же я выбираю наименьшую из зол: — Турчин, очнись!
Мила взволнованно вертит головой в разные стороны. Она, как и я, не понимает, почему Ар медлит, но куда больше боится стычки с одноклассником. Подруга прерывисто дышит и цепляется за мою ладонь своей, мягкой и слегка влажной. Это рядом со мной она дерзкая и отважная, а наедине с такими типами, как Киреев, превращается в робкого кролика, не способного за себя постоять. Её ранимое сердце слишком быстро покрывается шрамами от чужой грубости и жестокости.
Вот только Турчин не спешит выручать сестру.
Совершенно без всяких эмоций он смотрит на меня через зеркало заднего вида, изумрудным взглядом проедая дыры в моей броне, как голодная моль в норковой шапке. Уверена, он всё понимает. Возможно, заметил краску на моих пальцах, а может быть, увидел флакон с аэрозолем, торчащий из школьного рюкзака сестры. Да и наши с Милой испуганные лица — лучшее доказательство вины.
— Какого чёрта, Арик, ты тормозишь?! — верещит Мила, суетливо высматривая Киреева.
А я понимаю, что причина заминки во мне. Я раздражаю Турчина с первой же минуты. Его неприязнь ко мне сквозит изо всех щелей. Да и что говорить, Ар не герой! Он с радостью подставит подножку и подтолкнёт тебя в про́пасть. Хватаю рюкзак и, сжав ладонь подруги на прощание, порываюсь выскочить из авто. В конце концов, Киреев ни черта мне не сделает — так, погрозит пальчиком для приличия! Но стоит мне прикоснуться к дверной ручке, как автомобиль резко срывается с места, а салон наполняется монотонным грохотом электронной музыки, такой же бесчувственной и холодной, как и сам Ар.
Мила мгновенно приходит в себя. Устроившись поудобнее, начинает сумбурно смаковать события прошедших минут, сдабривая те соусом из пережитых эмоций и немного нервным смехом, а потом просит брата отвезти нас в «Рио». Пытаюсь возразить: мне нужно к отцу. Но в сумасшедшем винегрете из постоянной болтовни Камиллы и адских звуков, сотрясающих динамики, мой голос растворяется без следа. Правда, и к просьбам сестры Ар остаётся глух.
Уже минут через десять мы сворачиваем на объездную дорогу, ведущую прямиком в Жемчужное. Мила наивно возмущается, тарабанит кулачками по спинке водительского сиденья, от души высказывая брату всё, что о нём думает, однако она не в силах изменить намерение Ара отвезти нас домой.
— Достала орать! — срывается Турчин, стоит шлагбауму на въезде в посёлок опуститься за нашими спинами. — Отец сказал: домой — значит, домой! Успеешь ещё нагуляться!
Мила обиженно поджимает губки, а я отворачиваюсь к окну, чтобы скрыть необузданное волнение: никто не отменял запрета на моё возвращение в Жемчужное. Впрочем, не всё ли равно… Иногда совершенно бесполезно убегать от судьбы.
Пока Ар выруливает по мощёным дорожкам, скрепя сердце набираю сообщение отцу, что сегодня не приеду, а потом пытаюсь сообразить, как объяснить матери своё неожиданное возвращение. Представляю перекошенное лицо отчима, разочарованное — сестры. И согласна на всё, лишь бы Арик проехал мимо наших ворот. И он проезжает.
— Вадим просил за тобой присмотреть, поэтому у нас переждёшь. — Турчин ловит в зеркале мой удивлённый взгляд и ухмыляется.
Уже в следующее мгновение он тормозит под раскидистым тополем неподалёку от основной парковки и оборачивается к нам с Милой:
— Из дома — ни ногой! Ясно?
— Тебя забыли спросить! — ворчит подруга, продолжая дуться на брата.
Камилла наспех отстёгивает ремень безопасности и шустро выныривает из салона авто на улицу. Хочу сделать то же самое, но, как назло, путаюсь в креплении.
— Я не шучу, Тася! — предостерегающе произносит Турчин.
— Ага, — не оставляю попыток отстегнуться. — Просто боишься Савицкого. Я помню.
— Дура! — шипит Ар. — Да выметайся ты уже из тачки!
— Я бы с превеликим удовольствием. — Дёргаю ремень, как заведенная, но тот ни в какую не поддаётся.
Ар недовольно раздувает ноздри и, наградив меня «тёплым, дружественным» взглядом, нехотя вылезает со своего места. Открыв заднюю дверцу, он с привычным отвращением окидывает взором моё застрявшее и бьющееся в агонии тело и, скривив губы, наклоняется ближе.
— Только и можешь, что создавать всем проблемы! — цедит он сквозь зубы, замирая в неприличной близости от моего лица. Я бы и рада съязвить в ответ, но мысли мгновенно разбегаются, а во рту пересыхает. Едкий запах туалетной воды ударяет в нос, парализуя сознание, а горячее дыхание Турчина языком пламени проходится по коже. Чувство абсолютной беспомощности разливается по венам, вынуждая меня вжаться в спинку кресла.
— Дрожишь? — пользуясь моим безвыходным положением, выдыхает на ухо.
А я, и правда, вся покрываюсь гусиной кожей. Рядом с Аром мне некомфортно, а от его гнетущей энергетики и вовсе тошнота поднимается к горлу.
— Трус здесь только один, — бормочу, не желая признавать поражение. — Это ты, Турчин!
Арик хмыкает, немного небрежно, но скорее зло, а потом касается мочки моего уха горячими губами. И как бы ни пыталась я отвернуться, долбаный ремень крепко прижимает к сиденью.
— Наивная овечка, — шепчет Арик, пока я дышу, как паровоз. — Глупая. Доверчивая. Я тебя предупреждал, чтоб убиралась восвояси. Теперь поздно!
— Отстегни меня, Турчин! — пропускаю мимо ушей угрозы придурка. — А лучше вали в психушку вместо Геры, параноик!
Голос сипит от волнения, и Ар это чувствует, всё сильнее нависая надо мной. Какого рожна он творит?!
— Хочешь увидеть настоящего параноика? — Турчин сжимает зубы на нежной мякоти моего уха. От неожиданной порции острой боли я взвизгиваю и упираюсь ладонями в его мощную грудь, чтобы оттолкнуть эту отвратительную тушку. Но мои тщетные попытки не приносят результата.
— Услышишь ночью музыку — приходи. — Грубым голосом Турчин вышибает из меня остатки самоконтроля. — Я буду тебя ждать, Тася!
— Иди в баню, Турчин! — Что есть мочи щипаю придурка, раз не хватает сил отодвинуть его от себя. Арик едва заметно морщится — то ли от боли, то ли оттого, что его так сильно раздражают мои прикосновения. В любом случае, уже в следующую секунду Турчин отстёгивает ремень и как ни в чём не бывало отходит.
— Ну чего расселась, малявка?! Пошла вон! — орёт он на всю парковку, а потом тихо, так, чтобы слышала только я, добавляет: — Сегодня ночью, Тася! Не забывай!
Слова Турчина беспокойными муравьями заползают под кожу, жалят, унижают, вгоняют в ступор. Наверно, поэтому продолжаю сидеть на месте, вместо того чтобы со
