спасать от всех? А?
— Не утрируй, цветочек, — говорит Виктор, придерживая лёд у своей скулы. — Я должен был это сделать.
— Знаешь, что я поняла? — спрашиваю его, и он мотает головой. — То, что клуб — это зло и мне там не нравится. Я туда больше никогда не пойду! Никогда!
Замечаю, как его губы начинают дрожать, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться. И чего он лыбится? Я ему говорю, что клуб зло, а он лыбится. Может, ему и по голове прилетело? По мозгам? И там сотрясение? Поэтому с головой не всё в порядке?
Нам что, завтра весь день в больнице проторчать надо, чтобы осмотреть его? М-да… Никогда не думала, что в восемнадцать стану мамой взрослого парня.
Старость и взросление наступили неожиданно! А я ещё столько всего в этом мире не повидала.
— Так! Время вышло! Иначе переморозим, — заявляю и отбираю у него мешочек. Аккуратно складываю их в миску, в которой их же принесла. — Остался финальный штрих, чтобы не болело, — опускаюсь и быстро целую ему ребро, как это делает мне всегда мама. А я как-никак уже мамочка этого дурака-драчуна-разбойника!
Поцелуй лечит. Проверено с детства!
— Голову подними, — командую и чмокаю его в скулу, после того, как он, странно глядя на меня, делает то, о чём я его прошу. — Вот и всё! — заявляю, хлопнув в ладоши. — Теперь ложись отдыхать! Я утром загляну и ещё мазью намажем.
— У меня ещё здесь ранка, — указывает на бровь, заклеенную пластырем.
Вот же кот хитрющий. Вроде как на вид серьёзный и брутальный парень, а поцелуй в бровку просит, чтобы не болело. И как теперь во всю эту мужественность верить после того, как он перед тобой такой жалостливый и милый?
Закатив глаза, наклоняюсь и быстро целую бровь поверх пластыря. После чего встаю с кровати, довольная тем, что пациент дома. Вылечен и будет отдыхать.
Беру миску и иду к двери, решив тоже спать отправиться. Поздняя ночь, как-никак. Пора бы уже. У меня, на минуточку, режим, и только из-за этого дурака его нарушаю.
— Цветочек, а здесь? — кидает мне в спину пациент, и я со вздохом оборачиваюсь к нему. Мигом шокировано застываю, увидев, какую ранку он мне ещё предлагает своим поцелуем залечить.
— Я не буду тебя целовать в губы! И плевать, что это уголок! Это губы! — восклицаю, шокированная тем, что он вообще эту тему завёл.
— Тогда она будет болеть, и я всю ночь уснуть не смогу, — расстраивается, жалостливо вздохнув и отводя глаза в сторону. Строит из себя бедного и несчастного. Хотя ещё полчаса назад бодрый из клуба вернулся, где рыцарем был.
— Виктор, не играй со мной! — сощуриваюсь. У меня скоро так морщинки появятся.
— Наверное, ещё и кровоточить будет, — вздох повторяется.
— Иди в баню!
— Опухнет… — продолжает он.
— Ладно! — сдаюсь и, подойдя, как только можно быстро целую его в уголок губ. — Доволен? — спрашиваю и отхожу от него.
— Нет! — мотает головой, вновь поймав у самой двери. — Ты только больнее сделала! Надо нежнее! И аккуратнее. Словно лепесточек Розы к моим губам. Понимаешь?
— О боже! И когда ты таким неженкой стал? — вздыхаю и вернувшись, ставлю миску обратно на тумбу. Залезаю на кровать и, нагнувшись, целую уголок его губ. Точно так, как он просил. Еле касаясь. Нежно и аккуратно прохожусь пухлыми губами по его ране, чувствуя даже привкус крови. Издаю характерный для поцелуя звук и заканчиваю «лечение».
Отстраняюсь и выжидающе смотрю на него. Если он сейчас скажет, что опять не то — пошлю и пусть спит с болью в губе! Или пусть своего Эльдарчика зовёт и тот его хоть перецелует! Но… наутро оба будут мертвы. Папа их прикончит. Но ничего! Главное, чтобы не опухла, не кровоточила и не болела губа.
— Ну… — тороплю его. — Как?
— Уходи!
— Чего?
— Уходи, Роза! Я спать хочу! — резко поворачивается на бок, тут же застонав от боли.
— М-да… — вздыхаю, вставая с кровати, не понимая, что им движет. — Вот так их и лечи! Целуй, выполняй их прихоти, а тебе потом вместо спасибо скажут: «Уходи!» — ворчу, получив подушкой по попе.
— Спасибо! — прилетает вместе с ней.
— Не за что! — бросаю и выхожу из его комнаты.
Глава 5
Роза
— Долго будешь меня избегать? — интересуюсь у Виктора, которого, наконец, поймала одного и без шансов на то, чтобы избавиться от меня, моего допроса и плана.
А у нас, на минуточку, спор заключён, а он даже не делает попытки мне кого-нибудь предложить. Может, он вообще про него забыл? Ну так я напомню!
Меня его заявление о том, что я не могу никого соблазнить и привлечь — ой как задело! Сильнее, чем когда он мне в детстве сказал, что он мне ненастоящий брат. Тогда я даже рада была, потому что маленькой и глупой была. Решила, что влюблена в него и хочу, чтобы он был моим парнем и мужем.
Дурочка в общем. Плакала даже, когда видела его с девушками. Ревновала жутко. Нервничала. С Кристиной как-то подралась, потому что она тоже свои права на моего «любимого» предъявила.
Ох, помню, был ещё один момент. Я в фильме подсмотрела, как влюблённая в главного героя девушка заявила, что беременна от него. И тот к ней вернулся. Надо ли рассказывать, как вся семья смеялась, когда я, шестилетняя, заявила, что беременна от Виктора, и теперь он должен бросить свою девушку?
И хоть тогда мне было обидно, сейчас это всё со смехом вспоминаю. Маленькая я творила такие безумства, что порой румянец на щеках сейчас появляется.
— Я тебя не избегаю, — кидает явный обманщик, принимая у официанта бокал с шампанским.
Если бы я была психологом, то сказала бы, что этим жестом он пытается занять свои руки и не выдать ложь. То, что жучара такой именно от меня из дома сбежал. Не понравилась ему моя гиперопека почему-то. Но я ведь беспокоилась! От всей души помочь хотела!
— Избегаешь, — настаиваю, отобрав у него стакан и поставив на столик. Виктор не пьёт при родителях. А папа не пьёт при Викторе. У них общий пунктик насчёт этого. — После той ночи, когда ты пришёл весь побитый, ты меня избегаешь, Виктор. И не надо мне врать! Я вообще-то на следующее утро пришла к тебе, чтобы сказать, что после завтрака мы поедем к врачу, но тебя в комнате не оказалось. Лишь от папы узнала, что ты к другу поехал. И провёл у него неделю! А сегодня, когда вернулся, делаешь вид,
