— Что значит посчастливилось выжить? Сатиры их убивали? — сглотнул я.
— Ну надо же чем-то вино закусывать, — расхохотался демон. — Привыкай, что в мире демонов все хотят тебя сожрать. Так строится иерархия власти.
Без аппетита после поужинав вареной грудкой и овсянкой, я приготовил отвар и полчаса просидел за чтением, пока глаза не начали слипаться.
Потом прилег на кровать, и почти сразу затрещал будильник. Попытка сходу встать провалилась. Мышцы трещали, болели и ныли при любом движении, особенно ноги.
— Одевайся, — в комнату заглянула мамка.
Точно. Надо же бабку забрать из больницы. Одевание носков и штанов превратилось в настоящую пытку, а ходил я исключительно на прямых ногах.
— Ты чего как инвалид? — подозрительно спросила мать по дороге. — Дотренировался?
Я отмалчивался, хлебая горячий отвар, налитый в бутылку. Демон сказал, что должно полегчать, но даже небольшой спуск приносил жуткое неудобство.
— Иди нормально, уже люди косятся, спортсмен хренов, — постоянно нудила мамка. — Дурью маешься. Забыл, как дед гирю на плечо себе уронил? И ты такой же криворукий, только покалечишься. Больше никаких секций, понял?
Бабка ждала нас в холле больницы. Среди сверкающей белой плитки, мягких пастельных стен и деревянных кадок с фикусами, одетая в растянутую кофту, потертые коричневые сапоги выше колен и болотно-зеленую куртку она смотрелась, как гнойник.
С первого взгляда становилось понятно, что старуха малость поехала — тупой, немигающий взгляд и непрерывно шевелящиеся губы, будто перешептывающиеся с невидимым собеседником.
За спиной бабки тянулась густая косматая тень, похожая на огромную черную гусеницу.
— Это сонник, — предвосхитил мой вопрос демон. — Обычно насылает ночные кошмары, дурные мысли. Но может забраться в больного человека, погружая его в непрерывный жуткий сон, и питаясь страхом и ужасом. Паршивая участь, что сказать.
— Мам, ты как?
Старуха медленно повернула голову. Черные глаза таращились в пустоту, а сонник стал еще больше в размерах, заняв пол стены.
Он смотрит на меня. Я кожей чувствовал недоброжелательное внимание, исходящее от твари.
— Заметил, — хмыкнул демон. — Но пока он в старухе, нам ничего не грозит. Наверное.
Мать взяла бабку под руку, а мне достались пакеты с вещами. Из них откровенно пованивало испортившейся едой. Я заглянул внутрь и вздрогнул. Зеленоватая каша вперемешку с длинными червями макарон, оплывшие кубики картошки, белые вкрапление риса, напоминавшие личинки, — все давно сгнило.
У меня закружилась голова от вони. Мерзкий запах шел не только из пакета, но и от самой бабки. Несло мочой и жуткой кислятиной давно немытого тела.
— Надо выкинуть это дерьмо, — я приоткрыл пакет.
— Дома разберемся, — нервно сказала она.
Старуха почти не реагировала на нас или окружающую обстановку, послушно переставляя заплетающиеся ноги. Я плелся в двух шагах позади с двумя пакетами отбросов, пытаясь не обрыгаться.
Все стало еще хуже, когда мы зашли в автобус.
— Привет, — со мной быстро поздоровалась однокурсница.
Вторая, ее подруга даже не подняла голову. Мы так-то почти незнакомы, учимся в разных группах, только на некоторых парах пересекаемся.
— Привет, — тихо сказал я, чувствуя, как запунцовели уши.
— Твоя подружка? — громко спросила мать, заставляя сердце остановиться. — Или девочка?
— Однокурсница, — буркнул я.
От стыда, я был готов выпрыгнуть в окно, разбив его собой. Мать с бабкой сели, а однокурсницы стояли в метре от них, возле поручней.
Обе девушки теперь украдкой смотрели на меня. Только одна смущенно, а вторая с презрением.
— Ну и правильно, какие девочки, еще не дорос, — сказала мамка.
Однокурсницы прыснули со смеха и перешли к выходу возле водителя. Я был готов умереть. Завтра весь поток будет знать про этот инцидент.
— Нет, ну это невозможно терпеть! — возмутилась женщина слева от меня. — Молодой человек, вы что навоз перевозите?
— Мить, подойди к нам, а то развелось неженок, — протянула мамка.
— Нет, ну и правда воняет, — поддержал бучу грузный мужчина в кожаной кепке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ну так выйдите, — огрызнулась мамаша. — Я вообще-то учитель года, а вы мне тут претензии лепите.
Я не удержался на ногах, когда автобус резко тронулся, и из одного пакета выплеснулось немного жидкой кашицы. От вони мгновенно защипало в глазах. Похоже, что в закрытом автобусе это адская дрянь может привести к летальному исходу!
Мальчика в синем комбинезоне, укутанного так, что торчал только нос, вырвало. С фырканьем зеленая жижа потекла через шарфик, падая на одежду. Пацан заорал, еще больше разбрызгивая рвоту.
— Да что вы творите!
— Остановите автобус, ребенку плохо!
— Как не стыдно!
— Я учитель года! — истошно завизжала моя мамаша. — Что хотим, то и везем! Ничего, потерпите! Я же терплю ваших выблядков в школе!
Мыть облевавшегося мальчика пыталась ее перекричать:
— У меня ребенку плохо от ваших пакетов! Выйдите немедленно!
Бабка принялась раскачиваться, вцепившись в подлокотник, м разгоняясь с каждой секундой. Пластмасса трещала под толстыми желтыми пальцами, а спинка сиденья отвечала на удары спиной жалобным скрипом.
— Союз нерушимый советских республик! — ревя, как сумасшедшая, бабка принялась исполнять гимн.
Двери с шипением открылись. Я выпрыгнул из автобуса, со злостью швыряя проклятые пакеты в мусорку!
— Што творишь, ирод! — бабка рвалась из автобуса, таща за собой мать. — Хлеб выбрасывает, сатана!
Едва они покинули транспорт, автобус рванул вперед, даже не успев закрыться.
— А ну достань, скотина! — орала мать, пытаясь удержать старуху. — Там же кружка, вилка, полотенце новое.
— Мам, отстань со своим полотенцем, — я повернулся прямо к родительнице. — И вообще отстань от меня. Достало уже.
Ее злобное лицо медленно вытянулось от удивления, а губы мелко задрожали. Вырвавшаяся на свободу бабка достала из мусорки пакеты, но углядев что-то интересное, продолжила рыться в отходах.
— Мить, ты что такое говоришь родной матери? –
— Вооот, дураки, еду выбрасывают, — старуха достала яблочный огрызок. — Сталина на них нету.
Я обычно никогда не спорил с ней, потому что любое слово поперек заканчивалось скандалом. Что может сделать один маленький мальчик против всей семьи? Отец не смел возразить ей и вздыхая, доставал ремень.
— Немедленно вернись! — закричала мать, но я быстрым шагом зашел за угол.
— Мне нужен эйдос, — твердо сказал я. — Мне нужен херов эйдос!
— Не торопись, смертный! — черный силуэт появилась прямо передо мной.
Я грохнулся на задницу, и вся скопившаяся злость испарилась, уступив место испугу.
— Мне нравится твой задор, — демон исчез, снова говоря за моим ухом. — Но излишняя самоуверенность стоила жизни моим лучшим ученикам. Даже слабый дух может разорвать тебя или свести с ума.
— Но я же победил пса?
— Тебе повезло, да и гнилец помог, вымотал его, — сказал демон. — Не нужно быть подобным глупцам, что бездумно бросаются на врага, надеясь на удачу. Хладнокровия и терпение качества куда лучше любой силы, овладев ими, ты будешь обречен на победу.
— Я понял, перенеси меня.
— Холодный разум острее любого клинка, чем раньше ты это поймешь, тем позже умрешь, — ответил демон.
Начал как всегда: в середине вонючей трещины-задницы. Когда я оказался в воспоминаниях демона злости во мне резко поубавилось. Жар. Удушливая вонь серы. Удары топтуна, крошащего скалу, а потом поедающего размолотые ударами осколки. Да уж, они не отличаются особым умом.
Я неслышно вышел, подхватив заостренный камень. Крылатые младенцы спокойны, если сильно не шуметь, похоже, что они вообще слепы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Подкрасться к топтуну прощу простого, ведь увлеченная поединком со стеной тварь ничего вокруг не замечает. Близко. Я мог разглядеть отдельные фрагменты тел, из которых составлено демоническое существо. Топтун радостно крякнул, выбив здоровый кусок.
