Можно предположить, что в ближайшее время у экономики появится в арсенале абсолютное killer application, такое, равного которому не было никогда. Ведь что такое человек в самом что ни на есть эссенциальном, сущностном виде? Человек — это его разум! И понимает это куда больше людей, чем нам обычно кажется. Поставьте эксперимент: подойдите к редкому теперь ларьку с бумажной прессой и поговорите по-хорошему с киоскёршей на предмет того, что продается лучше? Ответ будет таков: издания по самолечению (попытка продлить земное существование в условиях общей деградации медицины, в первую очередь социальной) и кроссворды с ребусами (попытка хотя бы в собственных глазах выглядеть мыслящим, обрабатывающим информацию существом).
А какую возможность даст нам тысячедолларовый компьютер с мощностью, превышающей человеческий мозг? Ответ напрашивается сам собой: эмуляция человеческого разума. Сознания. Переноса воспоминаний, знаний, ассоциативных цепочек в кремний, графен или что там будет в итоге. И вот эссенциальная сущность человека будет освобождена от плена тленной плоти. Цифровой код может переноситься без потерь с одного носителя на другой, так что человек сможет уподобиться героям античной мифологии, которых за заслуги приобщали к сонму бессмертных божеств.
Тут мы можем представить себе главную тенденцию развития ИТ-бизнеса в ближайшем, но обозримом грядущем. Microsoft создала интерфейс между классическими, фоннеймановскими компьютерами и «внешней» стороной интеллектуальной деятельности человека (печатанием текста, как на машинке; перекладыванием файлов, как в картотеке; запуском файлов, как в кинопроекторе или магнитофоне). ИТ-гигантам будущего предстоит (с большим или меньшим успехом, тем или иным способом) заняться извлечением из белкового носителя человеческой сущности и загрузкой её в носитель искусственный.
В случае если эта задача будет решена, человек, претерпевший эту метаморфозу, обретёт бессмертие в том смысле, который вкладывала в это понятие античность. Оно, бессмертие это, не имеет никакой связи с посмертным бытиём, на которое надеются приверженцы аврамических религий. То — достигается в трансцендентности, абсолютно разделённой с нашим миром и не пересекающейся с нашей Вселенной даже так, как взаимодействуют открытые в прошлом году параллельные миры. А это — имманентно. Олицетворено в весомом, грубом и зримом устройстве, вкушающем вместо амброзии обычную электроэнергию, не только проходящем тест Тьюринга, но и способном ответить на сугубо личные и интимные вопросы.
Такое устройство, такая форма бытия человека, перекорёжит всю жизнь человечества куда сильнее, чем удавалось это в прошлом неолитическим, индустриальным, информационным революциям, совокупно с социальными переворотами, эпидемиями, мировыми войнами и переселением народов. Если «машины культур», формирующие, по Мерабу Мамардашвили, человеческую личность, возникали стихийно (никто не ставил себе цели сформировать структуры, «программирующие» биологическое существо в социальное), то транслятор «человеческих кодов» в коды компьютерные будет результатом целенаправленного проекта. Причём можно сказать с почти абсолютной уверенностью: проекта сугубо коммерческого, направленного на извлечение прибыли. Проекта, убивающего былые отрасли экономики и структуры человеческой жизни и порождающего отрасли новые, но в результате стремления к корысти приводящего людей в эмпиреи. Правда эмпиреи-то идеализировать не стоит, достаточно почитать сведущих в этих вопросах Гомера с Гесиодом.
К оглавлению
Василий Щепетнев: Обратный порядок
Василий Щепетнев
Опубликовано 13 января 2011 года
Часто приходится слышать, что идея себя исчерпала, сериал выдохся, писатель исписался, пора найти что-нибудь свеженькое. Почти всякий творческий человек мучается — не повторяюсь ли, не хожу ли, подобно ученому коту, по кругу, не пора ли менять коньки на санки? И смотрит окрест в поисках «свеженького». Смотрит и видит: «тот же лес, тот же воздух и та же вода». Где свеженького-то взять? У коллеги?
Из письма Антона Павловича Чехова Николаю Александровичу Лейкину от второго сентября 1887 года по поводу предполагаемых перемен в авторском составе журнале «Осколки»:
"Вы пишете, что мы, старые сотрудники, жуем старье. Нет, мы остались такими же, какими и были, ибо изменить своих литературных физиономий мы не можем,- потому и кажется, что мы жуем старье. Благодаря слишком частой работе мы надоели не публике, которая меняется, а самим себе; пройдет еще пять лет, и мы опротивеем, но только самим себе".
Так это или нет? За окном двадцать первый век, не девятнадцатый, а вопрос по-прежнему требует ответа.
Но отвечать чисто умозрительно не хочется, из аристотелевских способов познания вещей более других меня привлекает empeireia, то есть опытное знание.
Я бы хотел провести эксперимент, да никак не наберу статистически значимую группу людей. Суть эксперимента такова: дать девственному любителю детектива на прочтение какой-нибудь сериал, например, фандоринскую сагу Акунина. Но только пусть читает в обратном порядке: сначала «Алмазную колесницу» или «Весь мир — театр», затем «Смерть Ахиллеса» и только в финале — «Азазель». А потом попросить поделиться впечатлениями. Не удивлюсь, если услышу, что «Алмазная Колесница» написана свежо и вдохновенно, в «Смерти Ахиллеса» чувствуется некоторое утомление, а уж «Азазель» и вовсе работа ремесленника, написанная по инерции единственно ради злата. Или показать той же девственной (в смысле — не читавшей и не смотревшей того, что читают и смотрят все) группе «Терминатора»: четвертую серию назвать первой, третью — второй и так далее. Не спешите утверждать, что истинно первая есть шедевр, а четвертая — халтура, постарайтесь очистить сознание от стереотипов и воспринять фильмы заново. Впрочем, вряд ли это удастся, потому и говорю о трудностях в проведении опыта.
Но все-таки, все-таки...
Может быть, причина не в том, что автор исписался? Просто исчезает эффект новизны, и то, что в первом романе для читателя было откровением, в девятом у него же вызывает зевоту? Понятно, искушенный автор постоянно добавляет что-нибудь новенькое, меняет полюса, регистры, тембр, чтобы читатель не исчитался совершенно: плохого терминатора превращает в хорошего, комиссара полиции — в маньяка, гитлеровскую Германию — в жертву агрессии. Но если чтение в обратном порядке покажет, что дело не в самих идеях, а в читательском восприятии таковых, то не будет ли это означать: творить можно не меняясь, нужно лишь менять читателя?
Опять же понятно, что смена читателя (зрителя, слушателя) есть дело затратное и болезненное. Постоянно терять завоеванную аудиторию и биться за аудиторию чужую сложно, выматывает много больше, чем простая смена знаков (отрицательного терминатора на положительного).
Но биться и не нужно. И зритель, и читатель меняются независимо от наших усилий. И от собственных читательских тоже. «Война и Мир» в пятнадцать читательских лет, в тридцать и в пятьдесят — разные романы, при том, что автор не может за своею смертью изменять в конечном тексте ни единой буквы. То же — и с текстами современными.
Да что литература, есть примеры более волнующие. Сначала лозунги «Сменим правительство и заживем счастливо» выводят на площади сотни тысяч граждан, а потом — едва ли сотни обыкновенные, трехзначные. Выдохлись лозунги? Или выдохлись граждане? В первом случае политикам нужно срочно менять плакаты, во втором — терпеливо ждать, покуда конденсаторы народной активности придут в действие. А правительству, соответственно, нужно либо изничтожать новые лозунги, либо отводить заряд в землю, снижая напряжение в сети.
На всякий случай делают и то и другое. Шесть соток — решение мудрое. Заземление как в прямом, так и в переносном смысле. И потому все-таки стоит подумать о том, чтобы перенести десятидневку безделья с января на май. Я знаю, что это представляется опасным: все-таки на митинг в мае люди идут охотнее чем в январе. В январе и холодно, и сытно. Но почему именно на митинг, зачем думать о народе плохо? На огород! Ударно потрудиться, а потом еще и еще и еще! Это приведет к повышению урожайности, следом повысится и сытость, а сытое брюхо к политике глухо.
И не требует «свеженького».
К оглавлению
Кафедра Ваннаха: Многоукладность в Доброй Вселенной
Ваннах Михаил
Опубликовано 14 января 2011 года
Двадцать первый век. Информационное общество. И — персонаж, знакомый любому офисному работнику. Водонос. Хилый мальчонка или убеленный сединами муж, с видимым усилием волокущие двадцатилитровую бутыль с водой. Бутыль эта водружается в кулер — устройство, теоретическая база которого восходит к европейской физике девятнадцатого столетия. Ну а схемы управления — микроэлектроника, полноценный век двадцатый. И из позднего индустриального же века автомобиль, на котором развозится вода, фиатовский фургончик. Ну а заказ воды — вообще современность: хочешь по сотовому телефону, хочешь по интернету…
