и грамотных, как он, просто больше нет».

* * *

В начале 80-х Александр много пишет в СМИ. Спустя 10 лет он дебютирует на страницах моего «Нового взгляда» и как ироничный проницательный политпублицист, но об этом – ниже. Татьяна Щербина в своей книжке отмечала:

«Градский иногда сам выступает в роли критика – пишет статьи о музыке для газет „Советская культура“, „Комсомольская правда“ и др. Разумеется, о рок-музыке, ибо работает только в этом жанре. Но это – отдельная тема, мы же будем говорить лишь об одной стороне творчества Градского, о Градском – создателе и исполнителе эстрадной песни.

Градский систематичен. Его ведет не стихийная эмоциональность, а концептуальность. Его „театр песни“ разрабатывает новое: сатира в роке (цикл из восемнадцати песен на стихи русского поэта начала XX века Саши Черного), политический памфлет в роке (сюита, цикл песен на стихи Беранже, Бернса, Шелли), фольклор в роке (сюита „Русские песни“) и т. д.

Он ищет возможности сочетания музыкального ударения со стихотворным, и в этом смысле песни его несколько необычны, то есть это редко мелодия, где обязательно сочетание долгих и кратких звуков; здесь сочетание только ударных и безударных, свойственное тоническому стиху (а русское стихосложение, в отличие от западноевропейского, силлабического, – силлабо-тоническое). Обычно в песне, когда то, что выпевается, важнее стихотворного смысла, тоника стиха пропадает, оттого ударение музыкальное совпадает или не совпадает с речевым чисто случайно. В одном слове появляются два ударения, в другом – ни одного, в третьем ударным оказывается безударный слог. В мелодии отстукивается только метр стиха. У Градского наоборот: в контрастных перепадах ритма метр уходит, скрадывается, очевидными для слуха становятся как раз смысловые и фонетические ударения. И это Градский тоже взял от песни речитативной, плавной, напевающейся, только приспособил к мелодическим изломам рока.

Градский работает в двух, разграниченных для него, формах – устной и письменной. Устная – это концерт и это специальный концертный репертуар; письменная – это пластинки (а до их выхода – магнитоленты), песни, вернее, сюиты, состоящие из песен, целые представления, „звукодейства“. Итак, посмотрим, что же такое концерт Александра Градского.

Задача каждого его концерта – добиться контакта песни с залом, добиться любым способом; если что-то не схватывается (а так обычно бывает с новыми, незнакомыми публике сочинениями), он не ждет, что постепенно приживется (или не приживется), ему надо, чтоб поняли сейчас, сегодня же. Он будет рассказывать о песне или просто заставит слушать – оглушит, так что завибрирует диафрагма, словно ураган прижмет зрителя к креслу, заложит ему уши – для всех посторонних мыслей, шепотов и шорохов. Из двухсот написанных Градским песен в концертную программу он отобрал пятнадцать – двадцать, и нет среди них проходных для него, на которых можно отдохнуть; на сцене он сосредоточен предельно, будто все происходит впервые, и от зала требует напряжения предельного.

Одно время свой сольный концерт Градский строил таким образом: первое отделение – ответы на записки, второе отделение – песни. Записки – чтоб начать с прямого общения, чтобы зритель втягивался не на первых трех песнях, а на этом диалоге. Сам говорит: „Песни жалко, если хоть одна пропадет, пробуксуется слухом, концерт будет неполным, целостность смысла утратится“. И ему, исполнителю, всегда надо сразу понять зал, услышать, с чем к нему пришли, чтобы настроить, подготовить к тому, без чего они не должны отсюда выйти. Это своего рода социологический эксперимент. Ведь важно соотнести, зачем пришел ты и зачем пришел зритель, а потом, по реакции, – с чем ты ушел, с чем ушел зритель. Но есть в этом и некий азарт состязания: чья возьмет? Игра в записки шла по таким правилам: задавайте любые вопросы, а я буду на все, с максимальной открытостью, отвечать. Разумеется, большая часть записок – „не по делу“, иногда с подковыркой, бывает – с глупым любопытством. Градский терпеливо отвечает. Когда речь идет о делах профессиональных, подробно, с удовольствием рассказывает, и к началу первой песни (она всегда одна и та же – памяти Ф. Г. Лорки на стихи Н. Асеева) зритель уже не тратит своего воображения на разгадывание, разглядывание – кто перед ним? Расшумевшийся, раззадорившийся зал стихает, и таким неважным становится, „курит ли, пьет ли, женат ли“ человек в темных очках („зачем очки носишь – для красоты?“), с длинными волосами, в сером вельветовом костюме („где взял, сколько стоит“, а он и на этот вопрос ответил), когда – „Отчего ты, Испания, в небо смотрела?..“ – шепот, огромный голос Градского тихо, шепотом – все равно огромный, объемный, и так же тихо, спокойно, твердо, как имеющий право спрашивать ответа:

Отчего ты, Испания, в небо смотрела:

Когда Гарсию Лорку вели на расстрел?..

Андалузия знала, и Валенсия знала…

– громко прорывается вдруг голос досадой – сдерживался, да не сдержался, волнение в ответ на равнодушие: знала ведь!

Отчего же земля под ногами убийц не стонала?..

И от басов до сопрано, всей радугой голоса, – беспомощная обида и всесильный суд:

Увели, обманули

К апельсиновой роще…

А потом – слом. Бог с ними, предавшими, с равнодушной землей и людским коварством. Вот он сам, Гарсия Лорка. Это главное. Клокотание выплескивается, голос становится чистым, прозрачным:

Шел он гордо и смело.

И поет Градский гордо, Лоркой гордясь:

Песни пел до рассвета…

Градский теперь не сдерживается, поет свободно, в самой высокой октаве, выпевает, как будто и у него тут – целая вечность до рассвета, всего лишь до рассвета…

И – кульминация, кода, смысл жизни и песни:

Так всегда перед смертью поступали поэты.

И уже по-другому снова звучит вопрос: Отчего ты, Испания?.. – не как обвинение, а из жалости к земле, недостойной поэта. Но пока он произносит это, снова поднимается досада. Теперь важно не кто именно виновен, а шире – „отчего“. И от ощущения всей этой нелепости мира и как бы в растерянности повторяет он: „Отчего, отчего?“

Градский каждую песню выстраивает драматургически. Это то, что ему удается легко, это его конек. Песни же чисто лирические, „эссеистические“, то есть с драматизмом внутренним, не зафиксированным в сюжете, действующих лицах, он решает приемами чисто музыкальными, изыскивая каждый раз особый музыкальный трюк. Например, в „Дорожной элегии“ на стихи Николая Рубцова Александр Градский пользуется новыми возможностями синтезатора. В „Зимней ночи“ на стихи Бориса Пастернака он тоже, как бы невольно, компенсирует драматургическую недостаточность украшением, „архитектурным излишеством“ – реверберацией. Возможно, дальше все будет иначе. Для Градского это естественный путь: все менять, начинать сначала, пробовать новое, обращаться к тому, что раньше отрицалось даже. Помню, какое-то время назад Градский горел сатирой – это был период работы над стихами Саши Черного. Тогда он ко всякому лиризму относился с пренебрежением. Даже выбросил из репертуара „Заповедник“ на стихи Лины Симаковой, песню очень удачную, емкую. Тогда она не устраивала его: нет действия – все недвижно, эфемерно, созерцательно. Его уже не устраивало первоначальное: Я не могу сказать, только смотреть или слушать, прошелестеть едва, музыки не нарушить. Вдруг все изменилось: должен сказать, должен нарушить – и молчание, и гармонию.

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 52

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Александр Градский. The ГОЛОС, или «Насравший в вечность» - Евгений Додолев бесплатно.

Похожие на Александр Градский. The ГОЛОС, или «Насравший в вечность» - Евгений Додолев книги

Виктор Цой. Последний герой современного мифа - Виталий Калгин - Музыка, танцы

Оставить комментарий