Медсестра вывела детей в холл и тут же ушла, повинуясь жесту спокойного мужчины. Женщина же, при виде ребят, вскрикнула и кинулась к Милке. Опустилась перед ней на колени, вглядываясь в ее лицо. Милка испуганно спряталась за Короля, который выступил вперед, загораживая подругу. Я чуть улыбнулся.
– Леночка, – прошептала женщина. – Ты не помнишь меня? – Она вдруг опустилась на пол и разрыдалась. Мужчина, не обращая внимания на грязный пол, сел рядом. – Прости меня! Прости! – Она подалась вперед и сгребла девочку в охапку. – Я твоя мама, Лена.
Я вопросительно глянул на Александра Петровича.
– Тяжело пришлось, – вздохнул он. – Отпечатки рассылали во все города. В конце концов, вышли на случай двухгодичной давности. На вокзале потерялась девочка трёх лет, следов отыскать не удалось. Проверили, вроде все совпадало, эти вот олухи и правда два года назад приезжали сюда. Мать на две минуты оставила дочь без присмотра, повернулась, ее нет. То ли сама ушла, глупая ведь, то ли кто увел, но почему-то бросил, сейчас уже не узнаешь. Наш сотрудник на всякий случай побывал у них дома, посмотрел на фотографии, снял отпечатки пальцев – родители в комнате не убирались, до конца надеялись, что дочь найдется. Потом сравнили с отпечатками девочки.
Милка… нет, теперь уже Лена, плакала на плече у матери, при этом не отпуская руки Короля, который неловко топтался рядом, не зная, что делать. Ленку же словно прорвало, она, захлебываясь, принялась рассказывать о своей жизни, как ее нашел Гвоздь, как рассказывал сказки, как они удирали от милиции и как попрошайничали. Улыбка женщины в этот момент превратилось в жалкую гримасу. Она всхлипнула, но каким-то образом сдержала себя и не заплакала.
– Теперь все хорошо, доченька. Теперь все будет хорошо. Мы заберем тебя домой.
Милка… Ленка отстранилась.
– Нет. Я без Короля не пойду! И Шкета! Он защищал меня!
– Короля? – Женщина беспомощно взглянула на мужчину.
– Вот он. – Ленка вытолкала вперед друга. – А Шкет в палате лежит. Я сейчас…
– Похоже, мне надо будет вмешаться, – поднялся Александр Петрович. – Или хочешь к ним в семью?
На миг у меня захватило дух. До слез захотелось, чтобы меня снова обняла мама, чтобы, если я заболею, она сидела у моей постели и поила горячим молоком с маслом. Огромным усилием воли я мотнул головой.
– Нет.
Как-то отстраненно я наблюдал за разговором Александра Петровича и семейной пары. Женщина, при этом, так и не отпустила руки дочери, так сжав ее ладонь, что та побелела. Я видел, что Милке больно, но девочка даже не пискнула.
Я отвернулся. Потом тихонечко, чтобы никто не видел, вышел из кабинета и вернулся в палату. Александр Петрович появился спустя тридцать минут и сел рядом. Я от стены не повернулся.
– Они берут и вашего Короля. Кажется, мама не решилась спорить с дочерью.
– Хорошо.
– Лена плакала. Хотела с тобой попрощаться, когда я объяснил, что ты не можешь поехать с ними.
– Трое – это было бы уже слишком. Спасибо.
– За что? Я держу свое слово. А сейчас собирайся.
– Собираться? – Я приподнялся с кровати и обернулся.
– А ты что, собрался вечно в больнице жить? Поедем смотреть, как остальные из вашей компании устроились.
Остальные… Оказалось, что Александр Петрович приготовил одежду, которую тут же на меня и надел. Потом мы ехали на машине по области и остановились недалеко от какого-то деревенского дома. Сквозь тонированные окна нас видно не было, а опущенное стекло у водителя давало возможность слышать все, что происходит на улице. Вот в доме скрипнула дверь и на крыльце показался Валерка. Я с трудом узнал его: чистый, в аккуратной одежде.
Грохоча ведром, он прошел к колодцу и быстро закрутил ворот. Наполнил свое ведро и понес в дом. На крыльцо выскочила какая-то девчонка.
– Ты чего, Маш? – удивился Валерка.
Машка??? Эта девчонка та самая Машка, вечно ходившая в рваном платье и дырявых колготках?
Девчонка молча сунула Валерке еще одно ведро и подхватила полное.
– Да донесу я, – возмутился Валерка.
– Дуй с этим, а полное я и сама отнесу.
Из дома кто-то позвал Машку по имени.
– Иду, мама Люба!
– Мама Люба? – я повернулся к Александру Петровичу.
– Любовь Николаевна Орлова. Недавно похоронила мужа, а сын погиб в Афганистане. Хотела усыновить каких-нибудь сирот, но ей не позволили. Одинокая женщина, не молода… Нам удалось решить проблему. Я полагаю, что это в любом случае лучше, чем детдом или улица. Ребятам здесь нравится. Да, честно говоря, я бы и сам не прочь, чтобы меня так усыновили. Чистый воздух, здоровые продукты. Хотя и труд тут тяжелый, но ребят не пугает. Хочешь зайти в гости? Они будут рады.
Я опять покачал головой.
– Как знаешь. Поехали тогда обратно.
Еще два часа на возвращение. В этот день мы больше никуда не ездили. Переночевали в квартире, я так и не понял в чьей, а на следующий день уже летели на настоящем вертолете. Летел я впервые и потому с большим любопытством глядел в иллюминатор. Приземлились на территории какой-то части, а потом из окна кабинета начальника части я с удивлением наблюдал за Мишкой в ладно подогнанной военной форме, марширующего вместе со сверстниками по плацу.
– Тоже такие же сироты, – пояснил мне Александр Петрович. – Сначала один прибился к части, потом солдаты еще одного привели. Не выгонять же было? Так и прижились с тех пор. Теперь вот целая орда живет на правах сынов полка. Сейчас даже довольствие получают.
– И Мишке нравится? – удивился я.
– Здесь никто никого силком не держит, каждый волен уйти в любой момент. Но до сих пор никто не сбежал.
За следующую неделю мы таким образом навестили всех моих друзей по несчастью, с которыми я провел последние полтора года. Ленька оказался в интернате для одаренных детей. Я не удивился. Он и раньше великолепно рисовал, даже на добытые деньги покупал альбомы и краски. Гвоздь сам ему часто дарил все это. Зарабатывал тоже рисованием – продавал свои пейзажи или рисовал портреты на заказ. Просто удивительно, как быстро разыскали всех из нашей компании и пристроили каждого.
– Вы ведь немного времени потратили? – сердито поинтересовался я.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
