— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил ей лорд Шелдон, вырвав из плена воспоминаний.
— Да… я видела там весной цветущие азалии, — медленно ответила она, и голос ее дрогнул.
Сидевший по соседству с лордом мужчина о чем-то с ним заговорил, и Азалия немного перевела дух, надеясь, что волнение постепенно уляжется.
Разве могла она предположить, что из всех пассажиров ее соседом по столу окажется мужчина, поцеловавший ее в дядином кабинете и поначалу принявший за шпионку, а потом за служанку?
Бросив взгляд на генеральшу, Азалия поняла, что та раздражена вниманием к ней лорда Шелдона.
Леди Осмунд поманила ее пальцем, и Азалия послушно поднялась и направилась к ней.
— Поменяйся местами с Виолеттой, — резко распорядилась тетка. — Девочек нужно разъединить, они уже не маленькие, не обязательно им сидеть вместе.
Это был повод, чтобы удалить ее от лорда, Азалия прекрасно это поняла. И хотя она утешила себя тем, что хотя бы избавится от дальнейших расспросов, все равно в душе невольно огорчилась, поскольку ей хотелось еще хоть немного поговорить об Индии.
Впрочем, он все равно не понимает эту удивительную страну и ее людей, сказала она себе. Наверняка он покрикивал на слуг-индийцев и все свое время тратил на то, чтобы немилосердно, на самой жаре, муштровать солдат.
Правда, когда лорд Шелдон заговорил про азалии, в его голосе появились мягкие нотки, удивившие ее. Было заметно, что красота этих цветов тронула его душу, что она много для него значит.
Способен ли человек, спросила себя Азалия, любоваться прекрасными цветами и не мечтать увидеть их вновь? Даже такой лишенный воображения сухарь, как лорд Шелдон?
Она поменялась местами с Виолеттой и села между близнецами.
Лорд Шелдон был занят разговором со своим соседом, но у нее появилось ощущение, хотя она и не могла бы его как следует объяснить, что он внимательно наблюдает за происходящим и отметил поведение генеральши.
Азалия подумала, что трудно вообразить себе более нелепое и унылое зрелище, чем три девицы, сидящие в ряд и погруженные в молчание, и заговорила с Маргаритой.
Но пробудившиеся воспоминания продолжали будоражить душу.
— Тебе нужно научиться поддерживать разговор и выслушивать собеседника, — наставляла ее в свое время мать, когда девочке впервые позволили присутствовать в столовой на званом обеде. — Нет ничего скучней, чем женщина, какой бы красавицей она ни была, которой нечего сказать и которая невнимательно слушает, что ей говорят другие.
— А как нужно себя вести? — спросила тогда Азалия.
В то время она была еще совсем юной и жаждала узнать обо всем.
— Нужно проявлять искренний интерес к другим людям, их заботам, бедам или радостям, — ответила мать. — Когда начинаешь относиться к человеку с неподдельной искренностью, это становится первым шагом к дружбе. А дружба, Азалия, возникает в том случае, если ты отдаешь часть своей души другому человеку.
Азалия никогда не забывала этих слов матери, и, хотя временами ей было нелегко считать простоватых офицеров и их болтливых жен похожими на себя, она всячески пыталась проявлять к ним симпатию и добросовестно выслушивала все их сплетни.
Однажды отец довольно язвительно и сердито отозвался о жене одного офицера, постоянно скандалившей с другими женщинами из гарнизона.
— Неприятная особа, — сказал он. — Ни души, ни сердца, сплошная злоба.
— Мне жаль ее, — тихо произнесла мать.
— Ты жалеешь эту женщину? — удивленно воскликнул Дерек Осмунд. — Почему?
— Потому что она, должно быть, ужасно несчастная, — ответила ему жена. — Раз она не способна дать окружающим ничего, кроме яда и злобы, подумай, что творится у нее внутри и что ей приходится переносить, когда она остается наедине с собой.
Азалия вспомнила, что отец сначала устремил на мать недоверчивый взгляд, а потом обнял ее.
— Ты найдешь оправдание даже для самого дьявола, дорогая!
— А почему бы и нет? — спросила миссис Осмунд. — Ведь ему, в конце концов, приходится постоянно пребывать в аду.
Отец рассмеялся, но Азалия навсегда запомнила материнские слова.
Иногда она даже убеждала себя, что ее тетка такая недобрая, ожесточенная и бессердечная потому, что много страдает, хотя девушке трудно было поверить, что генеральше не доставляет удовольствия делать несчастными всех окружающих — и себя в том числе.
Возможно, когда генерал оставался наедине с собой, он сбрасывал с себя маску напыщенности и чванливого превосходства над миром, возможно, он просто боялся, что стареет и что его заменят более молодым.
«Как мне знать, — рассуждала про себя Азалия, — что думают и чувствуют эти люди, раз у меня нет возможности с ними поговорить».
Да и вообще, сможет ли она когда-нибудь доверительно побеседовать с теткой или дядей? Это так маловероятно!
Обед, состоявший из большого числа блюд, ни одно из которых не отличалось особенным вкусом, подошел к концу.
Леди Осмунд встала из-за стола, подав знак сопровождавшим ее девушкам следовать за собой.
Проходя мимо лорда Шелдона, она остановилась, и он поднялся со своего места.
— Надеюсь, мы увидимся в салоне за кофе, — любезно произнесла леди Осмонд.
— Вы должны простить меня, миледи, — ответил он. — К сожалению, мне придется весь вечер заниматься весьма важными и неотложными делами.
— В таком случае пожелаю вам доброй ночи.
— Доброй ночи, леди Осмунд.
Он склонил голову в легком поклоне, и генеральша направилась дальше.
Близнецы прошли мимо него, как всегда хихикая и перемигиваясь друг с другом. Его взгляд остановился на Азалии.
Она сказала себе, что не станет смотреть на него, но почему-то, словно ее что-то подтолкнуло, невольно подняла на него глаза, когда поравнялась с ним.
Увидев странное выражение на его лице, она оробела и смутилась.
— Доброй ночи, мисс Азалия, — спокойно сказал он.
Она хотела ответить, но слова застряли в горле.
Поспешно, с грацией испуганной нимфы, Азалия повернулась и бросилась догонять кузин.
Ей хотелось оглянуться, но она не осмеливалась.
Только оказавшись на верху трапа, что вел из кают-компании, она почувствовала, как постепенно успокаивается сердцебиение и возвращается способность нормально дышать.
Глава третья
Широко расставляя ноги, чтобы сохранять равновесие во время сильной качки, лорд Шелдон прошел через просторную кают-компанию и обнаружил, что за капитанским столом, кроме него, никого из пассажиров нет.
Еще за несколькими столиками сидели человек десять. Лица у всех были зеленоватого оттенка, и несчастные отказывались от большинства блюд, предлагаемых стюардами. В основном же салон пустовал.
