Х. Алжир
Все четыре оратора дерутся за трибуну. Сначала они говорят все вместе, разом, потом один вслед за другим. Так что же они сказали? Разумеется, они толковали о прекрасных вещах – о могуществе и величии Франции, о необходимости посеять доброе зерно, чтобы собрать хороший урожай, о блестящем будущем нашей огромной колонии, о выгоде и преимуществах переселения в далекие места чрезмерного избытка нашего населения, и т. д., и т. п. Великолепные образчики красноречия, всегда украшаемые и завершаемые примерно так:
«Проголосуйте за выделение 50 млн (или больше, или несколько меньше) на строительство в Алжире портов и прокладку дорог, на перевозку туда колонистов, на их новое жилье, на культивацию их новых земель. Этим вы поможете французскому трудящемуся, поощрите африканский труд, увеличите марсельскую торговлю. Все это и во всех отношениях – прямая выгода».
Да, верно, но только если приглядываться к этим пятидесяти миллионам с момента, когда государство начнет их тратить, если взглянуть, куда идут эти деньги, а не откуда они взялись, если рассматривать их как благо, вытащенное из сундуков сборщиков налогов, а не как зло, причиненное налогоплательщикам и лишившее их своих собственных благ. Да, с этой узкой, ограниченной точки зрения все и вся есть выгода. Дом, построенный для колониста в Берберии[1], – это то, что видно. Порт, сооруженный в Берберии, – это то, что видно. Уменьшение числа рабочих рук во Франции – это тоже видно Увеличение притока товаров в Марсель – и это, конечно, видно.
Но есть и нечто иное, чего не видно. Пятьдесят миллионов, потраченных государством, уже не принадлежат и не могут принадлежать налогоплательщику. Поэтому из всех благ, творимых государственными расходами, надо вычесть все зло, творимое несостоявшимися частными расходами, если, разумеется, не станут утверждать, что нашему Жаку-простаку нечего было делать со своими монетами по сто су каждая, которые он заработал, а потом отдал в качестве налога. Но такое утверждение абсурдно, ибо если он постарался заработать свои деньги, то, значит, он надеялся потратить их на что-нибудь нужное и полезное для себя. Он бы, скажем, поправил ограду своего земельного участка, но теперь приходится отложить дело, и вот этого не видно. Он хорошо удобрил бы свое поле, но не может, и этого не видно. Он надстроил бы свой домишко, сделав два этажа, но не может, и этого не видно. Он бы прикупил что-нибудь к своим орудиям труда, но не может, и этого не видно. Он бы лучше питался, лучше одевался, дал бы хорошее воспитание и образование сыновьям, хорошее приданое дочери, но не может, и этого не видно. Он бы вступил в товарищество взаимной помощи, но не может, и этого не видно. С одной стороны, лишение его собственных благ, орудий и средств собственного труда, а с другой – невостребованный им труд землекопа, плотника, кузнеца, портного, сельского учителя – всего этого не видно.
Возлагаются большие надежды на будущее процветание Алжира. Пусть так. Но нельзя забывать, что, пока это алжирское будущее наступит, Франция неизбежно испытает на себе неурядицы, упадок, разруху. Мне говорят о марсельской торговле. Но если она увеличится за счет увеличения налогового бремени, то я всегда докажу, что обратно пропорционально марсельскому росту уровень торговли снизится по всей остальной стране. Мне говорят: «Колонист, перевезенный в Берберию, – это облегчение для всего населения, остающегося в нашей стране». Отвечаю: как же такое может произойти, если вместе с колонистом в Алжир уезжает вдвое или втрое больше капитала, на который этот колонист мог бы жить во Франции?[2]
У меня сейчас одна-единственная цель: добиться того, чтобы читатель понял, что во всех публичных, то есть государственных, расходах за внешне видимым благом скрывается трудно различимое зло. В меру моих сил я всегда буду стараться научить читателя видеть и учитывать обе стороны вещей.
Когда предлагаются те или иные публичные расходы, надо внимательно к ним присмотреться и не слишком уповать на пресловутое поощрение труда, которое якобы воспоследует благодаря этим расходам, ибо подобное поощрение есть химера. Не будь публичных расходов, прекрасный результат дали бы частные расходы. Так что интересы труда здесь совсем ни при чем.
В задачу этого очерка не входит оценка достоинств публичных расходов применительно к Алжиру.
Но я позволю себе высказать соображения общего характера. По-моему, всегда надо относиться с предубеждением к любым коллективным расходам, средства для которых поступают от налогов. Почему? А вот почему:
Прежде всего, здесь всегда в той или иной степени страдает справедливость. Поскольку Жак Боном трудился в поте лица своего, чтобы заработать свою монету в сто су ради удовлетворения своих нужд, то, по меньшей мере, досадно и неприятно, что сборщики налогов отнимают у Жака Бонома это будущее удовлетворение и передают его другому. Конечно, надо бы дать разумное объяснение такому налогообложению. Мы видели, что государство дает объяснение совершенно негодное: с этой сотней су я, государство, дам работу рабочим. Жак Боном (как только он перестанет быть слепым и глухим) тотчас ответит: «Черт побери! С этой сотней су я сам дам им работу».
Если не считать этого резона, все другие доводы представляют, так сказать, в голом виде, и спор между сборщиком налогов и бедным Жаком сильно упрощается. Государство, к примеру, скажет ему: «Я беру у тебя сто су, чтобы уплатить жандарму, который следит за твоей собственной безопасностью; я беру их, чтобы замостить улицу, по которой ты ходишь каждый день; чтобы заплатить судье, который защищает твою собственность и твою свободу; чтобы накормить солдата, который охраняет наши границы». Жак Боном отдаст деньги, не говоря ни слова, или же я сильно заблуждаюсь. Но вот, опять-таки к примеру, государство скажет иное: «Я беру у тебя сто су, чтобы выдать тебе один су премиальным, если ты хорошо возделаешь собственное поле; или чтобы выучить твоего сына тому, чему ты не хочешь его выучить; или чтобы г-н министр добавил лишнее блюдо к своему обеду; я беру у тебя эти сто су, чтобы построить домик колонисту в Алжире, и буду брать столько же во все последующие годы, чтобы обеспечивать этого колониста; и еще по сто су для солдата, который охраняет колониста; и снова по сто су для генерала, который командует солдатом, и т. д., и т. п.». Мне кажется, что бедный Жак взовьется и завопит: «Этот законный режим очень уж похож на режим темного леса и большой дороги!» Но государство предвидит такое возражение. И что же оно делает? Оно сваливает в одну кучу самые разнородные вещи и прибегает как раз к тому самому несостоятельному доводу, который никак и ни на что не влияет. Оно говорит о благотворном воздействии ста су на труд; о поваре и поставщике министра; о колонисте, солдате, генерале, живущих, взятые вместе, на пять франков. Оно показывает то, что видно, и пока Жак Боном не научится видеть того, чего не видно, его всегда будут одурачивать. Вот почему я и стараюсь, путем повторений и долбежки, дать ему соответствующее образование.
