– Я же тут, с тобой, откуда мне знать, сидит или нет?..
«Знаешь, ты точно знаешь, не можешь не знать», – подумала Кристина, и тут ее осенило.
– Рыбак, – полувопросительно-полуутвердительно сказала она.
– Нет, только не он. Он же мент, – вырвалось у Людмилы. – Ой, – она приложила пальцы к губам, – только я тебе ничего не говорила. Ага? Я случайно узнала. Увидела у шефа резюме Рыбака. Я новое штатное приносила на согласование, а ему как раз кто-то позвонил… он вышел… а я… Кристин? Ты же никому?..
– Конечно, кому же я скажу? Никому не скажу. Ты иди, Люд, а? Иди, пожалуйста. Что-то я устала…
– Конечно, – Марчук попятилась к выходу, – конечно. Если что надо, ты звони, хорошо?
– Хорошо. – Хоть бы поинтересовалась, есть ли у нее этот долбаный телефон! Ладно, в конце концов, можно попросить у Аси. Она посмотрела на соседку – похоже, спит.
Кристина лежала и смотрела в потолок. Белый потолок. Белый лист. Жизнь начинается заново. С чистого листа. Наверное, так чувствует себя рыба, выброшенная волной на берег. Как и она, Кристина, не способная жить вне реки. Ведь когда ты в реке, не надо задумываться над тем, куда ты плывешь – ты в русле, по которому мчится поток. Твоя задача – остаться на плаву, и ты борешься с водоворотами; обдирая в кровь руки, переползаешь через пороги; с замирающим одновременно от страха и восторга сердцем обрушиваешься с водопада. Иногда чертовски устаешь, хочется забыть все, выбраться на берег. Ведь он есть – периодически выныривая, чтобы глотнуть воздуха, ты видишь проносящиеся мимо леса, поляны, деревни. Иногда отчаянно осознаешь, что тебе хочется растянуться на траве и, покусывая стебелек, смотреть на бродящие по небу стада облаков, растворяться в песне жаворонка. Но в этот момент ты понимаешь, что течение ускоряется, грохот падающей воды предупреждает: впереди препятствие. И, отринув провокационные мысли, ты бросаешься вперед, в поток.
Стемнело, потолок посерел, углы его утонули в сумерках. От длительного лежания затекла шея. Кристина села на кровати, сделала несколько вращательных движений головой. Больничная подушка напоминала шляпку гриба, впечатанную в землю подошвой незадачливого грибника. В тот момент, когда Кристина попыталась привести ее в божеский вид, на пол упала прозрачная обертка от конфеты. Эх, сейчас бы съесть парочку, глядишь, и не так муторно будет на душе. Подобрав фантик и с трудом сдержавшись, чтобы не разбудить Асю, Кристина снова легла на спину. Она гладила бумажку, как курильщик, принявший решение отказаться от пагубной привычки, с тоской разминает сигарету. Фантик был скользким, слегка прохладным, и только в одном месте палец натыкался на небольшой бугорок. Непонятное препятствие раздражало, и когда вдруг резко вспыхнул свет – пришла медсестра с градусниками, – Кристина с трудом сдержалась, чтобы не нагрубить ей. Просто так, без особых причин. Как будто это она виновата во всех Кристининых неприятностях. Положив градусник на тумбочку, чтобы сгоряча не разбить, Кристина попыталась установить причину своего раздражения. Посмотрев сквозь фантик на свет, она обнаружила в нем маленькую дырочку. «Похоже, конфетку до меня кто-то кушал», – скривилась Кристина. От мысли, что след оставлен муравьем или, что еще хуже, тараканом, ее замутило. Сглотнув тошноту, она еще раз посмотрела на свет сквозь злополучный фантик и с облегчением поняла – нет, не таракан. Уж очень маленьким и ровным было отверстие. Как от иглы.
Память сразу восстановила последовательность событий. Вот она в коридоре съедает конфету, возвращается в палату, а потом Асин крик и темнота. Вывод: дело в конфете! Кто-то с помощью шприца ввел в нее лекарство, которое и вызвало сердечный приступ. С одной стороны, это хорошо – значит, сердце у нее в порядке, можно делать операцию, с другой – кто-то сознательно хотел отправить ее на тот свет. Нет, чушь какая-то! Кому это надо? Наследников у нее нет, врагов – тем более. Если пойти сейчас с этим фантиком в полицию, ее просто засмеют и сочтут сумасшедшей.
– Кристина Сергеевна, – донесся до нее тихий голос Аси.
Ой, ну прямо как бабка старая – Кристина Сергеевна.
– Меня зовут Кристина. Без Сергеевны. Понятно?
– Извините, – голос Аси стал еще тише. – А знаете, вы меня извините, пожалуйста…
– И на «ты», – перебила ее Кристина, – мы ведь с тобой почти одного возраста.
– Ну, если вы настаиваете…
– Да нет, Ася, я просто прошу, – тон последней фразы был абсолютно далек от просительного.
Это был самый тягучий и муторный день в жизни Кристины. Казалось, ему не будет ни конца, ни края. Она лежала в темноте, прислушиваясь к больничным звукам, доносящимся из-за неплотно прикрытой двери. Мозг, изнывающий от безделья, требовал хоть какой-нибудь деятельности. И так как хозяйка, по-видимому, не собиралась помогать ему, он сам нашел объект для обдумывания. Человек, который отравил конфету. Убийца…
Глава 7
…Убийца. За полтора года в СИЗО и почти пять лет на зоне Тимур так и не привык к этому статусу. Нет, он, конечно, виноват, спору нет. Он никогда не отказывался. Сельскому участковому сразу заявил, что это он, своими руками, убил Ольгу. Сотрудничал со следствием. Потому и срок ему дали не по максимуму. Тимур даже не стал писать ходатайство об УДО – виноват же. И все-таки…
Громыхая колесами на стыках, поезд летел сквозь ночь. Снежинки ночными бабочками ударялись о стекло. Пролетающие мимо фонари на мгновение отражались в вагонном окне, и в их свете он видел свое лицо – лицо старика с глубокими бороздами морщин и ввалившимися глазами.
Коротко постучав, в дверь заглянула проводница, полная женщина неопределенного возраста с пучком пегих волос на макушке. Свет из коридора ударил по глазам, невольно заставив прищуриться.
– Вы чего в темноте сидите? Не хотите чаю?
Тимур неопределенно мотнул головой. Он давно отвык от таких вот маленьких знаков внимания. В тюрьме никто не предлагал чаю.
– С лимоном? – женщина восприняла его жест как согласие. – Могу еще печенье и вафли предложить.
– Вафли, – кивнул Тимур. – И с лимоном.
– Дверь закрыть? – спросила проводница. Чувствовалось, что ей хочется отгородиться от неприятного пассажира. И пусть закрытая дверь купе – не слишком надежная преграда, но это все-таки лучше, чем ничего.
– Не надо, – коротко ответил Тимур, отметив выражение разочарования, промелькнувшее на лице женщины. Столь кратковременное, что сама проводница, скорее всего, даже не ощутила чувства, которое отразило ее лицо. Но достаточное для Тимура. Читать эмоции собеседников, пусть даже таких случайных, как эта женщина, он умел. Именно это помогло ему стать тем, кем он стал. До того, как стал убийцей.
В четвертом или пятом классе, он уже точно не помнил, да и не хотел вспоминать – какая, в принципе, разница, – на классном часе в школе они обсуждали свою будущую взрослую жизнь. Классную руководительницу, Спичку, как звали ее в школе не то за непомерную худобу, не то за высокий рост, не то за бесформенную копну выкрашенных хной волос, а скорее за все вместе, интересовал вопрос: кто кем хочет стать, когда вырастет. Мечты были вполне зрелыми и реальными – будущих космонавтов и продавцов мороженого в классе не нашлось. В целом перечень профессий оказался довольно предсказуемым: офицеры, врачи, артисты.
– Я буду экономистом, – сказал Тимур и увидел, как недоуменно переглядываются одноклассники. А Спичка посмотрела на него со странным выражением, где в равных пропорциях смешались удивление, понимание и жалость. Хотя, пожалуй, удивления было меньше, чем понимания. Да и чему удивляться? Тому, что сын секретаря парткома самого крупного в городе завода мечтает о профессии, о которой его сверстники слыхом не слыхивали? Остается только пожалеть ребенка, живущего навязанной родителями мечтой.
Но сам Тимур так не думал. За свою недолгую жизнь он привык к тому, что отец плохого не посоветует. Поэтому он шел к своей – не своей мечте с недетской настойчивостью. В четырнадцать одним из первых вступил в комсомол, в семнадцать входил в состав комитета комсомола школы. Несмотря на активную общественную жизнь, школу окончил с золотой медалью и в этом же году поступил в университет на экономический. К концу первого курса уже входил в состав комитета комсомола факультета, к концу третьего подал заявление в партию. Не из политических убеждений, а для того, чтобы обеспечить фундамент для дальнейшей карьеры. Без партбилета о руководящей работе можно было только мечтать. По окончании университета молодому коммунисту Тимуру Молчанову предложили должность инструктора в горкоме комсомола. Следующей ступенью должен был стать обком, но тут в поступательное развитие карьеры молодого экономиста вмешалась история. Советский Союз рухнул, комсомол прекратил свое существование, партия ушла в подполье, а партийные деньги стали почвой, на которой, как грибы после теплого осеннего дождя, начали возникать фирмы, кооперативы, банки. Руководителем одного из них, «Аверс-банка», и стал Тимур. Несмотря на отсутствие опыта банковской деятельности, богатый опыт административной работы, а также связи, свои и отцовские, сыграли огромную роль в становлении молодого банкира.
