– Я все же попробую! – настаивала девушка. – Но не волнуйтесь, вас я не стану упоминать.
Так до конца и не освободившись от обуревавшего его гнева, Йо только пожал плечами.
– Попробуйте. Может быть, вам удастся на что-то повлиять. У меня больше нет такой возможности, ваш брат об этом позаботился, – сухо ответил он.
А затем, вдруг вспомнив, что он не просто так оказался наедине с этой девушкой в гардеробной, спросил:
– Но вы еще прежде хотели о чем-то со мной поговорить?
– Я… – Она вновь покраснела. – Именно об этом. Я чувствовала себя очень виноватой, и я хотела попросить вас… – Она протянула ему маленький мешочек. – Не могли бы вы передать это пострадавшему? Здесь немного, но у меня нет своих денег, и я подумала…
Она замолчала, неуверенно глядя на него. Он внезапно ощутил, как в груди разливается странное чувство спокойствия. В доверчивости, с которой она стояла перед ним, протягивая свой кошелек, было что-то трогательное и детское.
– Вы хотите отдать мне свои карманные деньги? – спросил он с искренним изумлением, но Лили уловила в его голосе смешливые нотки, и ее глаза потемнели от гнева.
– Никакие это не карманные деньги, я уже не ребенок! – возмутилась она.
Он невольно усмехнулся.
– И что же это за деньги?
Она запнулась.
– Это мои…
– Карманные деньги! – не удержался он, и она сердито топнула ногой.
– Какая вам разница, что это за деньги? Возьметесь вы их передать?
Он взял у нее мешочек и заглянул внутрь, а затем со смехом вернул его обратно.
– Это просто очаровательно с вашей стороны, – сказал он с презрением. – Но ему вы так не поможете. Этих денег семье хватит недели на две. Лучше оставьте их себе, будет на что купить очередной сопливый романчик.
Она залилась таким ярким румянцем, что лицо и волосы сделались едва ли не одного цвета. Йо стало почти жаль ее. Он подумал, что не надо было так ее огорчать, ведь, в конце концов, намерения у нее были добрыми.
– Послушайте, мне нужно идти. Вы, должно быть, этого не сознаете, но запирать меня здесь было очень рискованно. Одного этого было бы достаточно, чтобы упрятать меня за решетку. Из-за своего легкомыслия вы уже натворили сегодня дел, не находите? – Он снова взялся за ручку двери, решив убраться отсюда как можно скорее.
– Я могу собрать еще денег!
Йо медленно обернулся.
Она смотрела на него почти умоляюще.
– Пожалуйста, я хочу помочь. Денег будет больше, обещаю, мне только нужно немного времени.
Йо остановился в нерешительности. Конечно, разумнее было уйти, оставив ее наедине с угрызениями совести и заняться своими проблемами. Но какая от этого польза Паулю? Он только что предал друга самым подлым образом, разве не должен он сделать все, что в его силах, чтобы хоть немного исправить положение?
В конце концов, он кивнул, сознавая, что впутывается во что-то, о чем потом пожалеет. Пусть так.
– И сколько же времени вам нужно? – спросил он, а она, казалось, обрадовалась, что он не отклонил ее просьбу.
– Не знаю. Неделя, может быть?
Он снова кивнул.
– Хорошо. И где состоится передача?
Она удивленно моргнула.
– Об этом я не поду…
– Мне больше нельзя здесь появляться. Встретимся в городе. На вокзале, под большими часами. В следующую среду, в шесть вечера. Сможете?
Она кивнула, затаив дыхание.
– Думаю, да.
– Отлично! Только приходите одна.
– Ох, мне ведь нельзя! – вдруг воскликнула она. – Я под домашним…
Она испуганно замолчала, хлопнув себя ладонью по губам. Затем робко подняла на него глаза.
Йо оторопел.
– Под домашним… арестом? – Его распирал смех.
– Тсс! – рассердилась она. – Нет, конечно. Но нельзя же девушке одной слоняться вечером по вокзалу. Что бы вы ни думали, я забочусь о своей репутации!
– Что-то не похоже, – ответил Йо, все еще смеясь. – Добропорядочные женщины не заманивают в гардероб незнакомцев. А за что вас наказали? Должно быть, за номер с велосипедом?
Она уставилась на него, не отвечая.
– Ладно, – сжалился Йо. – Можете не рассказывать. Но вы должны что-то придумать, если действительно хотите помочь! Вам даже не обязательно являться туда самой. Не знаю, отправьте посыльного. В шесть на вокзале, не забудьте же.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он заколебался на мгновение, затем протянул руку за кошельком.
– Лучше, чем ничего! – нахально сказал он. Лили кивнула, застигнутая врасплох, и молча передала ему деньги.
Он хотел уже открыть дверь, но внезапно остановился.
– Если я сейчас выйду и кто-то увидит меня с вашим кошельком в руках… – начал он.
– …то я, конечно, объясню ситуацию и возьму на себя ответственность! – твердо сказала она и выдержала его испытующий взгляд.
Йо не знал почему, но он доверял собеседнице. Он кивнул. Потом приоткрыл дверь и осторожно выглянул наружу.
В следующее мгновение он уже мчался через холл, мечтая лишь о том, как бы поскорее убраться из этого дома. Но внезапно он увидел перед собой мальчика и остановился как вкопанный. Мальчик стоял на коленях и сосредоточенно возил по полу игрушечный поезд. Он был одет в матросский костюмчик, а волосы отливали огненной рыжиной, точь-в-точь как у Лили Карстен. Заметив Йо, он поднял голову и испуганно вытаращил глаза.
Йо вздохнул. От взгляда ребенка по спине прошел озноб. Что-то не в порядке с этим мальчишкой, – подумалось ему.
Они молча смотрели друг на друга. На мгновение в доме стало так тихо, что Йо слышал тихое, с присвистом, дыхание ребенка.
– Вет, – неожиданно сказал последний хриплым голосом. Он скривил губы, и Йо понял, что мальчик улыбается.
Йо быстро оглянулся через плечо. Лили не было видно.
– Привет, – нерешительно ответил он, а затем они оба вздрогнули, когда прямо над ними раздался пронзительный голос:
– Где ты опять прячешься? Ты же знаешь, у нас скоро занятие!
Мальчик моргнул, мгновенно вскочил на ноги и, схватив поезд, убежал.
Йо постоял немного, глядя ему вслед. Затем тихо, как вор, улизнул из дома.
Ну и денек выдался, подумал он, покидая виллу. Страннее некуда.
Глава 3
Людвиг Олькерт взглянул на себя в зеркало, удовлетворенно пригладил бородку и стряхнул ворсинки с рукава приталенного сюртука. В тот же миг к нему подскочил слуга с небольшой щеткой и провел ею по ткани.
– Все в порядке, Грегор. И так хорошо, – отстранился господин.
Слуга кивнул, не изменившись в лице, и вручил ему на подносе цилиндр цвета бычьей крови. Этот экстравагантный головной убор Олькерту недавно привезли из Франции. Он подходил к манжетам нового пальто и к клетчатым брюкам – и то, и другое пришлось заказывать в срочном порядке, чтобы завершить ансамбль. Заодно он приобрел на осень подходящее пальто на меху. Олькерт носил только одежду, сшитую на заказ, о готовом платье не могло идти и речи. «Если хочешь чего-то добиться, нужно сначала привести в порядок внешний вид», – всегда твердил он. Ему не нравилось новое веяние, вынуждавшее джентльменов одеваться так, чтобы не затмевать дам, наряды которых, напротив, становились все пышнее. Сегодня пришло время ганзейским купцам хвастаться перед женами своим богатством, и он не находил в этом ничего предосудительного. Еве и их дочери, Розвите, он покупал все самое лучшее – хотя это едва ли делало их красивее, – так почему же сам он должен в чем-то им уступать? Олькерт рассуждал в этих вопросах совсем как француз: чем дороже и элегантнее, тем лучше.
По его указанию, Грегор – специально подобранной ярко-красной булавкой, которая сразу бросалась в глаза на зеленой ткани костюма – аккуратно заколол на нем шейный платок. Олькерту нравилось выделяться, даже если в этом не было необходимости. Куда бы он ни направился, прохожие так и оборачивались ему вслед. Здесь, в Гамбурге, его знали все. И не только потому, что он, со своей золотой гривой, модными длинными бакенбардами и козлиной бородкой, выглядел как-то по-особенному. Все знали, что именно он сыграл ключевую роль в промышленном процветании Гамбурга. Самим своим обликом город был обязан почти исключительно Людвигу Олькерту. И он еще не собирался отойти от дел. О, нет. У него были на этот город большие планы. С тех пор, как он открыл первое конторское здание в Гамбурге, он больше, чем когда-либо, чувствовал себя отцом-основателем новой метрополии. Это было его главное предприятие с тех пор, как он оставил торговлю гуано, то есть чрезвычайно выгодным и пользующимся большим спросом в сельском хозяйстве пометом птиц. Контора Олькерта стала самым новаторским сооружением во всей империи. Электрическое освещение, паровой обогрев, особые лифты, именуемые «патерностер», – и все это прямо у входа в строившийся тогда район Шпайхерштадт, в самом сердце Гамбурга, между Эльбой и деловым центром города. Он потому и вошел в такие расходы, – а проект стоил ему более миллиона марок, – чтобы здание возвышалось именно здесь. Чтобы все понимали, кто в этом городе правит торговлей. Таким образом он выгодно и, главное, безопасно вложил большую часть своего капитала, обеспечив на долгие годы и себя, и своих потомков.
