С конца семидесятых годов концертные выступления становятся основным источником доходов… Владимир Гольдман — администратор из уже известной нам группы Кондакова— рассказывает:
«Концерты — это был для Володи практически единственный способ заработать деньги. В театре он получал копейки, за пластинки в Союзе— ничего, ну, может быть, — кино… Но главное — концерты…»
В. Янклович: «Все деньги, которые Высоцкий получал в театре, он отдавал своим детям».
В последние годы Высоцкий, конечно, «знал себе цену» — и в высоком человеческом смысле, но знал и цену своей работы… Владимир Шехтман: «Очень много дали Володе поездки за рубеж. Он приобрел не только знание мира, но и чувство собственного достоинства, ценности своей работы. Он мне говорил:
— Понимаешь, на Западе звонит репортер: «Запись будет шестьдесят минут, — это стоит три тысячи долларов».
Скорее всего, В.В. имеет в виду запись популярной передачи компании Си-би-эс «60 минут»…
В 1979 году Высоцкий записывался для итальянского телевидения. Вспоминает В. Янклович: «Последнее время Володя понимал свою величину и очень точно знал, «сколько он стоит». Его пригласили сниматься на итальянском телевидении, спрашивают:
— Сколько стоит Ваш съемочный день?
— А сколько получали за день работы Мастроянни, Пол Ньюмен?
— Примерно тысячу долларов…
За эту съемку Высоцкий получил тысячу долларов».
Мы не знаем, сколько получил В.В. за концерт в МФТИ, но этот концерт оказался не совсем обычным… Как правило, В.В. редко и очень коротко отвечал на вопросы из зала, но здесь он разговорился…
Итак, 21 февраля 1980 года, концерт в МФТИ. Вопрос из зала: «Какова роль жизненного опыта в художественном творчестве?»
В.Высоцкий: «Большая роль. Но это — только база. Все-таки человек должен быть наделен фантазией для того, чтобы творить. Он — творец. Если он, основываясь на фактах, что-то там рифмует или пишет… В общем, реализм такого рода был и будет, но это не самое интересное. Я больше за Свифта, понимаете? Я больше за Булгакова, за Гоголя, и поэтому… Жизненный опыт — я прекрасно понимаю… Но вы представьте себе: какой был такой уж гигантский жизненный опыт у двадцатишестилетнего Лермонтова? Однако он — творец, настоящий, великий. Правда? Прежде всего, мне кажется, должно быть свое видение мира. В общем, все опять сводится к одному: личность, индивидуальность. Вот что главное. Можно создавать произведение искусства, обладая повышенной чувствительностью и восприимчивостью. Можно и не имея жизненного опыта. Можно… Но лучше иметь его. Немножко… Под жизненным опытом вы, наверное, понимаете больше всего то, что жизнь нас била молотком по голове, а если говорить серьезно— страдания. Верно? Конечно, искусства без настоящего страдания нет. Необязательно, чтобы человека притесняли, стреляли в него, мучили, забирали родственников и т. д. Нет, если даже в душе, даже без этих наших проявлений — испытывал вот это чувство сострадания за людей, за близких, за ситуацию и т. д., то уже очень много значит. То есть база— это создает жизненный опыт, а страдать могут даже очень молодые люди, и очень сильно. Это я так думаю. Другие, может быть, — по-другому. Это не постулат».
На этом же концерте был задан и такой вопрос: «Имеют ли смысл пластинки, которые издаются «там» и не доходят сюда?»
В. Высоцкий: «Они очень доходят, и если доходят, то только сюда. Безусловно, они мало интересны французам, но не настолько мало, как вы думаете. Они интересны некоторым людям, которые вообще интересуются искусством, Россией. Они им интересны, они их беспокоят, волнуют так же, как и нас. Поэтому они так просят перевода слово в слово. Единственное, что, конечно, для них непонятно: почему человек так тратится, даже в маленьком узком кругу? Вы знаете, я ведь одинаково пою, что в компаниях, где два-три человека, что на гигантских аудиториях. Они никак не могут понять, почему человек с набухшими жилами сидит дома перед несколькими людьми… Что это? Почему? Что его так беспокоит? И когда ты им переводишь… Конечно, очень многое до них не доходит, не знают они этих проблем, вернее, они их не волнуют. Особенно они не понимают, зачем песне заниматься этими проблемами, — вообще, поэзии. Она должна заниматься прекрасным…»
Высоцкий записывал французские диски с разными музыкантами, но чаще всего аранжировщиками были Костя Казанский и Клод Пави… Об этом гитаристе (в другом концерте) В. В. говорит так: «…Клод Пави приехал в своем фургоне, там у него было семнадцать гитар. Он заставил меня полностью перевести все песни, которые предстояло записать. Трое суток на это ушло.
Иногда он не понимал смысла: почему я, собственно, так волнуюсь по поводу того, что «идет охота на волков»? Мы ему объясняли, он говорил: «А-а-а!» И записывал каждую строку. Он был обескуражен — как это можно в песне говорить о таких вещах, — и сидел совершенно пришибленный… Так получилась, на мой взгляд, удачная обработка — чисто гитарная, с наложениями. Он прекрасно играл, мне редко приходилось видеть что-либо подобное…
Мы тоже можем заинтересовать их, только нужно дать им идентичные образы и — чтобы они поняли, о чем в песне поется. Французы считают, что песня не должна заниматься проблемами — это развлекательный жанр, хотя сами больше всего любят настоящих поэтов: Брассенса, Лео Ферре, Максима Лефорестье…»
Кстати, Максим Лефорестье не только знал и ценил песни Высоцкого, но и перевел две из них на французский язык… Марина Влади: «Эти песни перевел Максим Лефорестье — наш очень известный певец. Он перевел их, чтобы сделать Володе сюрприз. Но потом получилось так, что Володя их спел на одной из пластинок. Спел по-французски, ведь в последние годы он хорошо владел французским языком».
И, заканчивая эту тему, приведем совершенно уникальное свидетельство друга Высоцкого — знаменитого польского актера Даниэля Ольбрыхского… Ольбрыхский снимался в одном фильме вместе с Шарлем Азнавуром и однажды поставил ему запись Высоцкого «Две гитары»:
«Я внимательно наблюдал за Азнавуром, слушавшим «Две гитары»… Этот невысокий, очень говорливый мужчина, которого невозможно было прервать, молчал целых пять минут! Столько длится произведение Высоцкого. Потом он встал, налил себе стопку водки. Выпил, по-прежнему молча. И ушел. Я проводил его до самого номера. Прощаясь, он сказал, выдвигая характерным образом нижнюю челюсть: «Он не поет. Он выблевывает! Лучше, чем я».
И в последний раз вернемся на концерт 21 февраля, слишком много важного было сказано на нем… Очередной и очень серьезный вопрос: «Собираетесь ли вы выпустить книгу стихов? Если — да, то как она будет называться?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
