теперь он свободен. Весь широкий мир лежит перед ним, как цветная ландкарта!
Мэри Фультон поняла лишь одно — ее Роберт опять уезжает. Она боялась даже мысленно произнести: навсегда. Роберт пытался ее разуверить, что через год он непременно вернется, но оба сознавали, что вместе они, быть. может, последние дни. Это были едва ли не самые тяжелые дни в жизни Фультона.
Покупка фермы истощила почти всю денежную наличность Роберта. Чтобы осуществить следующий этап своих планов — поехать учиться живописи, Фультон, по возвращении в Филадельфию, должен был снова взяться за ремесло портретиста. Но в городе появились уже конкуренты, они за ту же цену снабжали своих клиентов золочеными рамами. Несмотря на бережливость Фультона, дела его шли без прежнего блеска. Кроме того, изрядно начинало надоедать однообразие ремесла и невысокий уровень вкуса заказчиков. Молодой живописец чувствовал, что он не двигается в своем искусстве вперед. Бравые моряки с пушками, изрыгающими огонь, темные дельцы и разжиревшие пройдохи, опирающиеся на книгу обойденных ими законов, расплывшиеся жены купцов с обязательным букетом в руках. И так изо дня в день… Иногда Фультон готов был завидовать простому носильщику тяжестей.
Однажды, когда Фультон подправлял какой-то незаконченный пейзаж, в мастерской появился новый заказчик.
— Самуил Скорбитт — судовладелец — отрекомендовался он молодому художнику. Открытое умное лицо посетителя, с характерными чертами англосакса, сразу же понравилось Роберту. Новый клиент мягким движением руки остановил Фультона, собиравшегося отложить свой эскиз.
— Одну минутку! — Серые глаза посетителя зорко оглядели картину. — Очень, очень недурно! Только вот тень этого дерева темновата, а дым костра слишком густ… У вас есть что-нибудь в этом роде?
В новом знакомом было что-то настолько располагавшее, что Фультон, обычно застенчивый, на этот раз изменил самому себе и показал свои зарисовки с натуры. Мистер Скорбитт внимательно проглядел десяток картин, метко указывая на их достоинства и недостатки. Во время сеанса он не принял надутого вида обычных заказчиков и даже не потребовал изображения аксессуаров, которые намекали бы на его положение в обществе.
— Нарисуйте на заднем плане вот это дерево и берег реки, как на вашем эскизе.
Портрет, когда будут закончены все детали, он просил лично занести к нему на дом вечером в ближайшее воскресенье.
— Буду очень рад увидеть вас у себя, мистер Фультон. Я хочу познакомить вас кое с кем, кто может вам оказаться полезным…
Через два дня Фультон, закончив портрет, отправился по указанному адресу. Старик-негр принял от него шляпу и трость.
— Масса Скорбитт наверху, пожалуйте, — улыбнулся он, провожая гостя.
На пороге гостиной Фультона радушно встретил хозяин. Его дочь, миловидная голубоглазая девушка, кончала арию Розины из моцартовской «Свадьбы Фигаро». Представив молодого Фультона хозяйке и нескольким дамам, мистер Скорбитт подвел нового гостя к камину, где в широком кожаном кресле сидел видный красивый старик.
— Позвольте, мистер Франклин, — почтительно обратился к старику хозяин дома, — представить вам нашего молодого филадельфийского художника, мистера Фультона — будущего американского Рубенса…
Фультон не успел заметить легкого оттенка иронии в последних словах хозяина. Имя старика поразило его. Франклин… Сам великий Франклин! Он будет говорить с самым замечательным человеком Америки. Ласково улыбнувшись, Франклин пожал руку Фультону и пригласил его сесть поближе. Немного оправившись от первого смущения, Роберт решился взглянуть на своего собеседника.
Франклину в это время, в 1786 году, было уже восемьдесят лет. Имена Вениамина Франклина и Георга Вашингтона были тогда почти у всех на устах.
Если Вашингтон считался «разящим мечом» молодой заокеанской республики, то Франклин по праву был ее знаменем.
Все свои силы, средства и знания отдал он на дело освобождения своей родины. Одними своими работами над атмосферным электричеством и изобретением громоотвода Франклин имел право на память потомства. Однако ни научные занятия, ни писательская работа, ни деятельность в качестве крупнейшего типографщика Америки не могли удовлетворить разностороннюю и кипучую натуру Франклина. Семилетняя война с французскими колониями дала возможность обнаружить его замечательные организаторские и дипломатические способности. В годы натянутых отношений и последующей войны с Англией они выявляются в полном блеске и силе. Он играет колосальную роль в деле ознакомления Европы с задачами начавшейся борьбы и ведет труднейшие переговоры с английским правительством.
В немалой степени обязана Франклину своим созданием и американская конституция. Даже враги Франклина, а у него их было немало, особенно среди сторонников рабства, признавали замечательную честность и безупречность его личной жизни.
Все это знал и много раз слышал Фультон. Популярность и обаяние патриарха освободительной войны в американском обществе были исключительно велики. Школьники заучивали наизусть четыре правила жизни, составленные Франклином, когда ему минуло двадцать лет.
Они стоят того, чтобы их процитировать:
1. Избегай долгов, а если они сделаны, уплати их скорей.
2. Старайся говорить правду при всяком случае, не давай обещаний и не возбуждай неисполнимых желаний.
3. Не увлекайся проектами скорого обогащения — труд и терпение лучшие источники благосостояния.
4. Не говори ни о ком дурно, даже если это справедливо; лучше извинить чужую ошибку, чем упрекать за нее. Старайся всегда говорить о каждом все, что тебе о нем известно хорошего.
Мы знаем из истории, как буржуазия Америки и других стран применяла потом на практике эти правила «доброго поведения», когда-то преподанные ей одним из лучших ее вождей…
Откинувшись в кресло, положив на подлокотники крупные белые руки с узловатыми венами, перед Фультоном сидел человек, вошедший в историю родины.
Длинные пряди седых волос падали по обеим сторонам свежего, слегка полноватого, морщинистого лица. Высокий лысеющий лоб говорил о годах напряженной умственной жизни. Пристальные голубые, немного прищуренные глаза, казалось, читали в душе собеседника. Трудно быть неискренним перед такими глазами. Тонкие сжатые губы указывали на твердую волю, но было видно, что они чаще привыкли раздвигаться добродушной улыбкой, чем гримасой насмешки и злобы.
— Мистер Скорбитт мне говорил о вас, — услышал Фультон мягкий, слегка приглушенный голос, — он считает, что у вас есть недурные способности к рисованию. Этими талантами мы еще не богаты. Зайдите ко мне, захватив с собою ваши работы, ну, хотя бы, — Франклин на мгновение задумался, — хотя бы утром, дня через два.
Точно в тумане Фультон возвращался домой. Неужели и вторая его мечта близится к осуществлению? Неужели ему удастся серьезно взяться за живопись?
Эти два дня тянулись непозволительно медленно. Фультон узнал, что рабочее утро великого американца начинается в восемь часов. К этому времени, с толстой пачкой своих картин и набросков, он уже звонил у под’езда небольшого двухэтажного дома с зеленой решеткой, где жил Франклин. Дом почти ничем не отличался от таких же опрятных, будто
