Было около десяти часов вечера, когда я, наконец, отнесла письма на подпись Джону. Одно было адресовано в таможню Александрии; в другом мы просили начальника полиции выделить конвой для охраны находок; третье предназначалось для фотофирмы в Каире, которая должна была печатать снимки, и в последнем мы сообщали Обществу о прибытии на место. Джон молча перечитал их и, подписав, передал мальчику с фелюги, который поджидал за дверью канцелярии. Засунув конверты в висевшую через плечо сумку, мальчик улыбнулся и, поклонившись, быстро побежал к реке.
И тут Джон сказал то, что я так страстно хотела от него услышать: «Хорошо, что у меня есть секретарь, которому можно доверить подобные дела. Это намного облегчит и ускорит нашу работу».
Может быть, эти слова вырвались у него непроизвольно, а может быть, в этом была и доля расчета — умный руководитель хотел заслужить расположение самого скромного члена экспедиции. Но, так или иначе, с этого момента я решила беспрекословно выполнять любую порученную мне работу, какой бы скучной и утомительной она ни была.
— Завтра, наконец, мы приступим к настоящему делу, — бодро сказал Джон, пожелав всем доброй ночи. — Разве это не замечательно?
Глава седьмая
Утро. Снова солнце и тишина. Я выглянула из окна канцелярии: внизу, над Северным предместьем висело облако желтой пыли. Раскопки начались.
Мы с Гильдой решили отправиться к месту раскопок позднее. Я разобрала и разложила по местам все папки и канцелярские принадлежности и даже подсунула под ножку стола деревянную планку. Затем мы занялись шкафом с медикаментами. Мне казалось, что медикаментов было слишком много для шести молодых здоровых духом и телом людей, и я осторожно спросила об этом Гильду. Она ответила:
— Обычно лишь несколько человек обращаются за медицинской помощью, но иногда заболевают все сразу, приходят даже целыми семьями, тогда и наступает горячая пора. Мы, конечно, обязаны лечить только наших рабочих, но, право же, невозможно отказать остальным.
Гильда ушла, ей нужно было поговорить с поваром, а я продолжала расставлять по полочкам пузырьки с борной кислотой и раскладывать пакетики ваты.
Наконец, мы направились к месту раскопок. Гильда была именно такой, какой должна быть жена археолога. Она имела большой опыт полевых работ, прочитала много литературы по археологии и, став женой Джона, особенно увлеклась археологией Крита и Египта.
Она рассказала о жизни на Крите, где они ежегодно проводили летние месяцы. Когда Джон работал куратором, они жили в Кноссе на вилле Ариадны в непосредственной близости от Дворца Миноса.
В самом слове «Крит» заключено какое-то волшебное очарование. По крайней мере, так казалось мне после того, как я узнала миф о Тесее и Ариадне, истории о том, как клубок красных ниток помог Тесею, убившему Минотавра, выбраться из лабиринта. Позже мне приходилось видеть критскую живопись. Цветы и летающие рыбы на стенах дворца, морские чудовища Я водяные растения на изящной глиняной посуде, фрески, на которых изображены атлеты и акробаты, совершающие прыжки и сальто над разъяренными быками, — это изумительное, необыкновенно реалистическое искусство восхищало меня.
До этого утра я никогда не задумывалась над тем, какую роль сыграли отдельные образцы критской живописи в истории мирового искусства, и, конечно, не имела ни малейшего представления о той связи, которая существовала между прекрасным критским искусством и «новым» искусством Египта, достигшим наивысшего расцвета при Эхнатоне и именно здесь, в его городе.
Мы с трудом пробирались по песку, и Гильда рассказывала. Незадолго до восшествия на престол Эхнатона, по всей вероятности в период царствования его отца, материковая Греция сокрушила былое могущество Крита. Его мощный флот был уничтожен, Кносс и другие города острова сожжены. Возможно, что в мифе о Тесее, вступившем в единоборство с Минотавром в его логовище, в какой-то степени отражены события, происходившие в действительности.
Критские художники, почувствовав приближение бури, бежали, вероятно, на юг и нашли приют в Египте, где в то время правил отец Эхнатона. В изгнании они продолжали создавать свои чудесные картины, и египетским художникам, может быть, довелось видеть, как работали эти мастера. Как бы то ни было, именное в этот период в египетском искусстве появляются черты нового. Художники в значительной степени преодолевают формализм и абстрактность в манере изображения жизни. Обычные повседневные предметы приобретают в их глазах самостоятельное значение, а не играют роль деталей какой-нибудь картины, прославляющей подвиги фараона. В Фивах, во дворце, построенном отцом Эхнатона, сохранились фрагменты фресок, уже носящих черты этого нового стиля. На объемно и искусно воспроизведены утки с ярким оперением, плывущие среди кустов лотоса.
Мы находились уже примерно на полпути от места раскопок. Справа от нас пальмы несколько отступали к реке и в образовавшейся песчаной бухте беспорядочно громоздились низкие стены. Я видела немало развалин, и мне было нетрудно определить, что это нагромождение скорее походило на руины одного огромного здания, чем на развалины нескольких домов.
— На полу в южной части дворца есть чудесные образцы живописи нового стиля, — сказала Гильда. — Вы ведь видели репродукции Петри?
Я ответила утвердительно и добавила:
— Где-то здесь должен находиться Северный дворец с его изумительными стенными росписями. Я видела прелестные цветные репродукции. Где же он был расположен?
Гильда остановилась и рассмеялась.
— Здесь, — сказала она, указав на разрушенные стены.
— Это и есть Северный дворец?!
Я вспомнила восхитительные репродукции Северного дворца в одном журнале: стены сплошь расписаны нежно-зелеными болотными цветами и травами, странные хохлатые птицы, голуби и алкиды сидят или порхают в листве.
И все это найдено здесь, на выжженных солнцем пыльных руинах. Я попыталась на миг представить себе, как выглядел когда-то этот дворец. Изящный, красивый, ослепительно белый на фоне синего неба.
Он возвышался над деревьями, а в его чудесных комнатах мягко светились живые фрески.
Вскоре мы пришли к месту раскопок, которое напоминало разворошенный муравейник. До нас доносились выкрики, а иногда и обрывки странных, непривычных для моего слуха песен. Работа, по-видимому, велась в двух местах. Высохшее вади пересекало Северное предместье и под прямым углом уходило к реке. Джон сказал, что в древности здесь, возможно, проходил канал, по которому припасы подвозились к самому сердцу предместья. Судя по шуму и пыли, основные раскопки проводились по ту сторону вади. Однако небольшая группа рабочих, которой руководил куфти, энергично работала в юго-западном углу предместья. Здесь же был и Джон. Мы подошли к нему.
Оказалось, что раскопки ведутся в квадрате Т.34. Песок все еще заполнял комнаты почти на три фута. Чем ближе к полу, тем сложнее становится работать. Там обычно и обнаруживается масса предметов нередко очень хрупких: ступени для омовения, плиты кирпичные скамейки. На этой стадии копать нужно не торопясь и очень осторожно.
Землекоп брал у одного из смуглых эльфов веревочную корзину и ставил ее между коленями. Затем, ловко взмахивая мотыгой, наполнял ее песком. Мальчишка подхватывал корзину и присоединялся к нескончаемой веренице ребят, двигавшихся к свалке. Этот участок надо выбирать очень продуманно: он не должен быть слишком удален от места работ и под ним не должно быть погребено какое-либо здание. Ребята направлялись к дальнему концу свалки, сбрасывали свою ношу — и с хохотом и пением, размахивая корзинами, поспешно возвращались за новой порцией.
Тонны песка переносились с удивительной быстротой. Песок в комнатах заметно убывал, но ребята не проявляли ни малейших признаков усталости. Это движение — от дома вверх по насыпи и снова назад — напоминало какой-то очаровательно непринужденный сельский танец. Красные, голубые, оранжевые, зеленые и белые бумажные платья мелькают вдоль серо-бурой насыпи, пыль поднимается столбом, и вот ребята уже возвращаются и, украдкой поглядывая на нас блестящими глазами, в сотый раз опускают пустую корзину к ногам отцов.
— Прекрасный дом, — удовлетворенно сказал Джон. — Взгляните! — Он взял какой-то предмет, лежавший на низкой стене среди картонных коробок и блокнотов. Ничем не примечательная база колонны, подобная тем, какие были у нас в доме, только гораздо меньше. Можно ли судить о характере постройки по такой незначительной детали?
— Она куда меньше тех, которые мне приходилось видеть, — отважилась заметить я.
— Вот в том-то и дело, — сказал Джон. — А где мы обычно находим их?
— На полу, конечно, — ответила я, чувствуя, что проверяется моя сообразительность.
