Автомобили мчались, не обращая внимание на светофоры. Постовые, завидев черные авто с приметными номерами, спешили открыть «зеленую улицу». И вот наконец за окнами замелькали оживленные тротуары большой, наполненной людьми улицы.
– Туточки он, – неодобрительно заметил Карабаев. – И название какое Мещанская! Чистый капитализм!
Сергей уважительно поглядел на юного лейтенанта. Сам он уже в значительной мере утратил подобную непосредственность.
Первая машина пристала к обочине, следом за ней затормозила и вторая. Сотрудники уже выскакивали наружу, на ходу доставая оружие.
– Этот подъезд?
– Нет, этот!
Нужный подъезд был найден быстро. Квартира номер 15 оказалась на четвертом этаже.
– Карабаев, на пятый! Никого не пропускать! Но только тихо, тихо… распоряжался майор.
Лейтенант откозырял и пропал в темноте подъезда. Айзенберг оглянулся:
– Пустельга! Останетесь у подъезда! Никого не пускать! Будет стрельба оставайтесь на месте! Ясно?
– Есть! – оставаться у подъезда, точно какому-то неопытному стажеру, было более чем обидно, но не спорить же в подобной ситуации! Айзенберг быстро оглядел четверых оставшихся сотрудников и выдохнул:
– В дверь звонить не будем. Сразу же выбиваем и врываемся. Берем всех живыми! Алексеенко, готов?
Алексеенко – румяный здоровяк метра два ростом повел могучими плечами и кивнул. Очевидно, вышибание дверей входило в его обязанности.
– Повторяю: всех – живыми! Поняли? Ну, вперед!
Группа исчезла в подъезде. Пустельга вздохнул и на всякий случай проверил револьвер. Впрочем, оружие ему, пока – без всякой особой надобности. Он не обижался на майора. В конце концов, кто-то должен стоять у подъезда, и вполне логично поручить это сотруднику, который числится в группе меньше часа. Но все равно, такое начало было не по душе старшему лейтенанту. Ему, лично пробравшемуся в Яркенд, завербовавшему самого атамана Юровского, создателю агентурной сети в китайской Кашгарии, стоять «на стреме» и вежливо просить бабушек не входить покуда в подъезд, объясняя, что идут газосварочные работы… Что ни говори, положение не из завидных. Правда, Сергею нечего было и думать, чтобы высадить дверь, подобно розовощекому Алексеенко. Но как врываться под выстрелами в квартиры, как брать ополоумевших врагов живьем, Сергей, определенно, знал и умел не хуже прочих…
Минуту-другую наверху было тихо. Затем послышался грохот и треск. Очевидно, товарищ Алексеенко приступил к выполнению своих прямых обязанностей. Сергей чуть поморщился. Будь он на месте майора, то предпочел бы обойтись без излишнего шума. Проще всего открыть дверь отмычкой, тихо и аккуратно. А еще проще – обойтись без вторжения и проследить за квартирой, покуда таинственный Корф и прочие ее обитатели не пожелают выйти. Сергей проводил бы Корфа до самого вокзала, подождал пока тот сядет в поезд, и даже тут не спешил бы арестовывать… Впрочем, пока что группой командовал не он, а майор Айзенберг, и старшему лейтенанту оставалось выполнять приказ…
Грохот наверху усилился, гулкое подъездное эхо спешило растиражировать усилия розовощекого здоровяка. Сергей машинально отметил, что дверь, вероятно, попалась, с характером. Он с тревогой ожидал выстрелов – но кроме грохота и треска покуда ничего было не слыхать. Очевидно, те, кто был в квартире, сообразили, что сопротивление по меньшей мере, бесполезно. Сергей отошел на пару шагов и попытался определить, какие из окон – те, нужные. Он заметил пожарную лестницу, прикинув, что надо проследить, чтобы Корф не попытался уйти подобным романтическим, но порой достаточно эффективным способом. В практике Сергея такие случаи бывали. Однажды самому пришлось удирать – правда, не по лестнице, а по старой, распадающейся под руками веревке – и уходил он не из окна четвертого этажа, а с высоты старинной, сложенной из серого камня, башни…
Удар пришелся по глазам. Сергей зажмурился – и тут же ударило по ушам беспощадно, страшно. Пустельга, едва устояв на ногах, поспешил открыть глаза. Из окон проклятого дома медленно-медленно, словно в неудачной киносъемке, выпадали стекла, а там, где был четвертый этаж, не спеша вздувался огромный черно-оранжевый волдырь, разбрасывая во все стороны какие-то бесформенные ошметки и клочья. Из подъезда ударил зловонный дым, земля дрогнула, и откуда-то раздался первый, еще неуверенный крик…
Сергей прислонился к стене и несколько секунд просто ждал. Ждал, покуда отзвенят выбитые окна, перестанет трястись тротуар, пока не станет ясно главное: устоял ли дом и имеет ли смысл подниматься вверх по лестнице.
Пахло гарью. Где-то наверху уже горело, вокруг кричали люди, а Сергей медленно, сжимая в руке совершенно бесполезный револьвер, поднимался по лестнице. Он дошел лишь до третьего этажа и остановился – дальше дым стоял сплошняком, слышался треск огня, что-то шипело и булькало. Внезапно пелена дыма на миг разошлась, и сквозь нее рухнул кто-то в знакомой светлой форме, правда теперь покрытой черными грязными пятнами.
– Лейтенант! – узнать в этом задымленном чуть живом человеке Прохора Ивановича Карабаева было мудрено. Тот замотал головой, прислонился к стене и прохрипел:
– Они… все… там… Командуйте, товарищ старший…
И тут Пустельга понял все. Ни майора Айзенберга, ни его группы больше не было. Остался лишь этот серьезный лейтенант – контуженный, но все же живой – и он сам. И теперь именно он, старший по званию, должен расхлебывать это адское варево.
– Телефон… – негромко проговорил Сергей, а затем, закричал обращаясь к обгорелым мрачным стенам:
– Телефон! Товарищи, у кого есть телефон!
В квартиру номер 15 удалось зайти только через два часа, когда пожарные уже собирали свои шланги, а эвакуация жильцов разоренного подъезда подходила к концу. Первым в пролом, оставшийся на месте двери, вошел мрачный Фриновский, приехавший почти сразу же и неотлучно находившийся возле дома все это время. Пустельга шел следом, остальные, в том числе вызванные эксперты, – за ними…
Под ногами дыбился обгорелый кирпич, поперек прохода лежала рухнувшая балка, и, казалось, ничего не напоминает о людях, которые совсем недавно входили в эту квартиру, полные сил и уверенности в себе. Лишь через несколько минут кто-то наткнулся на высунувшуюся из-под обломков почерневшую руку.
– Адская машина… – пожилой эксперт пожал плечами и дернул щекой. – Хитро придумано! Стояла не у входа, а, похоже, в конце коридора. Чтобы всех сразу…
Фриновский велел начать разбирать руины. Надо было попытаться определить хотя бы основное: был ли в квартире кто-нибудь в тот момент, когда силач Алексеенко принялся взламывать дверь…
– Ну, вот вам и боевое крещение, – замнаркома невесело усмехнулся, протянув Пустельге пачку «Казбека». Тот помотал головой, хотя курить захотелось сильно – впервые за несколько лет. – Что, старший лейтенант, в такое дерьмо еще не вляпывались?
– Нет, не вляпывались… Как же это?
– А вот так! – жестоко отчеканил Фриновский. – Товарищ Айзенберг, как видите, не справился с заданием. Теперь придется справляться вам.
Сергей удивленно взглянул на замнаркома.
– Что? Забыли? – удивился тот. – Наша договоренность остается в силе. Теперь, товарищ Пустельга, вы – руководитель группы «Вандея». Насколько я понял, с обстановкой вы уже ознакомились?
– Да, – кивнул Сергей, бросив взгляд на черный провал в стене, откуда еще шел дым. – Ознакомился…
3. КОНВЕЙЕР
Кабинет следователя был больше похож на обыкновенную камеру. Стены белели свежей известью, деревянный некрашеный стол стоял как-то косо, единственный табурет, намертво привинченный к полу, бь1л густо заляпан чем-то темным. Даже лампочка под потолком была без абажура, свисая на длинном перекрученном проводе. В углу белел умывальник, рядом с которым на обыкновенном гвозде висело несвежее вафельное полотенце. Разве что нар не было, а так все это весьма походило на одиночную камеру, тем более что окна отсутствовали, а дверь была обита глухим железом.
Следователь – молодой парень в сером пиджаке с плохо выбритой физиономией, – чуть скривившись, листал толстую папку, не обращая, казалось, никакого внимания на стоявшего перед ним человека. Шел третий день ареста, и Юрий Орловский уже успел немного прийти в себя. Первый неизбежный шок прошел. Собственно, это уже приходилось переживать – десять лет назад, когда его, еще студента, так же бросили в черное авто с завешенными окошками и отвезли в Большой Дом. Правда, тогда его держали в маленькой камере, где компанию Юрию составлял пожилой нэпман, постоянно бормотавший что-то о происках районного фининспектора и жаловавшийся на скверный тюремный паек. Впрочем, в тот раз Орловского продержали недолго. Он вообще так и не понял, почему тогда, летом 27-го, он понадобился людям с малиновыми петлицами. Его допросили (достаточно вежливо), поинтересовались, знаком ли он с какими-то неведомыми Юрию личностями, а через четыре дня столь же неожиданно освободили.
